– Нет. Что было дальше?
– Между разрубленными частями змеи прошла женщина. Незнакомая женщина. Я никогда ее не видел.
– Она похожа на твою мать?
Рэй позволил себе еле заметную усмешку.
– Ни одна женщина не похожа на мою мать, – ответил он с ноткой гордости. – Так говорит Нэйджел. Так считаю и я.
Впервые за все время он услышал тихий смех.
– Ты хорошо сказал, мальчик. Но видел ли ты кого-нибудь, кто напоминает эту женщину из сна?
Он немного подумал.
– Да, господин.
И пристыженно умолк.
– В чем дело?
– Это глупо. Но если ты настаиваешь, я скажу. Ее напоминает одна маленькая девочка. Совсем маленькая, ей не больше семи лет. – Он вздохнул и закончил: – Это сестра моей подруги Туирен, ты ее знаешь.
– Я знаю Туирен, дочь Анаис, – подтвердил Нессарх. – Но малышку не видел уже давно. Как ее зовут?
– Азира, господин.
Нессарх вернулся в кресло. Для этого ему пришлось сделать шаг назад, и Рэй, ничего не видя, каким-то непривычным образом уловил движение его сильного гибкого тела в темноте, ощутил на лице холодное дуновение, как будто кто-то быстро взмахнул рукой прямо перед его носом.
Он зажмурился. Снова открыл глаза. И услышал шепот Нессарха:
– Ты начинаешь видеть меня.
– Мой господин?..
– Ты начинаешь видеть не глазами. – Он помолчал. – Так и должно быть. За этим ты и приходишь. Именно этому я тебя и учу.
С тех пор Рэй мог думать только об Нессархе. Как он здесь оказался? Молод он или стар? «Он болен», – сказала Сейзмире, его мать. Только и всего. Но не всякий человек, заболев, хоронит себя заживо в заброшенных коридорах и полуобвалившихся шахтах Дзартушти, куда без провожатого не сунется ни один воин-рахамит, за исключением вождей яхада.
Тем самым внутренним зрением, каким обладал всегда и которое заметно отличало его от остальных юношей и девушек его возраста, он видел, что Сейзмире знает больше, чем говорит. Но сколько бы раз он не подступал к ней с расспросами, ответ был один: молчание. И предостерегающее поблескивание холодных голубых глаз.
Да, он верно сказал: ни одна женщина не похожа на его мать. И вообще, людей с европейской внешностью в городе немного. Рэй помнил, что раньше, до того как Нэйджел привез их сюда, у матери было другое имя. Но когда они впервые предстали перед Большим Советом, она назвалась Сейзмире, и с тех пор все зовут ее только так.
– Это имя мне дали индейцы, – пояснила она своему девятилетнему сыну, – много лет назад.
– Что оно означает? – спросил Рэй, к тому времени уже твердо усвоивший, что каждое имя что-нибудь да означает.
– Плачущая Без Слез.
Когда-то давно они жили на маленькой ферме посреди залитых солнцем прерий, а теперь живут здесь, в этом загадочном, невообразимо древнем, но продолжающем постепенно разрастаться подземном городе, который начали строить предки современных жителей много веков тому назад. Последнее время наземных построек становится все больше и больше, потому что бомбовых ударов с воздуха уже можно не опасаться. Военные действия сворачиваются во многих регионах, и это является не столько результатом внешней политики Федерации, сколько результатом действия в мире каких-то неуловимых, могущественных сил, которые без винтовок и лазерных пушек мало-помалу налаживают взаимоотношения с потомками инопланетных захватчиков. И к этому почти наверняка причастны и Нэйджел, и Нессарх, и некоторые из вождей, и даже Сейзмире. Время от времени она исчезает неизвестно куда, и Рэй не видит ее неделями. Тогда он напоминает себе, что она не хранительница домашнего очага, а военный врач, в услугах которого могут нуждаться и другие яхады, и терпеливо дожидается ее возвращения, чтобы заполучить на свою голову еще кучу вопросов без ответов.
* * *
Он умолк и устало прикрыл глаза. Потер пальцами сомкнутые веки.
– А дальше? – вырвалось у Данилы.
– Это долгая история.
– Сам сочинил?
– Да, – улыбнулся Алекс. – Со мной такое бывает.
После этого некоторое время было тихо. За окном стемнело, но ни один из них даже не пошевельнулся, не протянул руку, чтобы включить стоящий между креслами торшер с красным тканевым абажуром.
– Мой отец болен, – внезапно заговорил Данила. В голосе его слышалось непонятное ожесточение. – Он работал на месте аварии одной АЭС. В зоне заражения.
– Ликвидатор? – бесстрастно уточнил Алекс.
От него не ускользнуло, как пальцы мальчишки конвульсивно сжали подлокотники кресла.
– Да. Но перед этим они поссорились – мои родители. Он ушел к другой женщине. Но она бросила его после того как… после того…
Алекс метнул в его сторону еще один быстрый взгляд исподлобья.
– Он умирает?
– Уже восемь лет. Никак не помрет.
Данила сглотнул.
В прихожей хлопнула дверь.
– Ладно. Спасибо за компанию.
Закрыв ноутбук, Алекс встал и направился к двери. Он знал, что Данила провожает его сердитым, растерянным и одновременно умоляющим взглядом – еще бы, после таких признаний хочется по крайней мере насладиться реакцией собеседника, – но не обозначил своего отношения к услышанному ни ответным взглядом, ни гримасой, ни словом. Ничем.
– Добрый вечер, – прозвучал за спиной знакомый негромкий голос.
Вера ощутила близкое присутствие мужчины, который занимал так много – непозволительно много! – места в ее мыслях. Сделав шаг вперед, он ловко подхватил ее пальто и повесил на крючок.
– Спасибо, – пробормотала она, краснея.
Чувствовать себя гостьей в собственном доме! К горлу вдруг подкатил комок. Только бы не заметил. Взгляд, проникающий под одежду. Более того, под кожу. Наверняка был любимым сыночком, мать в нем души не чаяла. Думала, что растит принца. Признайся, признайся хотя бы себе самой, ведь и ты мечтаешь вырастить такого же принца, чьи глаза обещали бы рай и ад всякой женщине, уставшей от одиночества… Так, только не раскисать.
А поздно вечером, заглянув на кухню, она обнаружила там миску, точнее, тазик, с мандаринами и Данилу, который эти мандарины с урчанием пожирал. Тут же, на столе, возвышался величественный ананас.
– Откуда такое счастье? – поинтересовалась Вера, хотя ответ напрашивался сам собой.