В стране слепых я самый зрячий, или Королевство кривых. Книга 2. Том 3. Накал

– Назови меня на «ты»? – сказал он, глядя так, что я поёжилась. И какого лешего, Валерий Карлыч, вы так влюбились в меня? Неужели я виновата ещё и в этом?

Мы спустились в сад, и пошли по идеальным дорожкам вдоль деревьев, потом показались фонтаны, они уже работали, тихонечко шурша тонкими струями.

– Тебя тут снимали в образе Симонетты Веспуччи, – сказал он. – Когда ты приедешь сюда в следующий раз, весь город будет носить тебя на руках.

– Я не так прекрасна.

– Ты прекраснее.

– Не-хет… – засмеялась я.

– Мне виднее. Я – художник, – сказал Вальдауф, блаженно улыбаясь.

– Вы – мой любовник, – сказала я, качая головой, имея в виду, что он смотрит на меня влюблёнными глазами.

Вальдауф остановился, обернувшись на меня.

– Ты ещё так считаешь?

– Войдя в реку, мы намокаем, – сказала я, тоже остановившись. – И вода остаётся с нами, даже высыхая.

Вальдауф протянул руку к моему лицу, погладил по волосам, забираясь пальцами в спутанные пряди, я не постаралась причесаться, встав с постели.

– Я люблю тебя.

Я улыбнулась, я это знала, и я знала, что это чувство, к счастью, радость для него. Он не страдал и не мучился из-за меня, по крайней мере, с тех пор, как оставил безумную идею жениться на мне. Для этого человека я источник радости и вдохновения, за это я любила его самого, приятно дарить, всегда намного приятнее давать, чем брать…

Но Вальдауф будто прочёл мою мысль и понял её буквально, притягивая меня к себе…

– Ва- алери… – я не успела договорить.

Ну что… сама виновата, сказала же, что он мой любовник, вот он и вступил в права… к порядочной девушке он и не подступил бы когда-то, что теперь ломаться? Под видом чего? Если я не смогла прекратить нашу связь, когда вышла за Марка, если я сама настолько низко пала в своём существовании, когда вообще позволила себе сделаться любовницей профессора, то, что теперь трепыхаться? Лежи теперь в своей тёплой грязи и похрюкивай…

Ну а почему нет? Да, хорошо, хорошо перестать мучительно думать о прошлом, всё время спрашивать себя, как я могу делать то, что делаю, и как вернуть прошлое и как не дать ему вернуться, потому что той девушки, чистой и невинной уже нет. Да, наверное, и не было. Наверное, будь я по-настоящему такой, ничего бы не произошло у нас с Маратом. Уговаривать свою совесть и стыд тем, что это подстроила Кира, я могу сколько угодно, но я сама болтала ним, и мне нравилось, как у него блестят глаза в полумраке комнаты, что я не догадывалась о его намерениях? Так что не надо думать, что я хотя бы когда-нибудь была иная. Права была Екатерина Михайловна, когда не позволила Валере жениться на мне. Конечно, с ним я была бы иной, конечно, он был все миром для меня, и мне не было бы его мало, но почему он должен был быть с падшей? Не иметь детей и отбиваться от претендентов? Зачем это Валере? Он прекрасный, чистый, идеальный алмаз, а я слякоть, мне не место с ним, со мной он станет страдать. Той, что была его воздухом, как я думала, уже нет. А скорее всего и не было никогда. Приятно думать о себе, что ты такая, что твоя любовь кого-то оживляет и делает не только счастливее, но и совершеннее, но это не так. Для настоящей любви надо быть чистой, а не такой как я, барахтающейся в траве с любовником, и думающей, что одаривая его своими ласками, я делаю нечто доброе. Просто упала в грязь, где мне и место… на этой влажной траве и мягкой душистой местной земле, с утра впитавшей воду поливки, распылявшуюся здесь до рассвета… Господи, как какие-то животные…

…Да, ей было хорошо, я это почувствовал сам, по тому хотя бы, как хорошо было мне. И почему так мне только с ней? Почему её красота кажется мне совершенной? Почему её тело источник необыкновенного удовольствия, почему она? Именно она и никто больше? Сколько раз я пытался задавать себе этот вопрос и никогда не находил на него ответа, а сейчас на этой тёплой итальянской земле вдруг понял, что я не должен думать, я должен только наслаждаться. И всё. В этом моё счастье и дар Небес. Такой же дар, как и мой талант.

– Ты похудела, Таня, – казал я, помогая ей подняться с травы.

– Ох, Валерий Карлыч, как paysans, как вам не стыдно… а если нас увидят садовники? Никакого стыда.

– Таня, я не спал с тобой три года с лишним, что ты хочешь? – улыбнулся я, подавая ей свитер, который стянул с неё на этой траве, и стряхивая травинки с её волос.

Таня только вздохнула, надевая свитер, выпростав спутавшиеся волосы, они стали завиваться от влаги с травы. Удивительные волосы, вся Таня удивительная…

– Приходите сегодня на обед с Мариной, – сказала Таня. – Она ведь больше не сердится на меня?

– Она счастлива, – сказал я.

И это была правда, Марина умела быть счастливой. После того как отшумела буря, вызванная Таней, всё успокоилось и Марина вообще забыла о том, что какая-то буря была. Так что да, моя жена была счастлива и спокойна. Я привычно заботился о ней, мне не удалось сломать и перестроить свою жизнь, именно Таня не позволила мне этого, взамен оставшись со мной, что ж, пусть так. Пусть солнце приходит ко мне редко, как в Петербург, но зато я знаю, что такое свет белых ночей… счастье никогда не бывает полным…

Глава 4. Игра на клавесине

…Вальдауфы были нашими соседями, об этом мне сообщила Таня утром. Ну, то есть утро было относительное, это я только встал, а вообще уже царил полдень. Я нашёл Таню в ванной, той самой, которой она и восхищалась и посмеивалась над невероятной роскошью.

– Давно ты тут плаваешь? – спросил я с улыбкой.

– Уже да, – улыбнулась Таня. – Выспался, милый?

– А ты? – спросил я, прежде чем начать умываться. – Ты, по-моему, вообще не спала.

– Бывает…. Тут, оказывается, Вальдауфы по соседству обитают.

– А я знаю, он приходил на съёмку полюбоваться на девчонок и, конечно, на тебя.

– А чего не сказал?

– Да не знаю… я знал, что он всё равно нарисуется, – сказал я, невольно брызгаясь зубной пастой.

– Я пригласила их на обед сегодня.

– Ну и хорошо, – я прополоскал рот. – А то мы будто в ссоре с ним, даже когда приходил, выпить со мной отказался, так сидел, как будто в обиде до сих пор. Приставал?

– Конечно, – усмехнулась Таня.

– Вот говно… ну ладно, врагов надо держать близко… вылезай, Танюшка, за стол без тебя не сяду.

– Я без тебя тоже не садилась.

Вальдауфы пришли к пяти, Марина, оставившая теперь балетную сцену, сохраняла идеальную форму, но её худоба не красила её, делая слишком жилистой и сухоносой, она улыбалась из-под соломенной шляпки, на Тане была похожая, но с обширными полями, позволенным только обладательницам такого роста как у неё. Наши дамы в шёлковых платьях, зелёном у Марины Вальдауф и красном у Тани. Этот красный подсвечивал немного бледные до сих пор щёчки Тани. Разговор сразу вышел оживлённый, Марина восторгалась нашей виллой.

– Боже мой, Вольдемар, ты видишь, у них здесь настоящий дворец! – сказала Марина во время небольшой экскурсии по дому, которую Таня устроила гостям, и когда, спрашивается, успела узнать историю этого места и даже некоторых картин?

– Я расспрашивала прислугу. Домоправитель очень словоохотлив и хотя я не всё понимала из его цветистой речи, но кое-что усвоила всё же.

– И допридумала кое-что, да? – улыбнулся я.

– Не без этого, – засмеялась Таня, и все подхватили её смех. Вообще Танюшка очень обаятельная, это удивительно, но я вижу, что она нравится даже Марине, которая когда-то считала её соперницей. Вот, как ей это удаётся?

Нам накрыли стол на одной из террас, ветер легонько колыхал листья на деревьях и кустах, лепестки, края белоснежной скатерти, шелка платьев наших дам и кончики волос. Очень лёгкий тёплый ветерок.

– А в Москве сегодня плюс три, – сказал я и все тоже засмеялись. Ничего, я тоже обаятельный, на том и стоим, как говориться.

– Да, приятно, что можно путешествовать, – улыбнулась Марина, потягивая белое вино. – Теперь открылись все границы. А когда-то мне, чтобы выехать на гастроли приходилось сто анкет заполнять, да ещё с инструкторами беседовать, будто на Марс летали.

Вальдауф улыбнулся.

– Теперь мы и работать и жить можем, где хотим. Завоевание нового времени. Я сказал Тане, что через год Флоренция будет носить её на руках.