Байкал

А вот мать с того дня, как выгнала нас из-за стола, больше не проявляла своего прежнего особенного расположения ко мне. Напоказ сердилась и фыркала при виде Аяи или нас обоих. А то и высказывала колкости вроде: «Глядите, царица с мельницы идёт» или «Мука белая или серая больше по нраву царице?», «С ярицы сегодня муку смолотили?». Но я, уважая мать, не позволял себе отвечать на это, глядя на Аяю, которая невозмутимо воспринимала все эти мелкие уколы.

На охотах и во время пиров иногда, вспоминая детские дружбы, я стал перетягивать к себе парней, которые видели во мне настоящего вождя, тех, кто будет мне преданным другом, как бывают преданны псы – не считая себя равными мне. И Аяя очень помогала мне в том, потому что иногда самые хитрые, предполагая, что станут такими же всесильными, как теперешние вельможи при моём отце, пытались прилипнуть ко мне и умели подольститься так, что я уже верил, что именно этот считает меня самым умным, незаурядным, настоящим будущим царём. Но Аяя, зоркая, как никто, говорила мне, когда мы оставались наедине:

– Не приближай больше этого. Он лжец, гнилой и подлый, он предаст при первой возможности. Но и не удаляй слишком, держи в поле видимости, зная, на что он способен, будешь видеть и опасность по нему.

А о другом говорила:

– Этот и ждать не будет, он настоящий лазутчик.

– Лазутчик? – изумлялся я. – Чей? Отца?

Она качала головой:

– Нет, твоих врагов. Они уже поняли, что ты сильный, что ты настоящий могучий будущий царь и хотят уничтожить тебя. Причём, пока твой отец жив-здоров, ты ещё в относительной безопасности, но, едва он умрёт, тебя убьют, не дадут стать царём.

– И кто, по-твоему, мой главный враг? – заинтересовался я.

– Наиглавнейший – это Сил Ветровей, – сказала Аяя. – А вот Викол относится к тебе хорошо. У него теплеют глаза, когда ты говоришь, он всегда внимательно слушает, он тот, кому можно если не доверять, то исспросить совета.

– Значит, по-твоему, Викол может быть другом нам?

Аяя покачала головой с сомнением.

– Другом… нет, друг – это кто-то близкий, по духу и мыслям, а Викол, он… обтекаемый, осторожный, он подождёт, кто победит, к тому в итоге и присоединиться. Это попутчик, может быть союзник даже, но не друг.

Ну что же, и это уже немало, Викол заведует книгами, всеми знаниям, он наш учитель и временами мне кажется, что он знает всё, хорошо уже, что такой кладезь хотя бы нам не враг, как большая часть приближённых моего отца.

После всех приглядок и испытаний у меня было три вернейших друга: Рысь, сын моего конюшего, живой и сообразительный обладатель зелёных кошачьих глаз. Игол, спокойный и мудрый, как старец, который подшучивал иногда, что это потому, что он живёт уже шестнадцатую жизнь. И Батербей, с которым мы были дружны всю жизнь, и единственный, кто хотел служить даже не мне, но царству. Так я создал за год с небольшим очень прочную основу своего будущего царствования, когда бы оно ни наступило.

Глава 3. Переход

И ещё кое-что я сделал. Мы с Аяей стали мужем и женой. По всем правилам и законам, заведённым у нас вокруг Великого Моря, ибо, если вышивали и готовили зайца все по-разному, то женились, следуя одному и тому же древнейшему ритуалу. В самый длинный день в году мы пришли с ней на берег нашего Великого Байкала попросить его благословения и соединить нас навсегда. С нами были четыре свидетеля, это трое моих товарищей Игол, Рысь и Батербей и ещё старшая горничная Рина, она с любовью прислуживала мне с детства, выбирала тех самых красивых служанок, которые помогали ей, и приняла Аяю, будто и не отделяла её от меня. Я ей доверял полностью, и хотелось, чтобы здесь был кто-то из старшего поколения, чтобы это не казалось несерьёзным развлечением «детского» двора царевича, вроде моих прежних сомнительных каверз.

Обряд самый простой и в то же время полностью до мелочей соответствовал нашей тысячелетней традиции: мы разделись до рубашек, сняли обувь, распустили волосы, тщательно вымытые и расчёсанные с самого утра, надрезали ладони и, накапав руды в кубок с Байкальской кристальной водой, выпили по глотку, а остатки вылили в Море, после чего надели друг другу на грудь медальоны, слитые из серебра и золота с аверса и реверса и профилями и именами друг друга, мне – её, ей – мои, и после этого, взявшись за руки, подошли к самой кромке Моря.

Сегодня полный штиль, ветра не было, улеглись все волны, то ли замерев в ожидании перемены погоды, то ли предвещая долгий штиль и солнце, что, нечасто, но бывает в середине лета, то ли бурю. Солнце склонилось уже к скалам на западе, чтобы, скрывшись за ними, распахнуть полог ночи.

Я посмотрел на Аяю. Она улыбнулась и пожала мою ладонь своими тёплыми пальцами, а потом сняла свой венчальный венок из ромашек и горечавок и пустила его на волю волн. Моя прекрасная суженая, самая прекрасная девушка на земле, теперь ты моя жена. Мы вошли в воду, она была ледяной, обжигала, пробирала до костей, будто пропитывала, но мы должны окунуться с головой, а для этого надо войти хотя бы по пояс. Повернувшись друг к другу, мы взяли ладони друг друга, кажущиеся горячими в этих ледяных оковах Байкала, смешивая кровь из ещё сочащихся ран.

– Великий Байкал! Мы, Марей и Аяя пришли к тебе стать мужем и женой один раз и на все времена.

– …и на все времена…

Я притянул и поцеловал её, чувствуя, что прекраснее и горячее её губ ничего не может быть в этом мире. А, может быть, и в любом другом…

А после, уже не чувствуя никакого холода, мы присели, скрывшись под водой. А вынырнув, я подхватил мою смеющуюся и фыркающую жену из воды и пошёл к берегу под крики и улюлюкание собравшихся четверых свидетелей. И теперь наша с Аяей кожа горела, и радовались наши сердца.

Конечно, не так проходят обычно свадьбы царевичей, даже последышей, что говорить о наследниках. Обряду уделяют целый день. С утра на берегу собираются самые прекрасные девушки в розовых платьях и с розами в волосах поют самые прекрасные любовные песни под музыку дудочек, на которых играют лучшие юноши в белых, расшитых красной нитью рубашках, потому что на нашем берегу праздничные платья вышивают красной нитью. Пока они поют и водят хороводы, собирается весь город. Последними приходят царь и царица и родители невесты, которые тоже нередко царь и царица одного из Байкальских царств, великих или мелких, как придётся.

И только после приезжают жених и невеста на гнедых конях без сёдел и уздечек оба в красных рубашках босые и с распущенными волосами. Спешиваются, и после этого отец жениха окропляет молодых священной Байкальской водой и произносит слова благословения. А за ним подходит мать жениха и надевает венок из красных роз на голову молодой жены, благословляя её на счастье и любовь мужа.

Вслед за этим на молодых надевают золотые пояса, украшенные драгоценными самоцветами невиданной красоты, сапоги, тоже расшитые золотом и серебром, молодой жене убирают волосы золотыми заколками…

А после пируют и празднуют несколько недель.

Моей Аяе я тоже подарил целый ларец драгоценных украшений, одно из которых – золотую корону тонкой восточной работы с жемчужинами, просить у отца денег на подарки мне не нужно, я имел свои и давно, и тратил их теперь по собственному усмотрению. И пир, конечно, был и у нас. Весёлый, с музыкантами, танцовщицами, звонкоголосыми певцами и танцами. Я не ревнив и позволил своим неженатым ещё товарищам танцевать с моей прекрасной молодой женой. И все мы были счастливы. И все веселились и хохотали до самой глубокой ночи, пока Рина не сказала уже нам: