Байкал. Книга 6

– Почему? – спросил я, выскакивая не к месту. – Токмо… не зовите меня Василевсом, я всего-то Василько-конюх, никакого касательства к древним царям византийским не имею.

Сказав это, я опустил голову, окончательно смутившись и густо краснея, небось, и уши свекольные, запылали…

– Ишь ты, образованный конюх ныне в Новом Городе пошёл, – усмехнулась Басыр. – Не смущай юношу, Мировас, и ты, Арит, не вихляйся, смотреть грешно, веди достойно званию предвечной.

И обернувшись ко мне, она спросила, участливо и едва ли не ласково:

– Ты много читал о нас?

Эта будет похитрее Арит, вона как заходит, будто едва не матерински относится, а у самой на уме та ж похоть, что у Арит. Впрочем, нет, не та, чуть позднее я понял, Арит желает себя и прочих в красе своей утвердить, будто в ком сомнения есть, что хороша она, а Басыр на эти глупости плевать, она с дальним прицелом спрашивает, хочет понять, какие есть во мне ценные таланты, чтобы через привязанность к ней, которую постарается внушить мне, использовать в своих целях, для увеличения власти и влияния. Только Вералга не проявляла ко мне ни похотливого, ни вот такого, торговкиного интереса, что меня к ней привлекало, конечно, более чем к другим.

– Немного читал, – сказал я, отвечая на вопрос Басыр. – Только то, что Викол давал мне.

– Так много книг и не найдёшь, – усмехнулся Мировасор. – Те книги, что давал тебе Викол, прочесть могут только предвечные, обычные люди и буквиц могут не увидеть, али не распознают, как сложить их. Как мы понимаем все языки мира, так от прочих всех людей можем скрыть свои тайны. А есть одна книга, которую может почесть лишь тот, кому суждено ввести своего собрата предвечного в наш круг. А круг наш узок, как видишь… Впрочем, ты не всех узнал ещё, там, через пролив ещё несколько предвечных, всё люди необычные и сильные. Так что выбрать будет из кого. А здесь… вот Басыр – индийская Богиня, которой поклоняются и будут поклоняться ещё через тысячу лет. Арит – просто красавица, что тоже немалый дар. О Виколе и Вералге, думаю, говорить тебе излишне, ты сам их неплохо уже узнал. Я всегда считался мужем образованным и мудрым, но и я не без изъяна, – он усмехнулся, что придало сразу ему какой-то приятной человечности. – Но пока полагал, что я самый умный и прозорливый из всех, отдался греху зависти и едва не погубил всех предвечных… Вот Орсег, да, он у нас – Бог морей и океанов, не думай, самый настоящий, выберешь его, он много тебе чудес откроет…

– Ох, Мир, пьян ты напился, что ли? – покачал головой Орсег, но беззлобно и даже усмехаясь.

Вот Орсег мне показался из всех новых знакомых самым бесхитростным и потому приятным. Не знаю, как я показался всем этим людям, живущим не первую тысячу лет, это меня не слишком волновало, ведь не жениться же мне на их дочках, если я им равный человек, то и не важно, насколько мы нравимся друг другу, в одном дому нам не обязательно жить.

Когда мы вернулись домой, Вералга, пришла пожелать мне доброй ночи и сказала:

– Ты не смущайся, Василько, что смел был с ними, молодец, и что на сладкие взгляды и слова наших женщин не купился, тоже молодец, проглядливость и сметливость твою подтверждает. Днями слетаем и к Эрбину в гости. Там, в том доме, кудесники живут настоящие, поверь мне, не тутошним чета.

– Об Эрбине я читал… он… – обрадовался я, и хотел сказать, что помню, что Эрбин сильнейший из всех, потому как обладает властью над здравием и жизнями людей. Вот уж, да так дар.

– Да-да, и о прочих читал, – улыбнулась Вералга. – Викол постарался описать всех.

– Значит и Аяя, что красоты небывалой и сияющей во веки веков там? – спросил я.

Вералга засмеялась, потрепала меня по волосам:

– Мальчишка ты совсем! Коли судьба тебе увидеть её, увидишь, но к ней не приближайся лучше, поверь мне, держись обычных женщин, красота её чудесна, но и горя принести может немало.

– Да-да, я читал и о войнах, и… неужто из-за женских чар могут такие потрясения случаться?

Вералга покачала головой, покрытой сложным жестким чепцом, по тутошной моде:

– Нет, Василько, чары на то и чары, головы вам, мужчинам, кружить, мутить, войны и драки вы сами затеваете. А кто и что толкает вас, то ваше дело, ваших умов и душ. Женщины за то, чтобы новых мужчин в свои дома приводить, войн и походов не устраивают, вы же токмо затем и злато и власть добываете, чтобы и женщин присовокупить, как предмет величия… Послушай моего совета, выбирай наставника с умом, лучше мужчину, не женщину, эта связь сохраняется навсегда, захочешь ты быть связанным с той, кого давно не хочешь? С мужчиной узы дружеские, куда легче и чище будут.

Когда она ушла, я долго не спал, вспоминая все её слова, всё, что читал, что слышал от них самих и вот эти её речи, и всё пытался представить себе и Эрбина и Аяю с Арием, и удивительного Агори, строителя, способного в одиночку построить и разрушить целый город. И Рыбу, и Дамэ, которых обратила некогда Аяя, просто прикоснувшись своей любящим сердцем к ним. У каждого, кто был там, за проливом, была удивительная Сила, и если они поделятся ею со мной…

Так что получается, я такой же, как Басыр, думаю, как бы выгоднее устроиться?..

Не-ет, это как-то противно…

Надоть сердце открыть, а ум и глаза закрыть, это самое правильное будет, так и открываются дары. Вот кто меня нашёл, тому и открывать мои Силы.

Через пару дней мы отправились на остров, причём никаким не чудесным, а самым обычным путём, море немного успокоилось, и лодка довезла нас. Дом Эрбина был высоко на круто поднимающейся вверх улице, здесь было чище, чем на нашем берегу, казалось, что буря смыла с улиц нечистоты, возможно, так и было, а может быть, просто жителей здесь было намного меньше, потому и меньше грязи, и улицы мощены. Открыла нам не служанка, а высокая и очень крупная женщина с белёсым некрасивым лицом и Вералга и Викол радостно приветствовали её:

– Рыба! Поздоровы ли?

– Все здоровы, заходите! А ты, выходит, новый наш собрат? – усмехнулась она добрыми босыми глазами и протянула мне большущую руку с мягкой ладонью, однако пожала с силой не по-женски, крепко. – Как звать тебя, вьюнош, ишь, златовласый?

– Василько, – с готовностью ответил я, Рыба понравилась мне сразу, словно она моя добрая тётушка, потому что и возрастом с виду она глядела старше и вечно молодой Вералги и других женщин, что я уже узнал. – Ишь ты, ласковое имечко какое, и сам ладный, ничего.

Мы прошли в довольно большой зал, где разожжён был камин, горели и светильники, хотя и был день, но из-за туч и дождя было сумрачно, и свет был нелишним.

– Обед скоро подадут, я слежу, остальные сейчас явятся, уж слыхали звонок-от ваш.

И верно в зал вошёл красивый черноволосый человек, улыбнулся и подошёл ко мне, пожать руку, я сам догадался, что это Дамэ, по описанию в Виколовых книгах, однако о Дамэ написано было немного, думается, Викол сам мало знал о нём.

– Добро пожаловать в круг тебе подобных, – сказал Дамэ.

Он хотел сказать ещё что-то, но дверь открылась, и вошли сазу двое, вальяжный синеглазый красавец, казалось, корона на его челе, и маленький, меньше чем до плеча ему и даже немного плешивый, хотя и молодой человек с живыми карими глазами, не юркими, но зоркими и добрыми.

– Гляди, молодец, какого юношу к нашим бегам прибило, – сказал синеглазый, ясно, что это Эрбин.

– Да вижу, что ж такое, Эрбин, за несправедливость, все предвечные красавцы на подбор, один я неказист – покачал головой Агори, потому что, конечно, это был он.

– Зато один ты молодец и есть, остальные так… Здравствуй, вьюнош, – Эрбин улыбнулся, улыбка у него хорошая, лучше его слов, немного заносчивых и гордецких. – Ты, стало быть, на Руси родился? Мы да-авно не бывали, да, молодец? – сказал Эрбин, с интересом разглядывая меня, пока пожимал мою руку.

– Там вечный снег, как на вашем Байкале, – сказал Агори.

– Вовсе это не так, нет лучше и прекраснее земли, чем наша. А то, что зимы снежные, так то лучче, чем здешние-то: хмарь да сырость, насморк один. А уже вёсны и лета в наших краях – чудо и райские радости, как нигде! – сказал я.

– Вот так, понятно, молодец! – захохотал Эрбин.

– А назад-то вернёшься?

– Конечно!

Эрбин хлопнул меня в плечо.

– Так что, познакомился, говорят, с прочими-то предвечными? И как они тебе? – сказал он.

– Невежей я был бы, великий Эрбин, коли ответил бы на твой вопрос.

– И снова хорошо сказал, – улыбнулся Эрбин. – Вот только великим не кличь меня, я никакой не великий, такого ж росту как вот и ты, и нечего мне величин приписывать.

Да, Эрбин понравился мне, хоть и держал он голову немного слишком высоко и говорил покровительственно со всеми, кроме Вералги, но чувствовалось, что это в нём прирождённое и неслучайное, царское происхождение и воспитание навсегда впечаталось в него, он всё время будто держал корону на челе.

И за столом здесь было так же вкусно, но куда более приятно, чем намедни у Мировасора. Здесь никто не прикидывался и не очаровывал меня нарочно, все вели себя так, словно я был здесь всегда, если разглядывали, то так, что не вызывали во мне неловкости, а будто бы с одобрением и удовольствием, как, должно быть, в семье смотрят на внука от любимой дочки, наконец посетившего дом деда с бабкой. Не было у меня ни родителей, ни деда с бабкой, но мне казалось сейчас, что семью я обрёл.

Величайшая сила у Эрбина, если верить книгам Викола, мне вовсе не верилось, как и во всё остальное, такими обычными казались все эти люди. Такими же, как все прочие, и они могут всё то, о чём пишет Викол?.. Но ведь и я кое-что могу, а кто с виду это скажет?..

– Что ж, от Ария нет вестей? – спросила Вералга перед уходом.

– Нет. Но ведь время у нас есть, успеется, поди, до лета – ответил Эрбин с улыбкой, но в голосе просквозила странная грусть. Почему? Но, прощаясь со мной, Эрбин сказал с искренней улыбкой: – А ты в гости наведывайся к нам, Василько, можешь и без Вералги с Виколом, мы тут ребят не забижаем, сами расскажем о себе, без книжек вручих Виколовых.