Золото. Том 3

– Нет, мой свет, Белогор Ольгович, я не испугалась. Я обрадовалась, что вырвалась из их мерзких рук, что не чувствую их вони и не слышу голосов и того, что они говорили… А пугаться воды… Вода охладила мне тело, остудила ссадины и ушибы. Я поняла, что одежда топит меня и избавилась от лишней: от тужурки, от обуви… тонуть я не собиралась, хотя и нахлебалась воды, пока стягивала с себя все тряпки. Так что я пузырь сделала из намокшего платья и поплыла, как плавают собаки, лошади, кошки, все звери, попадающие в воду. Только у меня был ещё плот, в виде пузыря из юбки…

– Боги… – я не верил ушам. Я представил, смог бы я так… – лето было?

– Нет, милый, осень, даже листья уже опали к этому времени, утренники обмораживали траву… Но к холоду я привыкла раньше, когда спала в амбарах без крыш, ходила почти босая круглый год…

– Как ты выжила?! – выпалил я. – Как можно было выжить?

– Я не одна такая, Белогор, я… тебе дорога, поэтому ты принимаешь близко к сердцу мой рассказ… Но таких девушек… мальчишек ещё больше, только к ним между ног не лезут каждый день, но тоже достаётся… сиротам нелегко, Белуша. Столько сирот… Одно нашествие за другим, люди черствеют…

Лицо тут её просветлело, как лучик мелькнул сквозь тучи:

– Но знаешь, в Ганеше после пожара, ведь погибло столько людей… но ни одного сироты не осталось. Тех, что и до бедствия были и то по семьям разобрали… – она обернулась и улыбнулась так ясно, что и мне стало отрадно на душе.

А потом со вздохом отвернулась опять, предоставив мне продолжить заниматься её косами.

– У меня была подруга в Ганеше… – у неё немного дрогнул голос впервые за весь рассказ, – она… вот то же всё, что у меня. Только она решила, что легче всё же не бороться, а принять правила игры в которых ты не даже не игрушка, а пыль на игрушке…

– И что с ней? – спросил я, хотя ясно, что ничего хорошего…

– Пыль с фигур смахивают всё время и всё время разные руки… – произнесла Ава тихо. – Она умерла. Но не из-за этого… по страшной случайности из-за меня. Её убил человек, от которого я и бежала так спешно из Озёрного. Он четыре года преследовал меня, пока не узнал, что я выхожу за Явана. Тогда и зарезал. Думал меня, но обознался в темноте… Но не он, я не знаю, лучше было бы, если бы адская жизнь её продолжилась?.. Хотя она изо всех сил старалась не замечать своего ада… Когда оказываешься там, где была я, открыты только два этих пути…

Я сел рядом с ней на лавку, оставив уже заплетённую мной косу:

– Простишь ты меня когда-нибудь?

– За что?

– Я должен был прозреть раньше и не дать Дамагою сделать то, что он сделал… я – твой жених, я должен был защищать тебя. А я, далегляд хренов, всё проглядел. Слишком был уверен в себе, в тебе, в неколебимости грядущего и… всё проглядел. Всё проворонил…

Она смотрела на меня, подперев кулачком висок:

– Ну, ничё… – опять играется. Ох, Ава… – Ты шибко-то не страдай, я только крепче стала.

– Ава…

– Не надо, Бел, царица должна быть сильной, а не такой, какой я была бы, будь всё, как мы намечали. Такой нельзя быть даже в самые спокойные и благополучные времена. На троне должен быть бесстрашный воин, чуткий как зверь, сильный и гибкий как булат. Иначе он не отстоит своё царство. Между прочим, может быть, и лучше было бы, если бы я вовсе не родилась, а царём стал бы Дамагой.

– Нет, – я нахмурился, я убеждён, что она не права, – всё, что ты говоришь всё правильно. Только царь не должен быть подлым. Должен быть чистым, проводником света. А Дамагой подлец. Низкий и лживый. Грязный… как мне жаль, что он успел сбежать…

Ава тронула мою руку, взявшуюся в кулак с побелевшими костяшками:

– Не надо, Бог ему судья, я тоже должна была быть потвёрже. Мне не два года было, понимала всё…

– Не надо, сердце лопнет слушать тебя… – выдохнул я.

Она обняла меня, поднявшись, прижала мою голову к себе:

– Сердце… милый мой Бел, не надо про сердце…

Я поднял лицо, обнимая её, прижимая к себе, тёплую, совсем мою теперь. Она погладила меня по лицу, легонько касаясь пальцами:

– Не надо, мой хороший… И так… натворили мы… Хоть мы и чёрт-те где и другое всё тут, мы всё те же… – смотрит в глаза мне, не станет больше, не позволит… опять «нечестно»…

Но она улыбнулась и взгляд посветлел:

– А знаешь, чего мы не делали как люди за все эти дни? Мы не спали! – она засмеялась тихо.

– Спать хочешь?

– Хочу. И ноги озябли, – Ава улыбнулась тихо, – со времени этого ранения стала мёрзнуть…

– Ложись. Не бойся, я не подкрадусь во сне.

Она покачала головой:

– Нет, Белуша, я не хочу одна. Ты можешь просто спать со мной рядом, просто быть рядом? Я не согреюсь без тебя… Или… много прошу?

Я поднялся:

– Дурёха ты, «много». Идём, что ж…

И мы улеглись в мою постель, так и оставшуюся, между прочим разобранной и растрёпанной нами ещё… когда это было? Вчера? Или три дня назад?.. Или десять дней? Сколько прошло, когда затмение?.. Вот время точно перепуталось.

Ава уютно устроилась, взяв мою руку под голову себе, и прижавшись ко мне спиной… я укрыл её и себя всё тем же нашим спутником, одеялом из белой лисы. Лежать было так хорошо, если не считать, что некоторое время я потратил на то, чтобы заставить себя не пытаться скользить по Аве руками и прижиматься членом. Я вдруг вспомнил, что впервые лежу с кем-то в кровати, собираясь заснуть… никогда раньше, за всю мою жизнь я ни с кем не спал рядом. Это удивительное, тёплое ощущение близости. Близости и доверия. Такое простое и недоступное для меня никогда раньше.

Но едва я услышал, что её дыхание стало выравниваться, как я оказался во власти почти отчаянного чувства, что сейчас опять потеряю её.

– Послушай! – я развернул её к себе, обхватив лицо ладонями и спеша сказать то, что вдруг возник возникло во мне: – Я думаю, я чувствую даже, сейчас всё это закончится. Я не знаю, будешь ли ты помнить, что было здесь, я этого не забуду никогда.

Глава 2. Жертва

День за днём, собравшиеся на Солнечном холме, разбив палатки и шатры, ожидали возвращения царицы и Верховного жреца. Первый день сидели и ждали так, жгли костры, варили похлёбку из круп, прошлогоднюю капусту и репу, к которым я так и не могу привыкнуть, пили мёд и вино, ели лепёшки, мясо. Вкусные ароматы плавали над полем, вызывая аппетит. Когда стало ясно, что к ночи Великий жрец и царица не вернуться, разбили палатки, собранные было перед обрядом.

Я, как оставшийся единственным представителем царской власти здесь, приказал пригнать овец, привезти ещё круп, муки, сыра, яиц и прочего, а также вина и мёда. В окрестные леса отправились охотники, к ручьям и рекам

рыбаки. Сколько нам придётся ожидать, никто теперь не знал.

Лай-Дон всё время возле, он первый предложил отправить по домам хотя бы мамаш с детьми:

– Все сведущие говорят, что до ночи никогда не задерживалось это действо, но ничто не указывает, что вот-вот всё закончится, Медведь, – сказал он мне вполголоса, после того, как после заката, бродил среди людей. – Я думаю, лучше нам приготовиться ждать, – он выразительно посмотрел на меня.

Вот тогда мы и приготовились к ожиданию, как выяснилось, не напрасно. Мы с Лай-Доном обсуждали происходящее, уже произошедшее, и то, что ещё предполагается каждый день. После того, как я каждое утро и каждый вечер с верными ратниками, которых я намерен был в ближайшее время сделать воеводами, обходил весь наш обширный лагерь, настоящий временный город, такой, как нам, сколотам было привычно иметь, когда мы вставали в степи, иногда на несколько месяцев, иногда недель, а бывало, что и на пару лет, пока не истощались пастбища, ближние леса и речки. Это нам, сколотам было привычно, и мы с радостью делились с северянами умением жить в палатках, готовить на кострах и тому подобным. К счастью, значительная часть людей разъехались по домам, пожалуй три четверти, но и оставшиеся – это много, очень много людей.

– Почему земля-то трясётся, я не пойму, Яван? Ты же, умный, ты понимаешь? – спросил Лай-Дон, в конце третьего или четвёртого дня.

Я посмотрел на моего главного друга:

– Мы тут не для понимания, Лай-Дон. Это вера. Происходит то, во что ты веришь.