– Она была с братом?
– Да. Добрая матушка вымолила разрешение на проявление братских чувств. Но только на нейтральной территории. Это был Хемфри. Хемфри Спенсер Говард. Сволочь, но до старика ему далеко. Хотя он младший, и у него всё впереди.
– А старший?
Джонатан негромко рассмеялся.
– Его ты должен знать. Это же мой тёзка. Джонатан Спенсер Говард.
– Так…
– Да, Фредди. Глава Службы Безопасности. Бригадный генерал. Почтительный и послушный сын. Гордость и любовь отца. Истинный белый. Что ещё, Фредди?
– Достаточно. Я действительно должен был и сам сообразить.
– Ничего страшного, Фредди. Он тоже слишком высоко, чтобы интересоваться нами.
– Лучше, чтоб не интересовался.
– Для нас, безусловно, лучше…
…Кто-то тронул его за плечо. Фредди медленно приоткрыл глаза. Чуть видное тёмное лицо. Эркин.
– Твоя очередь, Фредди.
– Ага, – он рывком сел, привычно проверяя кобуру. – Ну, как?
– Всё тихо.
Эркин лёг и мгновенно заснул. Фредди закурил, глядя на спящих, подправил костёр, чтобы тихо и ровно горел до утра, и пошёл к стаду. Да, там, в котловине, ожидая обыска, ему было ни до чего, но он же видел, только не понял, что их бычки самые крупные, с лоснящейся гладкой шерстью. Парни поработали на совесть. Эркин в первый раз самостоятельно работал, Эндрю… да он верхом первый раз в имении сел, будто и не видел лошадей раньше, если только издали. Городской, наверное. Но упрямый. Под смех негритят Эндрю раз за разом падал, вставал и, отчаянно ругаясь, упрямо неуклюже влезал на спину Бобби. А сейчас… Да, в Аризоне в его годы ездят куда лучше, так ведь вырос парень не в Аризоне, а… ладно, об этом не надо. И Эндрю, и Эркину всё впервые. Эркину двадцать пять уже, мужик, а ежа впервые увидел. И сами рассказывали, как землянику на Резеде пробовали, не знали, что съедобно, а что нет. И зайца впервые только в имении увидели. Мальчишки! А на обыске держались… что один, что другой.
Бычки вздыхали во сне, гоняя жвачку. Они у парней все, считай, поименованы. И знают парней. На свист к ним идут как собаки, тычутся носами в карманы, лижут их как… как своих. Уже и Резеду они не путают. Сама не уходит. Ну что ж, рабства теперь нет, бумаги всякие в заваруху сгорели да потерялись, может, и повезёт им, выживут. Устроятся. Обзаведутся домом. Домовитые оба. Особенно Эркин. Как говорила Бетти? Мужчины бывают дикие и домашние. Он сам дикий. Привязи не терпит. А Эркин домашний. Хоть и волк. Фредди усмехнулся. Домашний волк. Но повезёт той, что такого приручит.
Предутренний предрассветный ветер перебрал листву. Фредди прислушался. Нет, обычные лесные шумы. Здесь вряд ли кто шляется. Слишком глухие места.
Они шли травянистыми холмами, держа стадо в лощинах, где трава посочнее. По еле заметным в траве или кустах каменным столбикам Фредди угадывал границы имений. Карта у него была, но он обходился без неё. Ему уже случалось поездить по этим холмам, и раньше, и сразу после заварухи… помотался здесь. Направление он знал, а карта слишком грубая, чтобы ею пользоваться.
Походная привычная жизнь.
Озабоченное лицо Эркина, просматривающего их запасы.
Восторженный вопль Андрея, обнаружившего такой мощный малинник, что они сами там долго паслись, догоняя потом ушедшее стадо.
Гроза, когда стадо сорвалось и только невероятными усилиями им удалось не удержать, а направить бычков в нужном направлении. Пусть бегут, лишь бы вместе. Они за время грозы покрыли такой кусок, что к вечеру оказались гораздо ближе, чем Фредди думал, к дому за болотом. Гроза была сильная, дождь не кончался и даже ослабевать не собирался, под копытами чавкала и хлюпала вода. Уставшие бычки лениво брели, уже не обращая внимания на далёкие раскаты грома.
Эркин подскакал к Фредди:
– Темнеет. Вода кругом.
– Бери левее, – прохрипел Фредди. Он, как и все, сорвал голос в грозу, – а то в болото угодим. Гоним к дому, я говорил.
– Ага, – Эркин обернулся и крикнул Андрею: – Налево! Заворачивай!
– Ага-а! – донеслось из сумерек. – Пошёл!
– Пошёл, пошёл, пошё-ё-ёл! – закричал Эркин, скача вдоль стада.
Было уже темно, когда они вышли к белевшему среди деревьев дому и остановили бычков на просторном, заросшем высокой травой газоне перед парадным крыльцом. Бычки, недовольно фыркая, укладывались на ночь.
– Ничего, – Фредди сбил шляпу на затылок и вытер рукавом лоб. – Завтра попасём их, не сходя, наберём упущенное. Все здесь?
– Дважды считали, – выдохнул Эркин и попытался пошутить: – И по головам, и по хвостам.
Фредди улыбнулся.
Они подъехали к крыльцу и спешились. Дом молчал. Только шумел дождь.
– Ну? – спросил Андрей. – Так и будем стоять?
– Эркин, – бросил, не оборачиваясь, Фредди, – объясни ему, где быстрота нужна.
Он медленно поднялся по ступенькам.
– Услышите стрельбу, не лезьте. Мне о вас думать будет некогда. Ложитесь на землю и ждите.
– Хорошо, – кивнул Эркин.
– Психанулись оба, – ворчал Андрей. – Стреляют – падай. Дерутся – падай. Я нож достану, тоже падайте.
– Заткнись, – Фредди достал кольт, фонарик и не вошёл, проскользнул в дом.
Они остались ждать его на крыльце. В сгущавшейся уже ночной тьме смутно различались белые головы лежавших бычков. Ожидание становилось невыносимым. Андрей достал нож и стал подниматься по ступенькам. Эркин толчком в плечо отправил его в угол террасы и сам одним бесшумным прыжком отпрянул к другой стороне. И снова тишина.
И, наконец, громкие тяжёлые шаги. И голос:
– Эй, парни, поднимайтесь. Никого тут нет.
– Мы здесь, – откликнулся Эркин.
Фредди вышел, подсвечивая себе под ноги фонариком, повёл лучом на голос Эркина, осветил их и хмыкнул, сразу догадавшись об их намерениях.
– Заночуем здесь. Развьючиваем, и вьюки сюда. Крыша целая, на сухом ляжем.
Андрей подбросил свой нож, поймал его на лету и спрятал за голенище.
– Что там, внутри?
– Завтра, парни. Всё равно бычков кормить будем, полазите.