Мир Гаора. Коррант. 3 книга

Больше всего Гаору хотелось отправить Лутошку на обед или ещё куда далеко и надолго, а самому закрыться в гараже и читать. Пожелтевшую старую газету. Но… он заставил себя вспомнить, что жрать-то хочется. И вообще… не теряй головы, сержант, прикрой тылы и следи за флангами.

За обедом Красава сразу спросила его, как Лутошка-то?

– Нормально, обвыкнет, – ответил Гаор и усмехнулся, поглядев на всё ещё бледного Лутошку. – Ничего, пацан, это у тебя от запахов, привыкнешь, всё нормально будет.

– Дух в гараже тяжёлый, это верно, – кивнул Сизарь, – как ты, Рыжий, выдерживаешь?

– Привык, – пожал плечами Гаор и добавил: – Бывает и хуже.

– Быват, – согласились с ним.

А Тумак подвел итог.

– Кажин знат, что всяко быват.

Курить на дворе было уже холодно, и Большуха их из кухни гнать не стала. Лутошке курить не дозволялось, но он как подручный у Рыжего остался сидеть с мужиками и слушать их разговоры.

– А заодно и к дыму приучится, – хохотнул Лузга.

Гаор бы лучше время послеобеденного отдыха провёл в гараже, читая газету, но вот так нарушить заведённое он не мог: жить по Уставу его слишком рано и хорошо приучили. Как всеми заведено, так и действуй. Ну, ничего, главное – газета уже в гараже, и есть ларь, где лежат старые газеты, и их можно брать на всякие хозяйственные нужды. А вот чистую бумагу для письма… а аггел, ну и дурак же он! Гаор раздавил крошечный окурок в черепке, который специально для этого ставили мужикам на стол, и встал.

– Мать, а обёрточная бумага где?

– А пошто тебе? – спросила мывшая посуду Жданка.

А Большуха ответила:

– А там же. Всю бумагу, какая не нужна, туда складываем.

– Ага, – кивнул Гаор, проигнорировав вопрос Жданки. – Лутошка, айда. Где ларь-то?

Ларь для газет и ненужной бумаги стоял в коридоре, отделявшем рабскую половину от хозяйской. Длинный, с простой не запирающейся крышкой, что очень понравилось Гаору, внутри он был разгорожен на несколько отделений, по сортам. Гаор с вожделением посмотрел на связки старых газет и журналов и достал большой, сложенный в восемь раз лист почти белой бумаги из-под какой-то давнишней покупки. Хорошо, что Старшая Мать запаслива. Так, и вот этой серой и мятой возьмём. И хватит пока.

Лутошка ничего не понимал, но вопросов не задавал. И только в гараже открыл рот.

– Рыжий, а пошто ты?..

– Обтирать этой будешь, – Гаор дал ему обрывок серой бумаги, – она мягче.

– А…

– Увидишь, – пообещал Гаор. – Всё в дело пойдёт.

Обычно дверь гаража он закрывал, не любит он с неприкрытой спиной работать, но из-за Лутошки – с непривычки пацан и в обморок грохнуться может – оставил её открытой. И теперь, чтоб сделать задуманное, приходилось действовать с оглядкой. А аггел, опять же сам дурак, обысков-то тут нет, чего он приносит из повалуши в гараж или из гаража вынесет, никто не следит. Так что…

Так и вышло. Закончили работу они обычной уборкой. Заодно Лутошка учился мыть пол из шланга.

– Рыжий, – попробовал, правда, Лутошка высказаться, – это ж бабская работа.

– Что?! – изумился Гаор и влепил Лутошке такую оплеуху, что тот отлетел в угол гаража и, больно шлёпнувшись спиной о стену, сполз на пол и остался так сидеть, глядя на Гаора не так даже с ужасом, как с изумлением.

Гаор подошёл и встал над ним.

– Ты мужик или кто? – угрожающе тихо спросил Гаор.

Лутошка ошалело смотрел на него.

– Запомни, – продолжил Гаор, – есть одна бабская работа, что мужику не под силу. Рожать мы не можем. А остальное всё можем. Понял?

Лутошка молча кивнул.

– Тогда вставай и делай, что сказано. Вставай, я тебе не в полную силу вдарил.

Лутошка послушно встал на ноги.

Убрав в гараже и подготовив всё на завтра, чтоб если что, обе машины хоть сейчас на выезд, а если нет, то тоже есть чем заняться, Гаор взял газету и белую бумагу, выключил свет, и они пошли через двор к рабской кухне. Лутошка, шмыгая носом, плёлся за Гаором, не смея ни жаловаться, ни, тем более, протестовать.

Как все, разувшись у входа, Гаор прошёл в свою повалушу, положил газету и бумагу на тумбочку и вернулся на кухню, где Лутошка отмывался у рукомойника. Видно, он уже пожаловался Красаве, потому что та встретила Гаора сердито поджатыми губами. Он улыбнулся ей, уже зная, что и как скажет, если зайдёт речь о том, что он избил Лутошку, хотя и не считал свою оплеуху чрезмерным наказанием.

Мылся он, как всегда, долго и тщательно, отмывая въевшиеся в ладони масло и смазку. И как всегда Большуха его не торопила.

– Чо, Лутошка, – начал, к его удивлению, Сивко, – схлопотал?

– Это за что ты его так, Рыжий? – спросил Тумак.

«Ну, как всегда, – усмехнулся про себя Гаор, – все уже всё знают».

– За дело, – спокойно ответил он. – Чтоб на всю оставшуюся жизнь запомнил.

– Дитё он, – не выдержала Красава, – тебя-то небось…

– Меня не так ещё били, – перебил он её. – Нет, Мать, кто знает, что и как там будет, всё надо уметь.

– Так, – вдруг сказал Джадд. – Много уметь – долго жить.

– Точно, – обрадовался поддержке Гаор.

– Да не об том речь, – возразила Красава. – Учиться надоть, а бить-то так зачем?

– Мастер завсегда с-под-руки учит, – заступился за Гаора и Тумак.

– Не нами заведено, – кивнула Нянька, – не нам и менять.

И Красава замолчала, ограничившись тем, что всё мясо из своей миски выбрала и Лутошке переложила.

После ужина Гаор сходил в повалушу за белой бумагой, ножом и мешочком, в котором по-солдатски держал нитки и иголку, и сел к общему столу мастерить тетрадь и прописи. Мужики, оставшиеся за столом покурить и потрепаться, переглянулись. Удивились и пристраивавшиеся тут же с разным хозяйственным рукоделием женщины.

– Ух, ты, – высказался за всех Тумак. – Это чего ж такое?