Но до посёлка он ехал, улыбаясь, насвистывая и напевая самые озорные и «солёные» песни из своего армейского репертуара. И даже смерзающаяся на дороге ледяная корка не испортила ему настроение.
Поганое время – зима, хоть на фронте, хоть на дороге. Но когда ты сыт, в ватной «теляге» – стёганой армейской куртке, кирзовых крепких сапогах с байковыми портянками, то и пешком не замёрзнешь, а уж в тёплой кабине… и вообще, чему ты радуешься? А вот этому! Тёплой одежде, сытному обеду и предстоящей ночёвке в посёлке, где тебя и за стол посадят, и на постельку уложат, и ночью замёрзнуть не дадут! Какие ещё могут быть радости у раба-водилы? Вот именно! А ничего другого нет, и быть не может.
К въезду в посёлок он почти привёл себя – и голову, и морду – в порядок. И работа есть работа. Заказ большой, по двум накладным, и обе длиннющие, и надо не перепутать, всё выгрузить, проследить, чтобы управляющий с пьяными – до праздника ещё две декады, а чмырь уже хорош, и явно не первый день – покрасневшими глазами ничего не перепутал, и принять бланк заказа, здесь, хорошо, жена управляющего вмешалась.
– Да, госпожа. Всё будет сделано, госпожа.
И даже чаевые обломились. Совсем здорово!
А пока дошёл до отведённой ему старостой под ночлег избы, последние мысли о газете надёжно выветрились.
Аргат
Зима, 1 декада
Круги по воде. Они расходились медленно, но не угасая, а набирая силу и порождая новые.
Мало ли сенсаций печатают газеты?! Многие живут столько же, сколько сам газетный лист. День, ну, три, ну, максимум от силы декаду, а потом забываются, перекрываются новыми, не менее сенсационными статьями. И эта бы статья преспокойно канула бы в болото забвения, если бы… если бы внимания на неё не обратили те, кому она оказалась на руку для решения каких-то своих проблем.
– Вы читали?
– Признаться, нет, а что?
– Интересный казус для цивилиста.
– Вот как?
– И в чём тут проблема?
– Если открытие совершает раб, то кому принадлежит авторство?
– Простите, коллега, что вмешиваюсь, но раб-изобретатель? Вы не путаете?
Поблёскивая очками, Стиг Файрон с явной почтительностью и тщательно скрытой иронией слушает, как его старшие опытные коллеги начинают обсуждать действительно интересную проблему.
– Кервин, классный фитиль!
– Где ты его откопал?
Кервин подмигивает собеседникам и отвечает стандартным названием газетной рубрики.
– В редакцию пришло письмо.
– Не боишься Таррогайна?
– Смотри, если он потребует опровержения и компенсации…
– Ты прогоришь.
– Ну, пусть он сначала докажет клевету, а потом обсудим компенсацию.
– Кервин, на два слова.
Редактор крупного «декадника» отводит его в угол общего зала Клуба Журналистов.
– Ты не против, если мои парни попробуют покопаться в прошлом?
– Чьём?
– Таррогайна, разумеется.
Кервин искренне улыбается.
– Конечно, нет.
Конечно, он не против: здесь куда большие возможности. И чем больше грязи и подлости в прошлом Крайнтира Таррогайна откопают и опубликуют, тем легче будет Стигу. И им всем в борьбе за Гаора. Освободить одного раба невозможно. Ни один закон не предусматривает такой возможности. Значит, надо отменить рабство. Полностью. Дать свободу всем, а значит, и Гаору. Нельзя воскресить убитого, значит, надо покарать убийцу.
– Читали?
– Да. Чудовищно!
– Да, коллеги, я никогда не считал Таррогайна… серьёзным учёным, но что он настолько непорядочен…
– Надо поставить вопрос его членства в Академии.
– Да, разумеется.
– И в Союзе Изобретателей.
– Уже.
– Да, и обязательно послать ему уведомление, что его посещения нашего Клуба нежелательны.
– Во избежание эксцессов.
– Да, молодёжь возмущена.
– Значит, решено. Как он появится, свистим.
– А потом?
– Смотрим по обстановке.
– Вам лишь бы поскандалить.
– Теперь у нас не повод, а причина.
– Ну да, если воры читают лекции, то…