Мир Гаора. Коррант. 3 книга

Осень, 5 декада

Рейсы, работа в гараже, занятия с Лутошкой, работы по хозяйству. Всё устаканивается, как говорил Плешак, пусть ему в Ирий-саду хорошо будет. А интересно, ведь у Огня и свет, и тепло, и жар нестерпимый, и лёд вечный, кто уж чего заслужил, а Ирий-сад для всех, или сволочей куда-то ещё отправляют? У кого бы это узнать? Даже случайных обмолвок не слышал.

Гаор гнал фургон в самом благодушном настроении. Так хорошо у него на душе давно не было. Всё, что задумывал, удавалось. Лутошку выпустили с ним в пробную поездку, потом парня проверил сам хозяин, и в следующий рейс по посёлкам Лутошку отпустят с ним. А вдвоём в дороге куда веселее. На склады он уже с Лутошкой съездил и смог в дороге провернуть давно задуманное. Дал небольшой крюк к примеченной им свалке, оставил Лутошку на дороге у фургона с раскрытым мотором, будто починка у них, и, приказав, если что, гудеть, пролез под огораживающей свалку колючей проволокой, порылся во всяком хламе и отыскал большой, на двадцать четыре жилы, и длинный, шагов на пять (4,8 м), телефонный кабель.

– Рыжий, ты пошто его? – удивился Лутошка, когда он вернулся с добычей.

– Увидишь, – пообещал он, захлопывая крышку и залезая в кабину. – Поехали. Место тихое, сам веди.

И Лутошка сразу про всё забыл, вцепившись обеими руками в руль, будто кто отнимает.

Хорошо, на въездах-выездах обыскивают его, а не машину, а уж домой въезжает совсем без обыска. Кабель он сначала положил в гараже, а потом, уже сняв наружную оболочку и расплетя на цветные проволочки, перенёс в свою повалушу. И теперь вечерами не просто курил со всеми в кухне, слушая чтение Лутошки, уже совсем почти правильное, а ещё делал оплётки. На руль, на ножи.

– Надо же, – покачал головой Тумак, глядя на его рукоделие. – До чего умственность доходит.

А Нянька сразу распорядилась, чтобы и обеих девчонок этому выучили. Ну, мужикам, понятно, учиться такому поздно, руки уже под одно что-то приспособлены, бабам некогда, им и шитья хватает, одёжа-то на работе так и горит, а девчонкам в самый раз. Лутошка надул было губы, что ремесло это шофёрское, но тут же сообразил, что если с ним согласятся, то ко всем его урокам добавится ещё и плетение, так совсем невпродых будет, и замолчал. И тут в общем споре, кому и чему учиться надоть, открылось, что Малуша с голосов читать почти научилась.

– Давай и её грамоте выучу, – предложил Гаор.

– Да не быват такого, чтоб девка по-умственному работала! – возмутилась Красава.

– А тебя жаба задушит, что не только твой выученный? – сразу возразила Большуха. – Давай, Рыжий, учи, коли не в тягость тебе.

Так что теперь – Гаор усмехнулся – по вечерам в кухне целая школа. И почему-то ему это нравится. А что? Ведь ни Малуша не глупее хозяйских дочек, ни Лутошка Гарда, так отчего же нет? Хозяин знает, но не мешает, Гард перед отъездом наверняка ведь с его разрешения отдал Лутошке все свои старые учебники, карандаши, ластики и прочую школьную мелочёвку. Нянька даже сундучок подо всё это в кухне выделила.

– Не нужно, чтоб на виду лежало, – объяснил ей Гаор, – а то мало ли что.

– И то, – сразу согласилась Нянька. – А так надо, достала им, а потом убрала.

Повезло и ему…

… Он пришёл в коридор за бумагой для обтирки и сразу полез рыться в старых журналах. Одна из статей показалась ему интересной, и он сдуру вместо того, чтобы втихую унести журнал и уже в гараже растеребить, разобрав по страницам, что сразу в работу, а что отнести в повалушу и почитать на ночь, прямо тут же сел на пол у развороченного ларя и стал читать. И зачитался. Вдруг ощутил, что кто-то стоит рядом и, повернув голову, увидел хозяйские сапоги. Выронив журнал, он вскочил на ноги, приготовившись к неизбежным оплеухам и поездке на «кобыле». Хозяин задумчиво оглядел его и кивнул своим мыслям.

– То-то обёртка порвалась, – насмешливо сказал хозяин.

И он понял, что влетел по-крупному. В последнем рейсе среди прочего он получил на складе небольшую, но увесистую бандероль на имя хозяина. Книги. Один угол обёртки оказался надорванным, а он неудачно сунул пачку в рундук, бандероль билась на поворотах о стенки, и когда он туда заглянул, книги лежали уже россыпью. Он гнал, как сумасшедший, выкроил время для ночёвки в лесу и почти всю ночь читал при свете костерка и фар. Книжки были детские, для малышей, и он заглатывал их одну за другой. Потом кое-как восстановил обёртку и довёз вполне благополучно. И вот… догадался, сволочь бритая. Он угрюмо потупился, разглядывая хозяйские сапоги. Будет бить или к Джадду отправит? Правда, тогда за порванную обёртку он уже получил две оплеухи, а за одно дважды не наказывают. Но это по закону, а хозяйская воля и по-другому может распорядиться.

– Значит, читать любишь? – насмешливо спросил хозяин.

Он промолчал. Ни рабу, ни солдату, ни бастарду что-то любить или не любить по своему выбору не положено.

– Ну, так хочешь читать, Рыжий? – уже с нажимом, требуя ответа, спросил хозяин.

И он не выдержал, вскинул голову.

– Да, хозяин.

– Тогда идём.

И его повели… прямиком к Джадду.

– Джадд, – гаркнул хозяин, – ставь «кобылу»!

– Да, хозяин, – невозмутимо откликнулся Джадд, откладывая очередной нуждающийся в починке кирзач и приступая к обязанностям палача.

Он молча ждал, помогать его не заставили, и на том спасибо.

– Плеть семихвостку, – распорядился хозяин.

Джадд позволил себе мимикой выразить удивление: семихвостка считалась самым сильным наказанием, но приказ выполнил.

– Ну, Рыжий, – серьёзным, даже торжественным тоном начал хозяин, – так и быть, сам решай. Ты читаешь, но тебя за это каждую декаду, или как из рейса вернёшься, будут пороть, по двадцать пять «горячих» и серьёзно, без туфты, понял, Джадд?

Джадд озадаченно кивнул. Хозяин говорил громко, и краем глаза Гаор видел, как поодаль собираются остальные рабы. Столь же удивлённые таким оборотом.

– Или, – хозяин уже откровенно насмешничал, – задницу свою драгоценную сбережёшь, но уже ни газет, ни журналов не увидишь. Выбирай, Рыжий.

Он подумал, что ослышался, и изумлённо уставился на хозяина. Ему разрешат читать? Да за это… да хоть что! И он торопливо, пока хозяин не передумал и не переиграл, едва не обрывая пуговицы, стал раздеваться. Швырнул на землю рубашку и майку, расстегнул штаны, спустил их вместе с трусами…

– Аггел с тобой, читай, – буркнул хозяин и ушел.

Они с Джаддом ошалело посмотрели друг на друга.

– Бить? – спросил кого-то Джадд, пожал плечами и решил: – Хозяин нет сказать бить. Я ждать приказ.

Он подтянул трусы и штаны, застегнулся и помог Джадду убрать «кобылу». А вечером Милуша принесла с хозяйской половины и дала ему свежую сегодняшнюю газету.

– Держи, хозяин велел тебе дать.

Он на радостях расцеловал Милушу так, что она потом долго повторяла.

– Ох, и дикой же ты.

И теперь он каждый вечер читал уже на вполне законных основаниях, а когда он в рейсах, газеты ему не в ларь, а прямо в его повалушу складывали, и в ларе он рылся, как хотел и сколько хотел. Вслух читать он не рисковал: читать-то разрешили только ему, но многое пересказывал потом в трёпе за куревом, да и Лутошка с Малушей читали вслух заданное, а там как к слову придётся, о многом поговорить можно. Раззадоренные его рассказами, и остальные начали рассказывать. И оказалось, что Сивко много старин знает, и таких, что и не упомнят по посёлкам. Так что и здесь у него всё теперь хорошо и лучше некуда.

А вот с рукопашным боем обломалось.

Но тут помешал Гард. Без него, может, и обошлось бы по-тихому. Лутошка всё-таки упросил его, чтоб поучил драться, и он привычно начал с того, как падать, не расшибаясь. Чтоб упал и встал, как ни в чём не бывало. Этому Лутошка учился куда охотнее, чем грамоте и даже автоделу, и к тому же куда успешнее. Учились в гараже и, если хозяина не было, вечером на выгоне. Заинтересовались и остальные мужики, и всё бы ничего, но Гард из-за чего-то заспорил с Лутошкой, толкнул его, и тот упал, как учили, Гард прицепился, чтоб научили и его. Лутошка отказался, помня строгий наказ молчать об этих занятиях. А Гард… Гард пошёл к отцу. Дескать, автоделу он у Рыжего учится, так и рукопашному бою тоже надо. Ну и… Гаор как раз вернулся из рейса, увидел перепуганную физиономию Лутошки с подбитым глазом – хозяин лично приложил – и понял, что его ждёт не меньшее, а то и большее. И угадал. Для начала его самолично, своей хозяйской ручкой – а оказалась она и тяжёлой, и умелой – избили. Потом последовали «горячие» на «кобыле». И Джадд смухлевать не смог: хозяин рядом стоял. Так что пришёл он в себя и встал только на втором ведре воды.

– Надо бы тебя ещё в поруб на декаду, чтоб в разум вошёл, – сказал хозяин, оглядывая его, – да в рейс тебя, обалдуя, надо выпускать. Аггел с тобой, живи. Но чтоб больше… – дальше последовала ругань.

Потом он лежал у себя в повалуше, шипя и ругаясь сквозь зубы, пока Большуха мазала ему спину и ягодицы своими мазями и снадобьями, от боли и оплеух кружилась и болела голова, а ночью, когда удавалось заснуть, ему опять снился фронт, и он – рассказали ему утром – кричал и ходил в атаку.

Лутошка, хлюпая носом и давясь слезами, пытался ему объяснить, что он не стучал и даже не хвастал, что это хозяин сам как-то узнал. Он было послал Лутошку по-фронтовому, пообещав, как встанет, шкуру спустить, но за Лутошку пришли заступаться мужики. Ну и… чего с мальца взять? Ведь и впрямь не хвастал, а что делает, как научили, и притворяться не умеет, так без надзирателей вырос, при матке, вот и… И с Гарда спроса тоже особого нет, откуда ему догадаться, что рабу этого знать и уметь не положено, что смертное это знание?

Гарду, видно, тоже попало, и не как за порнушник, а всерьез, потому что декаду, не меньше, парнишка вообще на «чёрном» дворе не показывался, а когда всё-таки пришёл в гараж, то краснел и смущённо отводил от Лутошки глаза, а услышав вместо уже устоявшегося обращения по имени даже не «хозяйчик», а «господин» – Гаор не смог себе отказать в таком маленьком удовольствии, да и спина ещё болела – расплакался и убежал, отчего Лутошка удовлетворённо хмыкнул.

Правда, потом всё опять пришло в прежнюю норму, только уроки рукопашного боя пришлось отложить до лучших времен. Вот начнёт Лутошка с ним ездить, там-то в рейсе и получится выкроить время, и на лесной поляне, подальше от чужих глаз… самое место. Пока что его за разминками и тренировками ни разу не застукали.