Китечка!

– Доброго дня, соседи! – радостно поздоровался Басараб, выйдя из подъезда и увидев Подвальника вместе с Сумраком на скамейке у крыльца. Октябрьское солнце, кажется, Басарабу не было помехой.

– Чёй-та вы, товарищ художник, на улицу выперлись? Не боитесь в головешку превратиться? – Подвальник хитро ухмыльнулся. Он за свое существование немало вампиров повидал, но таких недальновидных и отважных не встречал. Им бы все по темным углам прятаться да шипеть на остальных.

– Солнцезащитный крем и иммунитет от папеньки, любезный, – Басараб улыбнулся во все тридцать два клыка, поправил широкополую шляпу и раскрыл зонтик. – Он у меня целую страну в ужасе держал, а это дело ответственное, только ночью промышлять не получится.

– Так уж и целую страну? – недоверчиво протянул Сумрак.

– Вот мы и нашли тему для обсуждения на следующем званом ужине, – Басараб достал из кармана пальто мундштук, сигареты. – Собственно, почему бы нам на грядущей неделе его и не устроить?

– Выперлись-то чаво? – повторил Подвальник, высматривая хоть какую-нибудь кошку.

– Краски подкупить нужно, – Басараб закурил, выдохнул сизый дым. – Замечательная погода, не находите?

Дверь подъезда хлопнула и на улицу вышел долговязый юноша с копной кудрявых волос.

– Барашка, привет! – Подвальник помахал ему. Юноша кивнул, подошел поближе. Басараб оглядел Барашку с ног до головы, протянул руку.

– Неуловимый сосед, – вампир слегка задрал подбородок, глядя на нового знакомого сверху вниз. – Как поживаете?

Барашка неопределенно пожал плечами, снова кивнул.

– Он у нас не разговаривает, – Сумрак почесал нос. Басараб с интересом смотрел на Барашку.

– Не желаете ли присоединиться к нам за ужином на следующей неделе?

Юноша, одетый в брюки со стрелками и сюртук с посеребренными пуговицами, задумался. Снова пожал плечами, мол, можно, отчего нет, затем махнул рукой и неспешно пошел вперед, завернул за угол дома. Скрипнула калитка.

– Почему молодой человек отмалчивается? – поинтересовался вампир, провожая любопытным взглядом фигурку Барашки.

– Да как-то не спрашивали, – Сумрак почесал за левым ухом.

– Дабы избежать казусов с подбором меню, – Басараб посмотрел на тучного мужчину. – Поинтересуюсь: чем питается, э-э-э, Барашка?

– Поди разбери евонный рацион, – хмыкнул Подвальник. – Ни разу не видел, что он жрет кого-то.

– Сдается мне, что он призрак, – Сумрак откинулся на спинку скамьи. – Ибо!

Он поднял вверх указательный палец.

– Малец намертво к дому привязан.

– Интересно, интересно, – пробормотал Басараб. – А вы, господа?

– Где хошь могу шататься, – Подвальник шмыгнул носом. – Ничейный я и домище мне не указ.

– Та же ерунда, – поддакнул Сумрак.

– Вы кочевые, стало быть, – нараспев сказал вампир.– У нас так много общего. Что же, пора мне. До встречи.

Он медленно пошел в сторону автобусной остановки.

– Выпендрежник какой, а на автобусе катается, – Подвальник сплюнул на землю.

– Дак может добычу намечает на будущее.

– А-а, и то правда, – промычал Подвальник.

Дом, который считали своим постоянным обиталищем Подвальник и Сумрак, осыпался старой штукатуркой и во многих квартирах пахло плесенью. Потолки высоченные, окна огроменные. Когда доходило до ежегодной весенней уборки, то у тех, кто собирался эти самые окна мыть, случался приступ мигрени. Сколько работы и потерянного времени! Поскольку не каждый жилец мог похвастать чистыми стеклами, просто занавешивали тяжелыми шторами, пыльным тюлем и старались не смотреть на них. Подвальник немного слукавил, когда сказал, что Барашка привязан намертво к дому. Вернее, не только к нему, но и к запущенному дворику, куда вела железная калитка, приваренная к кованной оградке. Во дворике высаживали цветы, следили, чтобы на клумбы не бросали окурки, любовались цветущими каштанами, когда после суровой зимы приходила теплая весна. Но до весны еще далеко, только недавно осень разгулялась как следует, дворик оделся в багряное и золотое. Потому зашторенными окна становились ближе к моменту, когда сгущалась темнота. Подвальник никому не признавался, но сам любил пошататься по дворику, поглядеть на людей и приятелей из других домов. Жители дома вызывали полицию, жаловались на гогот, улюлюканье, завывания, да только статные люди в форме разводили руками, мол, нет никого. Подвальник тогда страшно оскорблялся: раз не видите, то незачем говорить, что никого нет. Есть, есть! Вот как такой «никого» вцепится в горло, сразу все сомнения исчезнут.

Однако, Подвальник трусоват немного, лишь изредка на крупную добычу замахивается, посему статных людей в форме не трогал. Так, изредка пугал своими желтыми глазищами. Сумрак же вообще, относительно миролюбив и предпочитал отсиживаться под лестницей, пассивно питаясь склоками и дурной энергетикой.

Барашка же, к которому прозвище приклеилось из-за кудрявых волос, терпеливо дожидался в дворике одну пожилую женщину. Она жила на втором этаже и каждый день выходила на прогулку с маленькой, брехливой собачкой. Сейчас эта добродушная дама носит приталенные пиджаки, длинные юбки и крохотные шляпки, завивает седые волосы и красит губы не по возрасту яркой помадой. Это теперь волосы у нее седые, а раньше медно-рыжими были. Просто загляденье. Не носит туфель, сменив их на удобные ботинки. Только Барашка помнил, как она играла в салки с другими ребятами, которые теперь встречают внуков со школы, делают с ними домашние задания. Как она гоняла мяч с мальчишками, а потом возвращалась домой в перепачканном ситцевом платьице, с растрепанными косичками и ободранными коленками. Как плакала, когда мать выносила на помойку старых кукол. Как тащилась в школу, как вопила на всю улицу о том, что сдала вступительные экзамены и теперь будет учиться на самом лучшем факультете в мире. Как бежала на свидания, цокая каблучками, как целовалась возле двери подъезда с каким-то очкариком. Как выходила замуж, и потом уехала на долгие годы из квартиры, где выросла и провела детство. Но затем вернулась вдовой, потерявшей ребенка, чтобы ухаживать за больными родителями. Как схоронила мать, проводила в последний путь отца и теперь сама доживает свой век. К ней на дом ходят ученики. Сначала они непрошибаемые балбесы и грубияны, а потом – улыбчивые, вежливые дети. В их глазах горит огонь, возрождается интерес к учебе и они хвастаются отличными отметками.

Барашка не смел соваться в квартиру к любимице, полагал, что это неприлично. Ну, кому бы такое понравилось, вот правда. Барашка не считал себя кем-то невежливым, поэтому ждал во дворике. Терпеливо ждал, у него-то времени много в запасе. Даже не огорчало то, что он был привязан к своей бывшей квартире и в отличие от прочих незримых для большинства соседей не мог уйти в другой дом. Когда Барашка долго болел перед смертью, мама пообещала ему, что не даст гнить в могиле. Потому урна с прахом теперь надежно спрятана там, где сменилось несколько хозяев. Мама сдержала обещание.

Барашка мало что помнил о себе самом, практически не помнил семью. Вроде бы имелась старшая сестра, но её лицо давно стерто временем. Кажется, у мамы были черные волосы. Или русые. Про отца помнил только то, что он тесно связан с морем. А как – увы и ах, остается догадываться. Бродя по своему бывшему жилищу, Барашка придумывал себе биографию. Кто он, зачем и почему. Единственное, что не выветривается из головы – слова. Фраза, которая прочно засела и ничем не искоренить ее.

«Скоро отмучается, скоро».

Тусклый свет ночника, за окном выл ветер. Холодно и, почему-то, мокро. Пахнет сыростью и кровью. Мама шепталась с кем-то темным, сидевшем в кресле в углу комнаты. Мама ли?

Барашка практически ни с кем не разговаривал. Подвальник надоедливый и грубый, Сумрак – почти такой же, впрочем, не настолько болтливый. Что до нового соседа, то он, наверняка, любит разговоры. В разговорах ничего плохого, просто зачастую в них нет никакого смысла. Для Барашки уж точно. Вот и молчит.

Пожилая женщина вышла погулять после обеда. Собачка радостная, что-то все тявкала и бегала кругами. Барашка стоял за деревом и наблюдал издалека. Собачке лучше не попадаться, облает. Животные его видят, как и некоторые дети. Ну, других тоже видят, наверное. Подвальника уж точно видят, да он и не стремится спрятаться.

Барашка все смотрел и смотрел, жадно запоминая каждое движение и то, как звучит голос. Раньше он был звонким, звенел колокольчиком смех, шепот шуршал сухой кистью по бумаге. А теперь добавилась хрипотца, тембр стал ниже. Барашка смущенно улыбнулся. Он ведь видел одновременно и смешную девчонку, и серьезную старшеклассницу, и прекрасную молодую женщину с гривой пышных волос. Барашка иногда думал о том, что если бы тогда не умер, то хватило бы у него смелости подойти и заговорить? Все равно не срослось бы, тут же качает головой, времена-то разные, не встретились.

– И что ты там стоишь?

Барашка опешил.

– Да-да, ты, – пожилая женщина улыбнулась. – Я ведь давно тебя заприметила, ходишь тут часто.

Барашка сначала кивнул по привычке, а потом замотал головой, мол, нет-нет, никого не жду. У него появилось нехорошее предчувствие, ведь раньше она не видела.

– Потерял чего?

Барашка вышел из-за дерева. Женщина подслеповато прищурилась, немного удивилась.

– Надо же, модник какой. Где только сюртук этот раздобыл?

Собачка залилась лаем.

– Ключи посеял, ищу вот теперь, – выпалил Барашка, замявшись.

– О, часто тут теряют. Помочь тебе с поисками?

– Китечка, сто-о-о-ой!