Виридитерра: начало пути

– Я предупредила Маркуса, что вы идете, – произнесла Пово, остановившись перед проходом. – Он должен скоро подойти с помощью.

– Спасибо, Пово, – ответила Эли и сжала своими длинными пальцами плечо старушки. Было в этом прощании что-то грустное, что-то от чего Ноа стало не по себе.

Ночь была ясной и теплой. На поляне совсем не пахло сыростью, как в портале. В воздухе витал сладкий запах, исходящий от ночных фиалок. Ноа смотрел на эти цветы и вспомнил, как Эли рассказала ему о них. Это была первая встреча Ноа и эльфийки, которая произошла как будто целую вечность назад. Парень поглубже вдохнул чистый теплый воздух и повернулся к Эли.

Эльфийка слабо ему улыбнулась, вытирая со лба испарину. И, не успел Ноа подумать, что что-то не так, ее ноги подкосились, и она рухнула на землю. Парень в два шага очутился около нее. Рана на плече кровоточила с новой силой. Эли тяжело дышала, и Ноа приподнял ее поудобнее, ощутив влагу на своих руках.

– Нет, нет, нет, – запричитал парень.

Эли закашлялась, и вместе с кашлем из ее груди вырвался сгусток крови. «Нет! Все это не взаправду!» – твердил себе Ноа.

– Мне так нравятся эти фиалки, – прохрипела Эли. Слова были почти невнятными, но Ноа все равно их разобрал. Парень перевел взгляд на землю. Цветы, почувствовав кровь Эли, распустили свои бутоны и загорелись ярким светом. Их было так много, и вместе они были похожи на фиолетовый ковер.

Больше эльфийка не сказала ни слова. Она до последнего вздоха не отводила глаз от Ноа, и парень мог видеть, как жизнь покидает ее с каждой секундой. Он все причитал:

– Только не ты. Только не ты. Тольконеты, – Ноа было так невыносимо больно, что он мечтал потерять память, лишь бы хоть как-то унять горечь утраты.

Так Ноа и просидел, обнимая бездыханное тело эльфийки, до рассвета. И даже Махаон не решился его потревожить.

А ночные фиалки – фиалки, так любимые Эли – молчаливо сияли в этой ночи, чувствуя кровь и смерть.

Повстанцы IX

Маркус очень удивился, когда Пово сообщила ему, что Ирис сейчас в норе и ведет с собой двух мальчишек. Еще старушка упомянула, что эльфийка ранена, хотя на первый взгляд и не серьезно. Поэтому он взял с собой Персиваля, Ааорна и Йория, чтобы те помогли пострадавшей Эли. Ее, как и почти любого члена Эрмандада, ранили уже много раз. И, казалось, Маркус должен был к этому привыкнуть, но он так и не смог. Маркус все никак не мог отделать от предчувствия страшной беды. Эльф гнал его, как бродячую собаку, но оно все возвращалось.

Закат был багрово-красным, сулящим холодный промозглый день и внушающим чувство тревоги. Маркус не верил в знамения, чего совсем нельзя было сказать о Персивале. Как только его брат увидел алое небо он, не раздумывая, произнес:

– Грядет что-то плохое.

Его слова, брошенные как бы невзначай, резали слух Маркуса. И, чтобы как-то отвлечься, он принялся искать глазами Тристан. Она сидела за деревянным столом около замка и – Маркус с облегчением это отметил – смотрела на него. Когда их взгляды встретились в душе эльфа на секунду улеглась буря эмоций. Эх, если бы только Тристан могла пойти с ними! Но она еще не готова для леса. Не так просто пройти по нему безопасно, а потому Маркус не мог позволить ей присоединиться к их группе.

Светало, когда они выбрались из лагеря. По пути к поляне Маркус, как и всегда, прислушивался к каждому шороху. Он провел в Черном лесу много лет и всегда старался быть начеку. Даже в Доме Скуггена эльф не мог полностью расслабиться, хоть и знал, что крепость их охраняет.

Маркус издалека заметил фиолетовое свечение ночных фиалок. Они еще никогда не были такими яркими, и еще никогда не казались такими жаждущими жизни. На долю секунды в голове Маркуса возникла легенда об этих кровожадных цветах и он, не отдавая себе отчета, рванул туда. Их маленькая Ирис лежала на руках плачущего светловолосого мальчишки, еще один – подавленный, печальный – стоял неподалеку.

Светловолосый мальчишка поднял на Маркуса заплаканное лицо и что-то промямлил. Растерявшийся Маркус вернул себе самообладание и дал знак Йорию осмотреть эльфийку. Вместе со всеми своими травами и инструментами лекарь приземлился подле мальчишки и эльфийки. Маркус уже знал, что Йорий не сможет помочь Ирис – никто уже не сможет – но все еще в глубине души надеялся на чудо. Он, не отводя взгляда, смотрел на Йория, а в голове не было ни одной мысли. И эта пустота не была умиротворяющей. Тишину на поляне нарушил выступивший из-под крон деревьев другой мальчишка, высоченный и длинноволосый.

– Дядя Аркон? – удивленно произнес он.

– Махаон?

Маркус обернулся к Аарону, который был не менее поражен происходящим. Он сделал шаг навстречу к мальчишке и крепко обнял его.

– Ты… жив! Но как это возможно? – спрашивал парень. – Почему ты не связался со мной? Я верил, что тебя убили!

– Махаон, не все так просто как ты думаешь. Аркон Аталантсон мертв. Теперь я живу только под личиной Аарона.

– Но я видел твою голову. Энгстелиг сама привезла ее к нам в имение, – недоумевал Махаон.

– Мальчик мой, уверяю тебя, что любая голова без кожи и скальпа может быть похожа на кого угодно, – Аркон-Аарон попытался пошутить, но не вышло. – У Энгстелиг был передо мной старый должок, поэтому она подстроила мою смерть.

Маркус видел, как замешательство постепенно уходило с лица Махаона. И в этот момент Йорий закончил осмотр Эли. Он убрал все свои инструменты в небольшой чемоданчик, с которым пришел, и, развернувшись ко всем, твердо сказал:

– Яд, – и, немного подумав, добавил: – Возможно из ягод тиса.

До того молчавший Персиваль кинулся на Маркуса, понуро стоявшего у тела эльфийки, и толкнул его с такой силой, что эльф чуть не упал.

– Это ты виноват, Маркус! Ты послал ее туда! – кричал Персиваль. – То, что Ирис мертва всецело твоя вина! – Он попытался ударить Маркуса, но тот перехватил его руки. – У нее нет меток клана, говорил ты. Она сойдет за эльфийку без Клана, говорил ты.

– Да! Я говорил! И могу сказать тоже самое даже сейчас! – крикнул Маркус.

Он старался отбиваться от брата, но не калечить его. Персиваль все нападал и нападал на Маркуса, пока не обессилел от гнева и боли. Эльф обреченно опустился на землю – прямо на кровожадные фиалки – и всхлипнул. Персиваль не отводил взгляда от брата и Маркус видел в его глазах лишь злость и ненависть.

– Ирис была храброй, и сама согласилась туда пойти. Я не заставлял ее. Это был ее выбор, – сказал Маркус, но даже себя не смог в этом убедить. – Она всегда знала, на что идет и никогда не боялась этого.

Перепалку прервал леденящий душу вой. Персиваль насторожился, понял, как они с братом сглупили. Ведь их драка и ссора привлекли на поляну страшное зло.

Повстанцы переглянулись между собой.

– Нужно выбираться отсюда, – изрек Маркус, хотя каждый из собравшихся здесь и так это знал.

Персиваль подхватил под руку все еще рыдающего светловолосого парнишку, а Маркус осторожно поднял легкое и остывающее тело Ирис. Да, мастер Ралинаэль будет в горе. Светловолосый мальчишка запротестовал, когда тело эльфийки оказалось в руках Маркуса, хотел было заупрямиться и остаться на поляне, но Аарон громко произнес:

– Идиот! Из-за тебя все могут погибнуть! Не время щелкать клювом в Черном лесу! Это опасное место!

Мальчишка глянул на племянника Аарона и, когда тот одобрительно кивнул, перестал сопротивляться. Но было уже поздно: ветви кустов зашевелились, и оттуда показался огромный черный нос, а за ними два огромных сияющих как изумруды глаза. Маркус хорошо знал, что старые боги леса – огромные белые волки – слепы. Свою добычу они ищут по запаху либо на слух. А потому, еще перед отходом из лагеря Маркус приказал всем взять по веточке мирта.

– Все замрите! – шикнул Маркус. И остальные встали как вкопанные.

Волк, лишившись источника звука, медленно вышел из кустов. Он был молод, огромен и свиреп. Волк принюхался. На поляне еще витал запах Ирис и мальчишек, и Маркус лишь надеялся, что трех веточек мирта хватит, чтобы скрыть всех на этой поляне.

Волк подошел почти вплотную и Маркус чувствовал его горячее дыхание. Сердце эльфа пропустило удар. Казалось, что все пропало, и они погибнут на этой поляне рядом с Ирис. Но тут где-то вдали послышался треск деревьев. И волк, забыв про свою добычу на поляне, отправился на поиски наживы, следуя по звуку.

Еще пару минут никто не решался пошевелиться, ожидая других белых волков. Первым это сделал Маркус, когда стало понятно, что опасность миновала. Он перехватил безжизненное тело Эли, и остальные, как по команде немного расслабились.

– Скорее! В лагерь! – скомандовал Маркус.

Он старался сделать свой голос спокойным. Чувствовал, что должен не показывать своего горя, что он должен сохранять лицо. Но скорбь пробивалась сквозь плотную маску спокойствия. Держа на руках бездыханную Ирис – их маленькую сестренку – Маркус вспоминал, как судьба свела их вместе.

Она не была им с Персивалем родней по крови, но была им семьей. Ее сразу не взлюбил старейшина клана. Ведь мать Элирис – Эделина – зачала ее с эльфом из другого клана. В наказание за это, Эделину отправили на вершину горы, чтобы та искала искупления у Матери гор. Но она не вернулась, и все решили, что Мать не простила ее за предательство, и тогда на еще крохотную Элирис ополчился весь клан.

Маркус и Персиваль – сироты чуть старше нее самой – быстро приняли Ирис под свое крыло, когда все в Клане ополчились на нее. Братья не отвернулись от нее даже тогда, когда Старейшина приказал ей обрезать свои огненные волосы. Он все твердил, что это плохой знак. «Огонь разрушает лед, а лед и снег – это наше существование». Элирис повиновалась, а после, спрятавшись в ущелье горы горько плакала. Там-то ее и нашли братья. С тех пор они втроем были неразлучны.

Ирис нелегко жилось в клане, пока в ней не проснулся дар к врачеванию – да такому сильному, что даже старшие целители позавидовать могли. И тогда придирок и упреков стало меньше, а троица смогла жить спокойной жизнью. Но все закончилось, когда сам Маркус не проявил свой дар. И не какой-то там врачевательский. То была магия другого рода.

И тогда старейшина решил, что с него хватит. Он собрал Горный сход – всеобщее собрание взрослых эльфов и эльфиек из Горного клана – и сообщил им свое решение. Семью, что отравляет им жизнь, он предлагал изгнать раз и навсегда: и Маркуса с его странной магией, и полукровку Элирис, оскорбляющую своим существованием Горный клан. Все проголосовали единогласно.

Втроем они покинули горы и больше никогда туда не возвращались. Было страшно идти в мир, который они никогда не видели. Неизвестность пугала, но вместе с тем пришло чувство радости от того, что они теперь свободны. Всю жизнь они провели под гнетом Старейшины и клана. Всю жизнь они чувствовали на себе неодобрительные взгляды. И теперь они наконец могли вздохнуть свободно вдали от предрассудков других эльфов.