Гражданская война Демократов и Консерваторов. Кто убил Кеннеди?

– Дорогие друзья! – вмешался в спор старых друзей Лион Фейхтвангер. – Как же я счастлив, что увижу в вашем лице настоящий справедливый суд! Вы помните, какого рода суд описан в моем известном романе «Успех». И всегда мне хотелось увидеть настоящую судебную систему, настоящую справедливость. Да, друзья, Трибунал Рассела-Сартра покажет нам такую справедливость! В 1937 году я написал книгу о коммунистической Москве, после ее посещения. КНига называлась: «Москва, 1937». Это был мой ответ тебе, Андре Жид, на твои воспоминания о Москве тех же лет «Возвращение из СССР». Мы с тобой тогда никак не могли сойтись в своем отношении к коммунистической молодой стране. На твоей стороне был Троцкий и правые консерваторы, на моей стороне был Сталин и Ромен Роллан и социал-демократы запада. Я помню, как ты сказал тогда о Роллане: «Я не ожидал такого резкого осуждения от автора „Над схваткой“. Я разочарован». Я был на процессе 37 года, и я признал тот суд справедливым. Конечно, и я сомневался, Андре, но как я мог говорить об этом публично, когда над миром нависла гитлеровская угроза? Кто защитил бы нас, если бы мы разрушили советы?

– От всей души поддерживаю вас, дамы и господа! – зазвенел полный энтузиазма голос Бертрана Рассела. – Считаю предложение о Трибунале над преступлениями Холодной войны правильным и уместным! Я тоже был в России в 20-е годы, Лион. Я застал еще Ленина и Троцкого в Москве, и говорил с обоими. Ты, Андре застал только похороны Горького, а я его видел и говорил с ним. Он тоже поддержал советское правительство, хоть и был далеко не всем доволен. Правда, мне не разрешили повидать Кропоткина, который вскоре после моего отъезда умер. Моя вторая жена Дора была в Москве примерно в то же время, но не со мной. И мы также разошлись с ней в мнениях, как вы, Андре и Лион. Мы чуть не поссорились из-за этого. Я стоял на твоей позиции Андре, а Дора на позиции Лиона. Я написал обо всем в своих мемуарах, и в книге «Практике и теория большевизма». Что ж, пришло время выяснить, кто был прав, а кто ошибался! Суд над Холодной войной, друзья!

Сказано – сделано. Стороны Холодной войны были обозначены странами-супердержавами: Америка и Россия.

Суд присяжных с американской стороны составили отцы-основатели Америки: Джефферсон, Вашингтон, Франклин, Томас Пейн, Авраам Линкольн и др.

Великие политические мыслители: Джон Локк и Алджернон Сидней, Ж-Ж Руссо и Джон Милль, Джон Мильтон и Монтескье, Алексис де Токвиль и Герберт Спенсер, Дильтей и Макс Вебер, Фихте и Леви-Стросс, Ф. Шеллинг и Ж. Прудон, Томас Карлейль. Художники и философы: Джонатан Свифт, Джордж Байрон и Уильям Шекспир, Вольтер и Дидро, Лессинг и Гете, Кант и Гегель, Огюст Конт также выразили желание быть членами суда присяжных. Писатели-социалисты: Лион Фейхтвангер, Генрих Манн и Томас Манн, Прудон, Ромен Роллан, Герберт Уеллс, Генрих Белль, Бернард Шоу, Эрих Ремарк, Альберт Эйнштейн, Чарли Чаплин, Эрнест Хамингуэй, Стефан Цвейг и Арнольд Цвейг, Бертольд Брехт, Анатоль Франс, Эмиль Людвиг, Гюстав Флобер, Эмиль Золя, Жорж Санд и Гюго. Религиозные деятели, Заратустра, Будда, Ганди, Христос спешили занять свои места.

С российской стороны суд присяжных представляли все корифеи классической русской литературы: Антон Чехов и Лев Толстой, Достоевский, Николай Чернышевский, Некрасов, Белинский, Иван Тургенев, Куприн, Тютчев, Чаадаев, Лермонтов, Одоевский, Гончаров, Грибоедов, Крылов, Салтыков-Щедрин, Огарев, Горький, Гайто Газданов и др. Пришли Булат Окуджава, Галич и Эльдар Рязанов. Ленин пригласил Маркса и Энгельса представлять российскую сторону в этом Большом историческом суде, и те приняли предложение с благодарностью.

Обвинителями американской стороны выступили Джордж Оруэлл и Артур Шлезингер, Бертран Рассел, Сартр и Камю, Жюльен Бенда и Карл Поппер.

Обвинителями российской стороны вызвались быть Александр Герцен и Петр Кропоткин, Александр Солженицын и Михаил Булгаков, Пол Хлебников и Самюэль Хантингтон, Владимир Высоцкий и Андре Жид.

Обеим сторонам было предложено выступить со вступительными речами, и идти готовиться к судебному процессу.

Начали традиционно с обвинений российской стороны: и царизм варварский, и коммунизм лагерный, и путинизм гремит убийствами. Солженицын очень просил избавить его от вступительной речи, честь которую сначала все условились предоставить автору «Архипелага». «Вы же помните, я писал в своей автобиографии, «Угодило зернышко промеж двух жерновов», что мне трудно говорить на публике против России. Я скажу, но за вами. Тут все обратили внимание на удивительное сходство этих двух великих русских людей: Петра Кропоткина и Александра Солженицына. И книги их, и роль их в истории, и одухотворенное, доброе лицо с высоченным могучим лбом – все поражало своим сходством.

– Будь по-твоему, – сказал Герцен, уверенно поднимаясь на кафедру. – Друзья! Дамы и господа! Я позволю себе это более официальное обращение пока идет суд и пока мы не объедимся окончательно. Вы знаете, я всегда был предельно объективен в своих воспоминания, излагая факты во всей их обнаженной правдивости. Никогда не старался я ни смягчить, ни приукрасить действительность. Я показал вам царскую Россию такой, какой она была. Таков долг каждого честного человека, каждого совестливого духом, каждого мыслителя. Однако, вы также помните, как болезненно я среагировал, когда Жюль Мишле, мой хороший товарищ на тот момент, выступил в печати против всего русского народа. Да, друзья, мне было очень больно. И я защитил русских мужиков от критики Жюля Мишле также, как я защищал их от царского правительства: этих безмолвных страдальцев, мучеников, не умевших сказать слова в свою защиту. Это не поссорило нас с Жюлем Мишле, этот великий философ и историк извинился. По моей смерти он назвал меня русским Вольтером, сравнив меня с самым любимым во Франции писателем.

Однако, положение, которое создалось в современной России, удручает меня еще больше. Вы знаете, я был против марксизма, я был против насильственного переворота, я говорил «людей надо не бунтовать, а образовывать». Я говорил, что сажать простой народ на трон, и обожествлять его вместо царей – такая же глупость. Но революция свершилась. Оглядываясь теперь на ее результаты, мы не можем не видеть что при всем зле, которое всегда имеет место при насильственных переворотах, где гибнет много невинных людей, Россия вышла из Революции обновленной. Все-таки это было дело великой освободительной Американской и Французской революций! Все-таки большинство народа получили образование. Школы, о которых так мечтал Чехов, доступные школы для каждого ребенка стали реальностью. Не могло быть прыжка от крепостной России прямо к свободному демократическому государству. Авторитарный коммунизм не был идеальным государством, он породил сеть лагерей принудительного труда, о которых написал Солженицын, он породил беззакония и сотни тысяч политических заключенных. Не об этом мечтали мы, социалисты России, когда боролись с царизмом. Но оценивая сегодня результат революции в целом, была ли она благом или злом для всего народа, как мы можем осудить все то великое и доброе что сделала революция для простого народа? Разве запретили читать революционную литературу? Разве не было музеев революции? Разве книги великой русской классики не выходили миллионными тиражами? Я читал об этом у тебя Лион Фейхтвангер и позволь пожать твою честную руку. Разве все передовое и прогрессивное не было доступно в образовании широких масс? Разве физика и космос не поднялись на плечах этих бывших крепостных на вершины мирового лидерства? Разве не было вычеркнуто слово крепостной, и на его место не поставлено слово человек? Вы говорите, они лгали, продолжая унижать народ. Да, лгали, но лгут все несовершенные политические системы: разве не лжет современный демократический мир, что несет всем свободу? Важно, что хотя бы номинально людей, народ перестали унижать. Хотя бы номинально признали человеческое достоинство, общий закон для всех, верховенство права, конституцию и гражданские свободы. Все то, чего русские цари под дулом пистолетов не хотели давать людям, прикрываясь своим варварским самодержавием. Как бы не был велик вред сталинских лагерей, эти лагеря составляли до 10 процентов населения страны по самым смелым подсчетам. Русское крепостничество царских времен – это массовый ГУЛАГ всего русского народа. Поэтому мы, социалисты России, называем русскую революцию благом. Как французская революция, английская и американская революция всегда останутся благом, перевернувшими страницу феодальной истории, таким же благом всегда будет революция русского народа. Увы, человек устроен не просто, два шага вперед не получаются без шага назад, по крайней мере пока человечество так невежественно. Об этом мы будем говорить, обвиняя русский царизм.

О стране советов я скажу больше. Когда Сталин победил Троцкого, когда Хрущев победил Берию, когда Хрущев затем поддержал Солженицына, которого бы иначе никогда не было, когда благодаря Хрущеву и Солженицыну пришел Горбачев и добровольно демонтировал авторитарный коммунизм в демократическое общество – вот тогда русская революция пошла по проторенной дороге европейских революций, и американской революции. А компартия сдержала свое слово самостоятельно отказаться от власти. Ведь Горбачев – выходец из номенклатуры КПСС, марксист и коммунист, и всегда им оставался.

Из лагеря социалистов раздались громкие аплодисменты. Солженицын поблагодарил Герцена и отважно отправился к кафедре. Теперь, после такого вступления, его разоблачения сталинских лагерей не прозвучат как злобный пасквиль над не самым плохим народом планеты. Он был так откровенен, как только мог. Он говорил обо всем что пережил, и что знал. Обо всем, о чем с такой скрупулезностью и таким редким литературным талантом написал в своих книгах. Он помнил о своей роли обвинителя, и как не щемило сердце говорить правду о людях, которых он никогда не переставал любить, он оставался объективен, удивляя друзей холодностью нейтрального тона. Он рассказал прежде всего о ложности судебной системы, которая арестовывала массы невинных людей, часто по абсурдным обвинениям, и выколачивала признания психологическими пытками, в основном лишением сна и унижениями человеческого достоинства. Он рассказал о нелепой юридической теории Вышинского, базирующейся на философии диалектического материализма об отсутствии абсолютной истины: а если истина относительная, то зачем ее доказывать, говорит Вышинский? Только чистосердечное признание – вот единственный юридический факт, утверждающий вину человека. Эта нелепая теория применялась и к суду над троцкистами 37 года, когда мир был поражен единогласным признанием всех обвиняемых. А Фейхтвангер поверил в раскаяние всех обвиняемых, он присутствовал на процессе, туда была допущена вся мировая общественность. Нет, даже если троцкисты и были повинны в подрыве сталинской системы, они не стали бы так массово сознаваться и оговаривать себя без тех специальных психологических пыток, о которых рассказывал Солженицын.

– Однако! – возвысил голос Солженицын в конце своей речи. – Сталин называл Троцкого Иудой, об этом рассказывает Фейхтвангер. Он сказал ему приличной встрече: «Ваш народ изобрел замечательную легенду об Иуде», когда говорил о Троцком. Возможно, так и было. Фейхтвангер пишет, что Троцкий в самом деле сотрудничал с гитлеровской Германией. Как бы то ни было, Троцкий был убит. И все мы знаем, что его убил Сталин и тайная полиция СССР. Они заочно приговорили Троцкого к расстрелу, и провели два открытых всему миру судебных процессов по обвинению троцкистов. Но это не отменяет того факта, что убийство Троцкого за рубежом остается все еще убийством, а не привидением в исполнение приговора суда.

На этот раз аплодировали все. Право-консервативный лагерь был доволен резкостью, с которой Солженицын рассказал о событиях, имевших место в период становления молодого коммунистического государства.

Вступительную речь обвинения американской стороны взял Бертран Рассел. Он сказал, обращаясь к отцам-основателям Америки:

– Америка – великая страна! Прежде всего, она велика своей демократической Революцией, которая повлекла за собой Великую Французскую революцию, а еще век спустя – и Русскую революцию! Она дала миру множество ученых! Она спасала ученых, писателей, думающих людей всего мира во времена нацистской агрессии, когда Америка оставалась единственной безопасной зоной, цитаделью для всего мира. Она вступила в эту войну и помогла одержать победу добру! Да здравствует американский народ!

Речь Бертрана Рассела приветствовали громкими аплодисментами.

– Однако, – продолжал Рассел, когда шум стих, – в Америке как во всем мире борются две силы. Одна сила – злая, а другая добрая. То что я говорил сейчас относилось не ко всей Америке, а к ее доброму гению, к ее демократическому духу, который и заложил основы этой стране и дает ей силы жить и бороться со злом до сих пор. В России тоже борются две силы: ее великая литература и великодушный народ представляют одну силу, а жестокие угнетатели, как бы они себя не называли, царями или коммунистами – другую силу.

Но есть и другая сила в Америке, и эта сила совсем не добрая. Это сила рабовладельческого Юга, дух которого до сих пор жив и пропитывает право-консервативное крыло американской политики. Неслучайно, трудности которые Аврааму Линкольну пришлось преодолеть для того чтобы создать ту демократическую Америку с верховенством закона и равными правами для всех, были столь велики. Они были из ряда вон выходящими на самом деле, потому что этот плантаторский дух, привыкший к господству белых хозяев над черными рабами, оказывал отчаянное сопротивление и в Северной Америке тоже. Вспомните, даже у великого Джефферсона жена была рабыней, у автора Декларации независимости, что же говорить о других? Да, он прекрасно с ней обращался и освободил своих детей, когда они достигли 20 лет, но ведь дело не в этом. А в том, что она и ее дети носили статус рабов. Вдумайтесь в эти слова.

В это же время российское крестьянство было раздавлено крепостничеством, – рабством ничуть не более легким, чем черные плантации южной Америки. И как революция в России не сразу отменила крепостное рабство, которое сохранилось еще в политических лагерях, так и американская революция не сразу отменила рабство, которое еще долго сохранялось в Южных штатах. Отменила ли Америка рабство вообще, или оно осталось теперь уже в виде колоний ее огромной империи?

Америка сумела освободить себя от господства Англии в гражданской войне, но не хотела давать такой же свободы своим рабам. По крайней мере этого не хотели южные штаты.

Сегодня консерваторы остаются «дремучими расистами» по выражению Оливера Стоуна и Питера Кузника, отказывающимися признавать другие расы равными себе. Мартин Лютер Кинг был убит почти одновременно с Робертом Кеннеди, братом убитого несколькими годами ранее 35-го президента Америки Джона Кеннеди.

Вы говорите об убийстве Троцкого в коммунистической России. И все таки два суда над троцкистами при открытых всему миру судебных процессах – не пустая формальность. Кто учинил суд над Джоном Кеннеди? Над его братом Робертом Кеннеди? Над Мартином Лютером Кингом? Кто убил этих выдающихся демократов Америки, боровшихся за этнические меньшинства и беднейшую прослойку общества? За мир во всем мире? Сейчас принято вешать на Кеннеди всех собак, чтобы убийство не казалось таким чудовищным. Особенно, тот факт, что война во Вьетнаме началась в его президентство. Это правда, но правда и то, что если бы он остался жив, она бы закончилась на 10 лет раньше. Десять лет таких зверств были бы отменены! Кровь стынет в жилах, когда думаешь об этом. И по неволе связываешь людей, которые продолжали эту зверскую войну и тех кто убил его, желавшего остановить это безумие. Кто учинил над ними суд, и по какому приговору суда они были убиты, мы не знаем. И тем не менее также очевидно, как в случае с убийством Троцкого, что это был внутренний суд, и убили его свои же коллеги по правительству. Мы тогда организовали комиссию по расследованию убийства Кеннеди, которого я знал лично, так как мы переписывались, особенно в годы кризиса на Кубе, и мне было не все равно, кто стоит за его убийством.

Вот что я писал по этому поводу в своем дневнике спустя несколько лет.

Бертран Рассел «Автобиография», «16 вопросов убийства Кеннеди»:

«Меньше чем через два месяца после учреждения Фонда Бертрана Рассела за Мир», вместе со всем остальным миром, я был шокирован новостями об убийстве президента Кеннеди. Я был меньше удивлен этой подлой атакой чем большинство людей, потому что уже несколько лет я писал о возрастающей толерантности к необузданному насилию во всем мире и особенно в США. Некоторые мои статьи на эту тему были опубликованы, но некоторые показались редакторам слишком прямолинейными. По мере того как я читал отчеты прессы относительно убийства президента и позже, так называемые доказательства против Оствальда, застреленного Руби, мне становилось ясно, что там должно быть имело место какое-то ужасное извращение справедливости, и что скорее всего, что-то очень мерзкое было скрыто. Когда в июне, 1963, я встретил Марка Лейна, ньюйоркского адвоката, который с самого начала занимался делом матери Оствальда, мои подозрения были подтверждены фактами, которые он успел собрать. Все члены нашего Фонда согласились с моей точкой зрения, и мы делали все что мы могли, лично и все вместе, чтобы помочь Марку Лейну и распространить те факты, которые он нашел. Было совершенно очевидно из методов которыми пытались умиротворить общественное мнение, и фактов, которые отрицались или пропускались, что очень важные вопросы были на кону. Я был глубоко впечатлен не только не только энергией и проницательностью с которыми Марк Лейн находил относящиеся к делу факты, но и скрупулезной объективностью, с которой он представлял эти факты, никогда не выходя за рамки этих фактов в своих интерпретациях. Мы решили что Фонд не должен участвовать в поддержке тех, кто выискивал факты и пропагандировал их толкование в нужном направлении. Поэтому мы учредили собственную комиссию с неудовлетворительным названием «Британская Кто убил Кеннеди? Комиссия». Мы нашли несколько спонсоров, и даже секретаря, но с трудом, потому что многие считали что это не нашего британского ума дело. Немногие понимали, что может мошенничество американских властей означать не только для жителей Америки, но и для всего остального мира также. И те кто понимал это попали в очень трудное положение. На нас обрушили грязные помои клеветы. Один из членов нашей комиссии получил угрожающий звонок из Американского посольства. Комиссии похожие на нашу были учреждены в других странах, и некоторых из них получили похожие предупреждения. В конечном итоге, наш Фонд был вынужден взять под свое крыло Комиссию, и ее члены днем и ночью тянули эту дополнительную работу. К августу, когда я опубликовал статью «Вопросы относительно убийства Кеннеди», начались митинги, и другие статьи были опубликованы. Марк Лейн путешествовал на нашей стране и по другим странам, включая свою Америку, рассказывая факты которые он раскопал, которые опровергали официальную и принятую большинством версию в отношении дела об убийстве. Мне прислали Отчет Комиссии Уоррена прежде чем он был опубликован в 1965 году, и сразу сказал, к очевидному неудовольствию многих, что я думаю об этом отчете. Распустили слухи, что я говорю, ничего не зная о деле, потому что я не видел отчет и не мог видеть его. На самом деле, Лейн прислал мне копию до ее публикации, так что у меня было время его прочитать и обдумать. Теперь когда Отчет Комиссии Уорена все тщательно исследовали и теперь стало почетно его критиковать, многие люди согласны со мной, и совершенно забыли и свою и мою позицию вначале. А на то время они были слишком робкими, чтобы следовать за фактами, и слепо принимая официальную трактовку. Они делали все в их силах, чтобы помешать нам помочь им узнать правду.

Официальная версия убийства президента Кеннеди была настолько испещрена противоречиями, что от нее отказывались и переписывали по меньшей мере три раза. Вопиющие фабрикации широко освещались прессой, но опровержения на эту ложь не были допущены к печати. Фотографии, доказательства и письменные показания вымарали из истории дела и не признали. Наиболее важные аспекты дела против Lee Harvey Oswald полностью умолчали. В то же время ФБР, полиция и секретные службы старались закрыть рот ключевым свидетелям или научить их, какие показания давать. Другие участники странным образом пропали или умерли в экстраординарных обстоятельствах. Такие факты требуют к себе пристального внимания, и комиссия Уорена должна была признать их существенными для расследования дела. В силу того, что комиссия была организована президентом Джонсоном и состояла из высокопоставленных чиновников, ее рассматривали как сакральный институт, правдивость которого самоочевидна и не нуждается в доказательствах. Однако, бесстрастное исследование состава и деятельности комиссии приводит к другим выводам»

Мою речь целиком «Вопросы убийства Кеннеди» я приведу позже, когда наш Суд начнется. Сейчас для вступительной речи этого отрывка вполне достаточно.

Вы уже смогли заметить линию, по которой мы будем строить обвинение. Мы утверждаем, что в Америке противоборствуют две силы. Консервативная мораль рабовладельческих времен, которая стремится к господству и власти любыми путями, пусть уже не такими радикальными как рабство южных штатов, прикрываясь новой риторикой господства Свободного Мира, и обращая эту свободу в Троянского коня для обманутых, униженных и оскорбленных. С одной стороны. С другой стороны, Америка в самом деле страна демократии, которую с таким пылом и рвением, с таким порывом великодушной отваги и любви к человечеству устанавливали отцы-основатели Америки, – это левое крыло социал-демократов.

Мы будем доказывать, что Америки как однородной нации не существует. Что это не просто различные партии и различные взгляды, но две антагонистичные силы. И что мир и благоденствие в Америке и во всем мире никогда не наступят, пока эта война прошлого и будущего не прекратится в стране. Когда-нибудь, демократы Америки победят консерваторов также, как они однажды победили южные штаты рабовладельцев. Конечно, я не говорю конкретно о членах конкретных партий. Я говорю о Духе правого консерватизма, который выражается в невежестве, в расизме и классовом господском сознании: этот дух вы можете найти в любой партии и в любом штате Америки. Равно как Дух левых социал-демократов, которые смотрят вперед и видят общество гуманизма и просвещения, общество свободы и благоденствия, дружбы и сотрудничества также можно найти в любой партии и в любом штате Америки. Но скорее всего, консерваторы будут в консервативной партии, а демократы в демократической.

Война во Вьетнаме, которой занимался наш с Сартром Международный Трибунал по военным преступлениям, тогда со всей четкостью и ясностью показала разделение общества в Америке: одни готовы были положить жизнь, чтобы остановить войну, другие с готовностью убивали невинных людей и гордились своим империализмом. Движение «Захвати Уолл-стрит» – стало другим показателем того же глубинного разделения в обществе. Каждый раз, когда очередное преступление правительства достигает слуха публики эти два разных народа внутри государства реагируют противоположным образом: одни поддерживают правительство, другие требуют наказания виновных и импичмента правительства.

Так было с делом Сноудена, с делом Меннинга; так было с публикацией Джоном Маркса отчета ЦРУ об экспериментах на контроль разума; так было с публикацией Джоном Перкинсом своей исповеди «Исповедь экономического убийцы», где он рассказывает о «тайных операциях» ЦРУ по секретной колониальной политике; так было после Уотергейта и Большой войны с терроризмом Дж. Буша младшего. Так было со множеством других преступных войн, которые Америка вела по всему миру. И теперь, когда Россия давно сложила с себя полномочия распространять и поддерживать коммунизм во всем мире, Америка больше не может объяснять свое поведение противодействием коммунизму. Риторика стала проще: противодействие терроризму. Но войны продолжаются.

Однажды, когда социал-демократы Америки победят дух архаичного консерватизма, Америка станет прекрасной светлой страной, как ее видят авторы известного исследования ученых Стендфордского университета, Джерри Порас и Джим Коллинз. Эти ученые рассказали в книгах «Построенные навечно» и «От хорошего к великому», что лучшие компании мира, те, что оказали влияние на мировую культуру, и продержались в лидерах рынка около и свыше столетия – это компании демократов и гуманистов, просто «хороших людей», заботящихся о своем персонале не меньше, а может больше чем о себе, придерживающихся философии, а не коммерческих ценностей, с большими инвестициями в научно-исследовательские разработки. Настоящие самоактуалы Маслоу и идеал левых социал-демократов, они отказываются от иерархии власти в своих компаниях, и строят дружные ответственные коллективы с тесным сотрудничеством. Интересно другое. Они противопоставили этих левых социал-демократов другим лидерам американских (и не только) компаний, тоже успешных, но не настолько. «Это серебряные медалисты отрасли, – говорят авторы, – они добиваются успеха, но как правило ненадолго, и не такого прочного, как лидеры-компании, о которых мы говорим». Оказалось, что эти компании на вторых местах носители того самого правого духа консервативного толка, о котором мы говорили. Это схемы «гения с тысячью помощниками», «генерала и солдат», резких вертикалей власти, где менеджмент строго отделен от нанятого персонала и формально и финансово. Это маленькие монархии, которые прямо противоположны республиками компаний-лидеров.

Мы видим эту линию, пересекающую американское общество во всем.

Есть прекрасная книга Артура Шлезингера «Циклы американской истории», где он подробно анализирует противостояние консерваторов и демократов Америки. Артур Шлезингер выражает уверенность в победе демократов. Мы вместе с Артуром Шлезингером постараемся на этом Суде Холодной войны, чтобы эта победа стала явью.

Артур Шлезингер «Циклы американской истории»:

«В Америке капитализм включает в себя демократию, а демократия – капитализм. Тем не менее эти две системы взглядов указывают в разные стороны. Обзорное исследование „недвусмысленно“, по определению Макклоски и Заллера, показывает, что, хотя ни одна из этих сторон не стремится к ликвидации другой, те, кто наиболее привержен демократическим ценностям, оказывают минимальную поддержку капитализму, а те, кто наиболее привержен капиталистическим ценностям, оказывают минимальную поддержку демократии».

Джон Перкинс «Исповедь экономического убийцы»:

«Осознать различие между старой американской республикой и новой глобальной империей. Республика давала надежду миру. Ее основания были скорее моральными и философскими, нежели материалистическими. Она была построена на принципе равенства и справедливости для всех. Она была не просто утопической мечтой, но живым, дышащим, благородным организмом, протягивала руку помощи обездоленным. Она давала надежду и в то же время была силой, с которой нельзя было не считаться; при необходимости она была способна на решительные действия, как это случилось во Второй мировой войне, чтобы защитить свои принципы. Те самые институты – крупные корпорации, банки, бюрократические системы, которые представляли угрозу для республики, могли быть использованы во благо – для проведения глубочайших изменений в мире. Эти институты имеют системы коммуникаций и транспорта, необходимые для того, чтобы покончить с голодом и болезнями, даже войнами – если, конечно, убедить их взять этот курс. Глобальная империя, напротив, это возмездие республике. Она эгоцентрична, служит во благо самой себе, алчна и материалистична; это система, основанная на меркантилизме. Как и ранее существовавшие империи, она готова протянуть руки только для того, чтобы присвоить ресурсы, схватить все, что на виду, и набить свою ненасытную утробу. Она использует любые средства, чтобы ее правители обрели еще большую власть и богатство».

На этом Суд Холодной войны был объявлен открытым, а коллегиям обвинителей обеих сторон было позволено приступить к подготовке к процессу.

Глава 4

Солженицын. Зло диалектического материализма

Следующую сессию Большого Суда над Холодной войной открыла речь Александра Исаевича Солженицына:

– Дорогие друзья, дамы и господа! Уважаемый Бертран Рассел! Нет слов моих описать, как сердце мое ликовало, слушая вас в прошлую сессию Большого Суда! Как точно и правдиво вы выразили все то, что я пытался сказать американцам и всему прочему капиталистическому миру в своей Гарвардской речи, но не смог найти подходящих слов. Какой шквал негодования обрушили на меня тогда! Уважаемый Артур Шлезингер был очень добр назвать меня в своей известной книге ветхозаветным пророком, но и он не понял мысль, которую я хотел донести. Зато он понял главное: Дух истины и гуманности, который мною двигал, а значит, мы движимы одним и тем же духом! У себя на родине, которую я тоже критиковал как вам известно, с пониманием ко мне отнесся только интеллигенция, Никита Хрущев и Михаил Горбачев: остальные под предводительством КГБ объявили меня злостным предателем.

Дорогой друг, Бертран Рассел! Когда ты воевал со злом капиталистического мира, я воевал со злом коммунистического мира! Я знаю, что эпоху сталинизма ты тоже порицал, всем умным людям была видна его диктаторская суть. Однако, я никогда не сводил всей беды того лагерного коммунизма, о котором я рассказал только к Сталину. Я всегда понимал, что дело много глубже, чем конкретные люди, которые никогда не смогли бы двигать такой махиной в одиночку, без идеологии, без партии, без философии. Всегда я понимал и тот факт, что дело е в экономике, которая тоже только поверхность.

В Гарвардской речи я в равной степени осудил «политический базар» в СССР и «коммерческий базар» в США, давая этим понять, что главное, что составляет нашу жизнь – духовная энергия разума и сердце, нас, «совестливых духом», трагически утеряно в обеих системах. Запад распродал свою душу в рыночном капитализме, союз растерял ее в идеологии диалектического материализма. Я сказал тогда в своей Гарвардской речи о материалистических корнях обеих культур, и о том, что материализм стал провалом эпохи Просвещения. И я настаиваю на этом.

Я не встал на сторону рыночной экономики, и не обвинил коммунизм в коллективной собственности и плохой экономике. Я сказал, что материализм Запада также плох, как материализм коммунистов. Вот что я сказал. И вот почему я попал между двух жерновов.

Гарвардская речь 1978, Александр Солженицын: