Пятое разделение

Сегодня должны были приехать из дальнего Дома Совы друзья-биологи с новыми рассказами об орхидеях и грибах, их следовало записать в видеостудии, чтобы потом запись передать в школу для уроков ботаники. Учитель в школе был всего один, но все преподаватели университета вели свои предметы и в младшей, и в старшей школах. Там повелось издавна, когда ректор сказал, что самыми добрыми воспоминаниями для него являются те уроки в школах, которые вели академики и преподаватели университета в далеком сибирском научном городке.

– У ребенка и у настоящего ученого голова устроена одинаково: они уверены, что все возможно и лишь ищут взаимосвязи между явлениями. Самое страшное в образовании – это выкопать узкий тоннель правильности чужой мысли, отвергая все другие варианты. Миром движут самоучки!

Поначалу в школу Заинденя и даже в Университет приезжали какие-то методические комиссии, которые падали в обморок от того, что на уроке математики вдруг начинали говорить про религию, а история вдруг прирастала альтернативными вариантами. Методические тетушки открывали свои тетради и тыча в них пальцем, доказывали учителю и ректору, что в их рекомендациях этого нет и совершенно непонятно, как дети будут сдавать единый экзамен при таком подходе и требовали привести все в соответствие.

– В соответствие чему? – спрашивал ректор.

– В соответствии нашим рекомендациям!

– Почему я должен это делать?

– Потому, что эти рекомендации утверждены!

– Утверждены кем?

– Вы что, издеваетесь? – кричали методисты и писали какие-то жалобы куда-то, но жалобы терялись, или на них отвечали таким языком, что совершенно невозможно было понять, кто и в чем виноват, но, конечно, неизбежно всех расстреляют, если не будет нужного балла.

– Меня не интересует ваш балл и даже ваш вариант истины, – говорил учитель. – Меня интересует только то, чтобы в людях сохранялось желание изучать, исследовать, думать и творить. И применять все знания, которые накопило до них человечество. Понимаете? Все! А не только те, которые вы рекомендуете!

– Вы так договоритесь до того, что земля плоская!

– Если дети смогут это доказать, то почему бы и нет? – говорил учитель.

– Да как вы смеете?!

– Понимаете ли, уважаемые, – говорил учитель и даже наливал методисткам крепкий чай, – я уверен в своих детях. Они знают достаточно для того, чтобы доказать только обратное. Доказать, что земля плоская может человек лишь ограниченный в знаниях какой-нибудь утвержденной кем-то методикой. Ровно, как и то, что Солнце вертится вокруг Земли. Вы какой точки зрения придерживаетесь в своих рекомендациях?

Методисты ошарашенно замолкали, часть из них говорила, что, конечно, Земля, другие отвечали, что, конечно, Солнце, потом все лезли в справочник правильных ответов и находили нужный, рекомендованный на сегодня.

– Ну, а не будь у вас этого справочника, вы бы как это доказали?

Тетки молча разводили руками, не в силах понять, почему у этого сумасшедшего всегда самые высокие результаты контрольных работ, шли беседовать с родителями, с учениками, пару раз заходили даже к Бороде, но тот лишь отмахивался от них, собирал им гостинцев в дорогу и побыстрее выпроваживал, не предлагая никогда остаться.

– Методички у них, – ворчал Борода. – Тут с заповедями не можешь разобраться, а они со своими методичками.

Потом присылать проверяющих и вовсе перестали, школу признали новаторской, предложили ей даже стать кванториумом, но учитель сказал, что он ничего не понимает в кванториумах и предпочитает учить по старинке, благо, университет совсем рядом и в него постоянно приезжают и ученые, и артисты.

– Да уж, артисты. Литераторы, художники, философы. Вы что, не понимаете, что они вам своей гуманитарщиной все показатели разрывают, – кричал в телефон кто-то из Москвы прямо в ухо ректору. – Уберите гуманитариев и вы сможете попасть в проект!

– Спасибо, говорил ректор, – я совершенно не могу представить университета без философов, языковедов, литераторов, музыкантов и художников. Это будет не университет совсем, а что-то однобокое. А ничто однобокое университетом называться не может, вы бы сами это знали, если бы знали значение слова «университет». Но, я так понимаю, что значение слов вас не очень интересует?

– Меня интересует значение показателей, – устало говорили в трубке, а потом добавляли тихим и скукоженным голосом, – как же я хочу к вам, господи, как я хочу к вам!

– Приезжайте, – говорил ректор и клал трубку, зная, что, конечно, никто из министерства сюда никогда не приедет, да и хорошо.

Он был ректором уже 10 лет. С Александром Андреевичем они дружили крепко, иногда спорили, иногда даже устраивали потешные научные бои, вовлекая в них чуть не все население Заинденя, и заинденцы неделями разгадывали гипотезу Пуанкаре или переводили берестяные грамоты на санскрит и обратно, или искали подтверждение теории струн или впадали в генетические исследования. Обычно учитель и ректор устраивали эти игры в ноябре, в самый тоскливый, беспросветный и бессмысленный месяц года, и ноябрь пролетал незаметно, ярко и весело.

Татьяна Борисовна принимала во всех этих затеях самое деятельное участие, единственное, что просила, не проводить эксперименты на ее карте мира и на живых людях.

– И мир, и люди итак уже изрядно устали от всех неожиданностей, оставьте их в покое. Могу вас задобрить, предложив реконструкции исторических битв с альтернативными тактиками!

Ректор с восторгом соглашался, бежал к бывшему полководцу, и долго, иногда по неделе, уговаривал его, привлекал себе в помощь учителя, они раскладывали на полу в зале полководца карты и энциклопедии, маршировали, трубили, ползли и прыгали – в общем, дурили.

После недельного заскока, как его называли и Александра Андреевна, и Татьяна Борисовна, почтенные мужи договаривались о том, какой эпизод истории подлежит реконструкции и шли сдаваться на милость Татьяне Борисовне и мне, чтобы театрализованная реконструкция прошла как надо, а не абы как.

После чего формировался штаб подготовки, полководец устанавливал в торце стола дубовый стул с резной спинкой, звали художника, писателя, швею, кузнеца, гончара, плотника, историков, географов – битва требовала нешуточной подготовки. Если бы все это происходило не в Заиндене, то фамилия у полководца могла бы быть какой угодно, но, поскольку Заиндень не терпел полутонов, то, конечно, фамилия его была Рагнар.

Рагнар догнал Татьяну Борисовну где-то на границе Чада и Алжира. Контуры обеих стран сползли вслед за растаявшим снегом, вобрав в себя часть Нигерии и теперь Татьяна Борисовна вычерчивала новую линию, стремясь соблюсти справедливость.

– Как легко у вас получается мир поправлять, – издалека, практически из Марокко сказал полководец.

– В этом и состоит задача человека: каждый день подправлять мир, который немного разбалтывается и раскручивается.

– Вас послушать, так все нужно сохранять в первозданном виде, не пытаясь ничего изменить?

– Что вы можете изменить своим кавалерийским наскоком, ввергая в него тысячи судеб!

– Не скажите! Армия только с виду оружие разрушения. А если присмотреться, то мы самый что ни на есть действенный способ сближения народов?

– Вот как? – скептически бросила Татьяна Борисовна, однако же поправила и шляпку, и садовые перчатки, и даже лопатку убрала в корзинку, чтобы ничего не отвлекало от беседы с Рагнаром. А беседовать, судя по всему, он собирался основательно.

– Вот так вот! Как бы мы с вами узнали и Египет, и Китай, и Индию? Как бы Скандинавия послала своих правителей в Париж и Британию, если бы не армии?

– Торговцами, конечно, было бы не обойтись?

– Никак не обойтись. Ведь полководец делит добычу между всеми воинами, и все, что получено в войне попадает в самые простые семьи и там начинается новая жизнь старого. А торговец что? Заломит цену такую, что вам, к примеру, не купить и остались вы без карты звездного неба, нарисованной персами! Ни за какие сокровища персы нам бы ее не продали. А так, пришел, увидел, победил!

– Правда в ваших словах, Рагнар, есть. Но как же быть с убитым Архимедом?

– Недоработка по идеологической части произошла, готов бы понести наказание, но уж этого не исправишь!

– После вас очень долго приходится все исправлять, уважаемый Рагнар! Вы иногда бываете неудержимы и ненасытны! Вот скажите на милость, почему ваш великий Александр все никак не мог остановиться?

– Азарт, мадмуазель, азарт!

– Не думаю! Скорее, недостаток любви и вечное желание заслужить похвалу матери. Олимпиада была, наверное, страшной женщиной, она не желала счастья своему мальчику, желала ему лишь успеха и славы!

– Еще скажите, что жизнь без побед у мужчины может быть счастливой!

– Еще как может, Рагнар. Вот посмотрите на наших мастеров: им незачем воевать, чтобы быть счастливыми.

– Но ведь им тоже нужно, чтобы их труд был кому-нибудь нужен? Я даже не говорю про оружие, но армия разрушает старое и приходится строить новое. И требуются гончары, плотники, кузнецы, чтобы построить мир заново. Если бы ничего не разрушалось, то ничего бы и не создавалось!

– Вас послушать, так вы просто спасение!

– Я часть той силы, что желает зла, но вечно совершает благо!

– Это Вам к Фрау Фауст, Рагнар!