Тяпкатань, российская комедия (хроника одного города и его народа)

Вотки столовой белой –?40 в.

Ещё вотки –?40 в.

Вотки тоже –?40 в.

Виноградново чихорныво –?60 в.

Ещё вина –?40 в.

Шенпансково, аи, – 25?дюжин

Ещё аи – 25?дюжин

Конияку Шустова –?5 вёдер

Коньяку Поповой –?1 ведро

Вотки Поповки –?20 вёдер

Ещё вотки то же –?20 вёдер

Ещё нашей –?60 вёдер

Пива –?70 вёдер

Ещё –?40 вёдер

И ещё Карнеева –?82 ведра

Мёду –?60 вёдер

Напиток Великороссийский –?150 бутылок

Ланинской, разной –?50 бутылок

Зельдерской –?60 бутылок

Браги –?4 бочки

Квасу –?20 бочек

Старший прикасчик Гавриил Панов

Прикащик винной Иван Прусаков

Прикащик склада Василий Стрельников

Мяса бычьево –?2 туши

Баранины –?20 пудов

Солонины –?15 пудов

Печонки –?17 пудов

Огурцов –?5 бочек

Грибов –?3 бочк.

Телятины –?3 туши

Свиней –?7 туш

Рыбы осетрины –?2 пуда

Белуги –?4 пуда

Поросят –?5

Курицев –?17

Петухов –?8

Муки крупчатки –?25 пудов

–“– оржаной –?70 пудов

Всего прочиво –?13 п. 25 ф.

Так отпраздновал рождение сына-несына

, наследника невпрок, а впустую, богатей, именитый дом-додом-трактир Чудилина и сам Василиск содомочадцы.

Потом, чрез года и годины лет, зим, вёсен, осеней доехал поезд-додом и путина

Волександры Васильевны, до станции назначения: Смерть. Года её путины были прямо страницы Четьи-Минеи: мученьчества и страданий, метаний и боли, болей при любви огненной, греховной люботы срамной при чужачестве её дому-додому, чужести до конца с начала.

И вот, в августе, пред осенней Казанской настал день?–?конец путины. Пред тем двугодье полуслепоты, мук бесива плоти, тащащейся куда? неизвестно, и осенняя во все поры года, одинокость: чужачка, блядь, воровка, жидово блядюга!

А жидово блядюга умирала дай бог всякой болярине, иль праведнице: за год?–?пособоровалась, за месяц?–?сопричастилась святых таин, попрощалась со всем домом?–?въявь и со всем городом и миром втайне. Позвала противного мужа, нелюбимого извеку, убивца своего, взявшего?–?всё и не давшего ничего, кроме додома и дурной болезни?–?и простилась. А разговор, в останное, был такой:

– Вася, умираю, прости мне всё.?–?Ну, ну, тьфу, тьфу, ты чево? чево ты? (сморк)?–?Вася, ты не женись в третий

, не бери мачеху Тиме, ты няню не сгони до поры, ты его не обидь?–?я тебе вымолю на том свете у бога у богородицы?–?все твои грехи отмалю.?–?Ну, ну, ну, тьфу, тьфу,?–?ты чево? Чево, глупая, ещщо неизвестно, може не помрёшь, дохтура не пустють?–?и я тибе мази дам на ночь тибе Марья натреть?–?ты не робеи! Я-то здесь! Я-то что? Прохфессороф… из… Москвы (сморк). Я разве (сморк) Сашь, а? Яя, чито… (плачет).?–?Вася, ты не плачь, Вася, я ведь тебя любила и сейчас жалею, ты ведь хороший Вася… он…тот….?–?Ну, ну, ну, Саша, ннн?–?а, ццццзддрр!! (скрыпит, рыдает).

– Вася, поклянись, целуй крест.?–?Он широко обмахнул себя крестом и её. Взял крест у ней на шее и целовал жадно.

А потом встал и изышел к себе, плакать?–?одиноко.