Внутренний порок

– Скорее гражданским на борту увязаться. Люди в суде, которые знают, что я… – Он попробовал подобрать слово.

– Заинтересован.

– Это любезно сказано. Только не говори «одержим».

Словно он про цыпу так, подумал Док, надеясь, что губы у него не движутся.

Как повелось в эти дни, Фриц заседал в компьютерной комнате, пялился на данные. Вид у него был «спроси-не-насрать-ли-мне» – такие лица Док раньше замечал у новичков в мире аддиктивного поведения.

– Люди бают, твоя подружка свинтила из страны, прости, что новость от меня.

Док сам удивился силе ректогенитального толчка, пробежавшего у него по всему телу.

– И куда отправилась?

– Неизвестно. Она была на борту того, что федералы называют судном оперативного интереса – для них, а может, и для тебя.

– Ой-ёй. – Док посмотрел на распечатку и увидел название «Золотой Клык». – И ты это раздобыл у какого-то компьютера, который подцеплен к твоей сети?

– Вот это конкретно – из Гуверовской библиотеки в Стэнфорде – чья-то подборка противоподрывных досье. Вот, я все распечатал.

Док вышел в приемную и нацедил себе из титана чашку кофе, а бухгалтер Милтон, который в последнее время был труден в общении, тут же сцепился с Фрицем насчет того, отнести кофе Дока к представительским и командировочным – или же к накладным расходам компании. Секретарша Глэдис сделала погромче конторское стерео, которое в тот миг по случаю играло «Голубой привет», – либо заглушить перепалку, либо мягко предложить всем сбавить тон. Фриц и Милтон принялись орать на Глэдис, та вопила в ответ. Док запалил себе косяк и взялся за чтение досье, собранного частной разведывательной организацией, известной под именем «Совет американской безопасности», со штаб-квартирой в Чикаго, по словам Фрица, и действующей примерно с 55-го года.

Там содержалась краткая история шхуны «Сбереженный», обостренно интересовавшей противоподрывное сообщество своими мореходными качествами. Вновь всплыв в Карибском море, к примеру, судно занималось какой-то разведдеятельностью против Фиделя Кастро, который к тому времени уже орудовал в горах Кубы. Позже, уже под именем «Золотой Клык», шхуна оказалась полезна для антикоммунистических проектов в Гватемале, Западной Африке, Индонезии и других местах, чьи названия были вымараны. Часто она брала на борт похищенных «смутьянов», которых больше не видели. Постоянно возникала фраза «углубленный допрос». Судно перевозило героин ЦРУ из Золотого Треугольника. Перехватывало радиопереговоры у вражеских берегов и пересылало их агентствам в Вашингтоне, округ Коламбия. Доставляло оружие партизанам-антикоммунистам – включая тех, что высадились в злополучном Заливе Свиней. Хронология в этом досье доходила до настоящего времени и упоминала даже необъяснимую поездку Мики Волкманна перед самым его исчезновением, равно как и отход шхуны на прошлой неделе из Сан-Педро с известной спутницей Волкманна Шастой Фей Хепчест на борту.

Мики – как известно, щедрый спонсор Рейгана – мог активно участвовать в некоем антикоммунистическом крестовом походе, и это как раз было не удивительно. Но насколько глубоко сюда впуталась Шаста? Кто устроил ее выезд из страны на борту «Золотого Клыка»? Мики? кто-то еще так расплачивался за ее услуги в похищении Мики? Во что она влезла настолько по-тяжелой, что единственный выход тут – помочь подставить человека, в которого вроде бы влюблена? Облом, чувак. Обл. Ом.

Это предположим, что она хотела выбраться. А может, на самом деле стремилась не выбираться, из чего бы ни было, а Мики ей мешал, или, может, Шаста встречалась на стороне с Рангоутом, молодым человеком Слоун, а та, может, обнаружила это и пыталась отомстить, повесив на Шасту убийство Мики, а то и Мики, может, взревновал к Рангоуту и попробовал его замочить, только план его дал осечку, и тот, кому заказали работу, явился и случайно прикончил Мики или, может, намеренно, потому что пока-неизвестный мясник на самом деле хотел сбежать со Слоун…

– Гаххх!

– Недурственная пакость, а, – Фриц, возвращая тлеющий косяк в защепке, только и осталось от того, что они курили.

– Определи «недурственная», – пробормотал Док. – Я тут типа додумался уже до заморозки мозга.

Фриц протяженно захмыкал.

– Ну, частным сыскарям и близко бы к наркоте не подходить, от всех этих альтернативных вселенных только работа усложняется.

– А с Шерлоком Хоумзом как, он на кокаине все время сидел, чувак, ему помогало дела распутывать.

– Ага, только он… не настоящий был?

– Что. Шерлок Хоумз был…

– Это придуманный персонаж из пачки рассказов, Док.

– О ч… Нее. Нет, он реальный. Живет в том настоящем доме в Лондоне. Ну, может, больше не живет, давно это было, теперь-то то уже наверняка помер.

– Ладно тебе, пошли лучше в «Зуки», не знаю, как ты, а меня вдруг «пробило на кнедлики», как сказали бы Чич и Чонг?

Войдя в легендарную закусочную в Санта-Монике, они попали под красноглазый осмотр толпы ебанатов всех возрастов, которые, похоже, ожидали кого-то другого. Немного погодя объявилась Магда с обычным зукибургером и картошкой, а также говяжьим рулетом на ржаном хлебе, картофельным салатом и «Сель-Реями» «Д-ра Брауна» плюс еще одной плошкой пикулей и кислой капусты, и выглядела она при этом загнаннее обычного.

– А тут у вас людно, – заметил Док.

Она закатила глаза, обводя помещение взглядом.

– Поклоннички «Доктора Маркуса Уэлби». Вы когда-нибудь замечали, что вывеска «Зуки» на полсекунды возникает в начальных титрах? Моргнете – и пропустите, но вот этой публике такого уже с избытком – они приходят сюда и спрашивают, типа не мотоцикл ли это доктора Стива Кайли перед входом стоит и где больница, а еще, – голос у нее зазвенел, когда она отходила от стола, – их сбивает с панталыку, если они не могут найти в едрическом меню «Читоз» или «Твинкиз»!

– Хоть не «Мод-взвод»-ные, – проворчал Док.

– Что, – Фриц невинно. – Моя любимая передача.

– Больше похоже на про-легавый контроль сознания. Стучите на друзей, детки, Капитан даст вам сосачку.

– Слушай, я сам из Темекулы, а это Края Чокнутого Кота – там всегда болеешь за Игнаца, а не за Инспекту Щена.

Какое-то время они занимались набивкой ртов, забывая, заказывали что-то еще или нет, снова вызывали Магду, потом забывали зачем.

– Потому что частные сыскари обречены, – Док, продолжая прежнюю мысль, – это много лет уже заметно, в кино, по телику. Раньше вот были все эти великие сыщики – Филип Марлоу, Сэм Спейд, штемп штемпованный Джонни Стаккато, всегда умнее и профессиональнее легавых, вечно это они раскрывают преступление, а мусора ходят не по тому следу и путаются под ногами.

– Являются в конце браслеты защелкнуть.

– Ну а сегодня только легавых везде и видно, ящик переполнен блядскими полицейскими передачами, они просто обычные парни, стараются лишь свою работу делать, публика, грозят чьей-нибудь свободе не больше папаши в комедии. Ну да. Зрительская аудитория так счастлива от легавых, что буквально просится на нары. Прощай, Джонни Стаккато, добро пожаловать, Стив Макгэрретт, и не забудь при этом вышибить мне дверь, пожалуйста. А тем временем тут, в реальном мире, почти всем нам, частным топтунам, даже на квартиру не хватает.

– Так чего не уйдешь из бизнеса? Поселился бы на лодке в дельте Сакраменто – кури, пей, рыбачь, ебись, знаешь, чем там еще старье занимается.

– Не забудь еще ссаться и ныть.

Рассвет на подходе, бары только закрылись или закрывались, перед «Уэволнами» все либо сидели за столиками на тротуаре и дрыхли головами на «Здоровых Вафлях» или в мисках с вегетарианским чили, либо тошнили на проезжей части, отчего поток мелких мотоциклов шел юзом по блевотине и прочему. В Гордите стоял конец зимы, хотя погоды были далеко не обычны. Народ роптал в том смысле, что прошлым летом на пляжах лета не было до августа, а теперь вот, похоже, зимы не будет до весны. Санта-аны выдували весь смог из центра Л.-А. – в воронку между Холливудскими холмами и Пуэнте, на запад через Гордита-Пляж и в море, и так продолжалось вроде уже не первую неделю. Береговые ветра так сильны, что прибою не на руку, но сёрферы все равно, как ни странно, вставали ни свет ни заря поглядеть на эту рассветную дичь – она выглядела зримым аналогом тому, что? каждый чувствовал шкурой: пустынные ветра, жара, неумолимость, да еще и выхлоп миллионов автомотосредств мешался с микроскопическим мохавским песком и преломлял свет к кровавому концу спектра, все было тускло, зловеще и библейски, словно небеса предупреждали: моряк, берегись. Акцизные марки штата на пробках бутылок текилы в лавках отклеивались, вот как сух был воздух. Теперь виннолавочники могли заливать в эти бутылки что угодно. В аэропорту реактивные самолеты взлетали не в ту сторону, вой двигателей не раскатывался по небу, где полагается, поэтому сны у всех вставали дыбом, если люди вообще могли уснуть. В небольшие многоквартирные комплексы ветер, сужаясь до свиста, проникал через лестничные колодцы, по пандусам и мосткам, а пальмовая листва снаружи трещала с влажным хлюпом, поэтому внутри, в затемненных комнатах, в свете жалюзи казалось, что хлещет ливень, ветер ярился в бетонной геометрии, пальмы бились друг о дружку тропическим потопом, так и тянет распахнуть дверь и выглянуть, а там, само собой, та же самая жаркая безоблачная глубь дня, ни дождинки, куда ни глянь.

Последние недели Св. Сбренд из Лондейла, для коего Иисус Христос был не только личным спасителем, но и консультантом по сёрфингу, и чья доска была старой школы, чуть меньше десяти футов, из красного дерева с перламутровым инкрустированным крестом сверху и двумя неистово розовыми пластмассовыми плавниками снизу, катался на приятеле с моторкой из стекловолокна далеко Наружу, где прибой, клялся он, такой, что узловатее наката и не бывает, волны больше, чем в Уаймиа, больше, чем на Бродяге дальше по берегу к бухте Полумесяца или на Тодос-Сантос в Бахе. Стюардии транстихоокеанских рейсов, заходящих на посадку в «ЛАКС», сообщали, что видели его внизу – он седлал волны там, где никаких волн быть не должно, фигурка в мешковатых белых плавках, белей того, как, вообще-то, они выглядели бы на преобладающем свету… По вечерам, с закатом за спиной он вновь восходил к мирскому оттягу раздолбайского Гордита-Пляжа, брал себе пиво и безмолвно тусовался, лишь улыбаясь людям, если без этого никак, ждал возвращения первого света.

А в его домовухе на берегу висела бархатная картина – Иисус, правая нога оттяжно впереди, на грубо сработанной доске с балансирами, призванной обозначать распятие, на волнах прибоя, который редко увидишь на Галилейском море, хотя это едва ли бросало вызов вере Сбренда. Что еще может означать «хождение по водам», как не сёрфинг на библейском жаргоне? Однажды в Австралии местный сёрфер с огромнейшей банкой пива в руке, Сбренд таких раньше и не видал, даже продал ему обломок Истинной Доски.

Как обычно у ранних посетителей «Уэволн», мнения касаемо того, где именно, если где-то, ловит волну Святой, расходились. Кто-то стоял за причуды географии – не обозначенную в лоции подводную гору или внешний риф, – кто-то – за чудно?е погодное явление из тех, что раз в жизни, а то и типа извержение вулкана или приливную волну где-то далеко, на севере Тихого, чьи накаты, достигнув со временем Святого, приобрели бы удобную узловатость.

Док, тоже поднявшись спозаранку, сидел, пил «уэволновый» кофе, в который, ходили слухи, подмешивали перемолотый белый-два-креста, и слушал все более беспорядочный базар, главным образом – наблюдал за Святым, дожидавшимся своего утреннего извозчика к прибою. В прошлом Док знавал сёрфера-другого, что открывали и оседлывали иные прибои, вдали от берега, на которые ни у кого другого не водилось оборудования под ногой либо в душе, – всякий рассвет они отправлялись туда одни, часто – по многу лет, тенями, наброшенными на воду, и там скользили, несфотанные и незафиксированные, минут по пять кряду, а то и дольше сквозь кипящие тоннели солнечной синезелени – истинного и нестерпимого цвета дня. Док замечал: немного погодя эта публика оказывалась уже не вполне там, где ее рассчитывали обнаружить друзья. Давние кредиты в пивбарах под пальмовыми листьями приходилось прощать, прибрежные милашки оставались угрюмо пялиться на горизонты и в конечном итоге сходиться с гражданскими из-за бермы, страховыми оценщиками, вице-директорами, охранниками и тому подобным, несмотря даже на то, что плата за брошенные квадраты сёрферов по-прежнему откуда-то поступала и в окнах все время возникали таинственные огни, много позже того, как на ночь закрывались притоны, а люди, полагавшие, что на самом деле видели этих отсутствующих сёрферов, впоследствии признавали, что им, наверное, все-таки взглюкнулось.

Док прикидывал, что Святой – как раз из таких вот ушедших вперед духов. Догадка его заключалась в том, что Сбренд седлал эти шизанутые волны, которые отыскивал, не столько из безумия или тяги к мученичеству, сколько в поистине каменном безразличье, в глубоком фокусе религиозного экстаза, как тот, в кого ткнул пальцем Господь: мол, тебя смоет во искупление всех нас. И что настанет день, когда Сбренд, подобно прочим, окажется где-то еще, пропадет даже из ЗВИСТа, Земного Вентера Идеального Сёрферского Трепа, и те же люди, что и сейчас, будут сидеть в «Уэволнах» и спорить, где он может быть.

Немного погодя явился приятель Сбренда с моторкой, и под антимоторочный ропот парочка отвалила вниз по склону.

– Ну, совсем спятил, – подытожил Флако-Гад.

– Мне кажется, они просто выходят в море, пьют пиво там, спят, а когда стемнеет – возвращаются, – высказался Зигзаг Дуон, который в прошлом году перешел на доску покороче и волны помилостивее.

Энсенадский Дылда рассудительно покачал головой: