Культ праха

Силгур молча остановил Муниярда и одобрительно кивнул.

Руди всё еще находился в сознании. Он смотрел на них обречённо и умоляюще. Он нуждался в тепле и облегчении. Подойдя к нему, Олирасар присел рядом. Его добродушный взгляд и приятная улыбка вызвали у Руди чувство доверия, которое было скорее отчаянным, чем честным.

– Скажи мне своё имя. – попросил Олирасар.

– Рудольф, а кто ты?

– Олирасар. Ты – мой друг. Не бойся меня.

– В местах, откуда я родом, так быстро друзей не заводят, – чуть слышно произнёс Руди.

– Пока ты здесь и пока мы рядом, я – твой друг, – беззастенчиво ответил Олирасар, – и ты будешь моим другом.

– Пока я здесь…

– Прости нас, Рудольф. Мы очень устали. До этого дня мы скитались в вечных страданиях. Воины истины. Охранники вечных знаний. Странники пустоты. Нам очень тяжко. Я не спал с тех времён, когда всё было хорошо. Кажется, я никогда не спал.

– Нам всем не мешало бы отдохнуть.

– Не сейчас. Силгур и Муниярд отнесут тебя к нашему Отцу.

– Зачем? – удивился Руди, – я умираю…

– Не нам определять час твоей смерти. Всё решит Альель.

– Он справедлив, – сказал Муниярд.

– И милостив, если на то его воля, – сказал Силгур.

– Пускай решает, – сдался Руди.

В середине пути сумрак растворил их образы в Сизой пустоши Лальдируфф. Одна из загадок этого места заключалась в том, что ни одно живое существо не могло рассчитывать на собственные органы и системы чувств. Густой сизый сумрак лишал зрения, воздух – обоняния, а холод устранял все остальные ощущения.

Силгур и Муниярд шли уверенно, словно для них не было и не могло быть препятствий. Они несли Руди не как поверженного врага или пойманную добычу. К своей ноше Муниярд, а особенно Силгур относились с глубоким почтением, но самым добрым и милосердным из них казался Олирасар. Он следовал за ними, так же бесстрашно и уверенно.

– Что со мной будет? – спросил Руди.

– Ты пройдёшь испытание предпоследней капли, – ответил Муниярд.

– Великое действо, – добавил Силгур.

– Я слишком слаб для испытаний, – возразил Руди.

– Именно это испытание поможет тебе, Рудольф, – утешал Олирасар.

– Предпоследняя капля даст тебе новую силу и радость жизни, либо спокойную смерть, – пояснил Силгур.

– Обычная капля вынесет мне вердикт?

– Капля за каплей нас наполняет жизнь и сила, – сказал Муниярд.

– Капля за каплей из нас уходит сила и жизнь, – сказал Силгур.

– По капле измеряются пределы наших внутренних ресурсов, терпения, возможностей, – сказал Олирасар.

– Последнюю каплю все живые существа считают самой страшной, – поведал Муниярд, – последняя капля воды говорит нам о предстоящей жажде, иногда смертельной, и только когда жажда становится реальной угрозой, приходит осознание собственной глупости, ведь живое существо не сделало ничего, чтобы этого не было. Оно не сохраняло свой источник и не искало нового. Оно приспосабливалось. Оно доверило своё будущее тому, чего не знает. Это осознание страшное, но короткое, ибо мало кто принимает свои ошибки в расцвете жизни, а особенно – когда близится смерть.

Последней каплей воды не потушишь огонь, который может превратиться в угрозу ужасного пожара, испепеляющего всё на своем пути. Это удел диких людей. Вашими руками появляется огонь. Вашими делами порождается разрушение. Но без помощи природы и того, что создано не вами, вы не сможете созидать и бороться с разрухой, разрастающейся при содействии вами подобных. Но не всегда эта помощь будет вам доступна. Иногда природа уступает вашему разрушению и не позволяет вам его предотвратить, чтобы вы смогли получить только то, что устроили себе сами. Природа осознанно несёт вечную жертву, но это не означает, что она не может карать.

Последняя капля терпения рушит личную власть человека над собственной жизнью и всем тем, что в ней происходит. За пределы терпения выходит тот, кто больше не в силах справляться с самим собой. Выходя туда, мало кто может вернуться обратно. Остаётся только путь бесконечного сожаления. Каждый выбирает своё направление. Кто-то сожалеет о том, что столкнулся с непреодолимым барьером. Кто-то сожалеет о связи с людьми, причастными к его страданиям. Кто-то сожалеет о том, что потратил все свои силы на терпение. Существует масса вариантов, которые не несут в себе истины. А кто вообще по-честному нуждается в истине?

Считается, что последняя капля – палач. Все знают, но почти никто не признал, что последняя капля приносит божественное облегчение от тяжести, оставляемой её предшественницами. Последняя капля даёт определенность того, что вот-вот должно произойти. Она дарует свободу, которой важно уметь правильно распорядиться. Всё это предопределено судьбой, но превращено в заблуждение человеком.

– Альель поведал нам великую силу предпоследней капли, – продолжил Силгур, – в момент, когда настаёт очередь упасть предпоследней капле, принимается роковое решение, что же будет дальше. Последняя капля – ничто перед неизбежным.

– Ничего не понял, – сказал Руди.

– Предпоследняя капля обостряет до предела чувства страха, отчаяния, беспомощности. Она – невыносимость. В ней находится вся тяжесть пережитого ранее: всего того, что казалось лёгким и простым. Но никто не знает, что за этой каплей будет последняя, дарующая облегчение. Каждый, переживая пытку ужаса, думает о том, сколько ещё придётся ждать, терпеть, находиться в смирении. Предпоследняя капля не оставляет человеку выбора. Этот миг определяет, что будет дальше и будет ли вообще что-либо.

– Я не хочу этого, – живо отреагировал Руди.

– Благо, для этого не требуется твоё желание, – ответил Силгур.

Они долго шли к месту Альель. Пройдя всю Сизую пустошь, а затем нелёгкий подъём по Плачущим склонам, кажущиеся всесильными великаны всё же устали, но их усталость тревожила только Руди, который не знал, что их путь близился к концу.

Гальягуд и Вуррн неспешно готовились к сакральному действу. Мигурнок смешивал свои тайные снадобья, создавая питьё, которое предназначалось для Руди. За время ожидания он успел отдельно смешать некоторые экстракты для личного пользования вопреки запрету Гальягуда. Гальягуд всегда ругал Мигурнока за то, что тот создавал для себя зелье, усыпляющее разум. Соблазну хотя бы ненадолго слиться с пустотой поддавались все, кроме Рарона и Гальягуд гневался, что его влияние было вынуждено соревноваться с короткими иллюзиями, вызывающими непреодолимую зависимость. В этот раз Гальягуд даровал ему своё прощение. Рарон сидел у тающего ледника и как всегда молчал. Рарон никогда не говорил и не слушал. Таков был его удел.

Незадолго до появления Олирасара, Силгура и Муниярда, принёсших слабого Руди, к месту Альель пришли Вугго и Сларгарт. Вугго нёс на своих могучих плечах тушу убитого ими прекрасного оленя – самого сильного из всех, которые водились в тех краях. Без этой жертвы испытание предпоследней капли было невозможным.

Ещё тёплую тушу оленя Вугго дерзко бросил около тающего ледника, на тушу Муниярд аккуратно уложил Руди. Остальные, взяв пример с Рарона, расселись вокруг, достав свои бубны. Извлекая звуки из бубнов, они оживляли свои помыслы, взывали о помощи свыше и уходили в покой, который удерживал их разум вне жизни и смерти ровно столько времени, сколько позволял Альель. Великий Отец их не баловал, но и не давал им обижаться на него за неумолимую строгость.

Положение Руди было поистине ужасным: от туши убитого оленя невыносимо воняло, на лоб капали те самые капли – их холод был резок и колюч, в затылке и спине ощущалось неприятное блуждание тепла, выходящего из туши, а очень странные и опасные люди сидели рядом. Все они без сожаления и сострадания созерцали за его муками. Их безучастность сводила Руди с ума, но он ошибся. В нужное время Мигурнок дал ему то самое питьё. Солёное на вкус, это питьё вызвало пугающее онемение сначала языка, а затем и всего тела. Окончательно теряя контроль над собой, он буквально ощутил, будто его тело превратилось в горстку праха, которую вот-вот развеет по всему Северу холодный и беспощадный ветер.

Все они стали бить в свои бубны. Каждому из них принадлежал собственный ритм, а у их бубнов были завораживающие и неповторимые голоса.

Олирасар звучал быстро и резко.

Муниярд отличался тихим ритмом и спокойным звуком.

Вугго бил безжалостно и свирепо.

Сларгарт бил в такт Вугго, но делал это вполсилы.

Силгур тихо бил дважды, затем шёл один громкий удар, пауза, ещё один тихий удар и два очень громких удара.

Мигурнок бил размеренно и неопределенно, но его бубен звучал красивее всех.

Вуррн издавал самый сложный, неведомый ранее слуху ритм, поистине спутывающий сознание. Голос его бубна был самым низким и глубоким. От его ударов у Руди подчас останавливалось сердце.