Культ праха

Гальягуд бил в свой бубен сразу же после удара Рарона.

Рарон бил в свой бубен, как только на лоб Руди падала капля. Это были самые громкие удары из всех. Рарон и его бубен доставляли Руди неописуемую муку, которая в разы превосходила страдания, вызываемые каплями, смрадом и неприятным теплом.

В какой-то миг Руди осознал, что сходит с ума. Мысли, словно конструкции из спичек, ломались, разлетались, загорались, уничтожая смысл, которого, казалось бы, вовсе не было. Его охватил ужас от потери контроля над тем, что было подвластно ему всю его жизнь. Вуррн вызывал у него безумие. Его бубен изгонял здравый смысл.

Пик мучений приближался стремительно, но вдруг, не дождавшись многострадального конца, очевидно в момент упавшей на него предпоследней капли, Руди провалился в давящую тьму.

Тьма не была бесконечной. Оставаясь в сильнейшем напряжении, Руди очнулся и увидел много света. Этот свет был невыносим, ужасен и ненавистен его существу. Руди лежал в небольшой комнате, пустой на первый взгляд, но в этой комнате происходило самое важное – то, что нельзя забывать. Он смотрел на белый потолок, затем его взгляд медленно спустился вниз, в поисках необходимого. Светло зелёный тазик был на месте. Складывалось ощущение, что тазик своей чудовищной тяжестью продавливал грудную клетку. Было очевидно, что тазик стал предметом первой необходимости. Вне всякого сомнения, тазик оказался самым верным и одновременно ненавистным спутником жалкого остатка жизни.

Вечная тошнота, как итог всего, что прожито и как прожито до этого. Ведь почему-то всё именно так. Попытки отыскать причину могут увенчаться успехом. Нетрудно найти массу причин и оснований, но не будет уверенного и безоговорочного, единого и нерушимого доказательства того, что есть та самая – необходимая причина. На короткий миг становится ясно, что всё, кроме этой тошноты, неустойчивая и лишенная понятного смысла условность. И только светло зелёный тазик останется последним неоспоримым фактом. В нём ненадолго задержатся остатки внутреннего мира того, кому он принадлежит. В отвратительном сиянии белых стен и потолка, светло зелёный цвет дарует крошечную надежду на несправедливо короткое мгновение облегчения.

Руди узнал эту комнату. Он хорошо помнил и тазик, который не раз держал в своих руках. Правда, Руди носил тазик жёлтого цвета – не такой красивый и не такой маленький.

Давящая тьма подбросила его в период детства. Всё происходящее с ним, много лет назад произошло с его мамой. Это было место, где она в страшных муках доживала свои дни. Последний раз он виделся с ней за две недели до её смерти. Она попросила его подойти ближе и немного постоять у окна, чтобы ей было удобнее его рассмотреть. Её глаза казались чужими. Она никогда не была такой. Казалось, что Руди был ей не настолько важен. С этой обидой он жил до сих пор. Оставшиеся две недели он ничего о ней не слышал и не знал, но Руди прекрасно помнил, что светло зелёный тазик появился в день её смерти.

Боль потери, державшая Руди за горло несколько десятков лет, смешалась с физической болью матери, о которой до этого он мог только догадываться. Руди ждал, когда же, наконец, упадёт последняя капля терпения. Положение, в котором он оказался, было невыносимым и буквально сводило его с ума. Боль во всём теле не становилась сильнее, но с каждой секундой мука терпения убивала всё, что оставалось при нём, начиная с надежды. И как только пределы его возможностей были повержены, обессиленный Руди провалился во тьму облегчения.

Блаженство пустоты дало Руди возможность восполнить свои силы. Как только он избавился от груза пережитого им ранее, повелевающие им силы бросили его в эпицентр большого праздника, который он не так давно пропустил. Радостные лица встречали его с восторгом. Вокруг царила атмосфера восхищения. Пространство сотрясал гул сотен голосов. Вспышки, одна ярче другой, создавали космическое ощущение звёздного мерцания на пути к триумфу. Он чувствовал себя легко, и только ожидание чего-то славного, приятно щекотало его нервы. И когда это «славное» было уже близко, его глаза ослепила вспышка, а после жгучая боль стремительно распространилась по всей его спине. Затем наступила тьма.

Вспышка, и он снова в сознании. Над ним тревожно суетятся врачи. Очевидно, они едут в машине скорой помощи. Вспышка, и он снова во тьме, но ему не становится легче. Вспышка, и всё вокруг него летит кувырком. Очевидно, что-то произошло в дороге. Вспышка, и снова тьма. Та самая тьма освобождения.

Из тьмы его выманил голос любимой Авроры. Она склонилась над ним, держа его левую руку.

– Мне плохо, – чуть слышно произнёс Руди, – очень плохо. Я больше не могу терпеть.

– Оставь терпение здесь, – ответила Аврора, – от него вся беда.

– Беда не в этом, – возразил Руди.

– Ты прав сынок, беда совсем в другом, – сказала его мать, которую он не заметил.

Мать стояла в стороне. Подойдя ближе, она тихо склонилась над ним, взяв его правую руку.

Вокруг них царила благостная тишина. Странники, устроившие Руди невыносимые муки, исчезли. Он лежал на чужой холодной земле, а рядом были только те, кого на самом деле уже не было. Несмотря ни на что, Руди был счастлив.

– Отдай мне свою боль, – просила Аврора.

– А мне отдай свою печаль, – просила мать.

Они крепко обняли обессиленного Руди, а после подняли его и перенесли за белый холм, где для него уже была вырыта глубокая яма. Мягко уложив его в уготованное ему место, Аврора и мать поднялись.

– Мы спасём тебя, Руди. Ты будешь спрятан здесь навечно, и только мы будем знать, где тебя найти. Я всегда буду рядом, как и мать твоя. Вдвоём мы будем стеречь твой покой. Позволь нам это.

Горсть за горстью они бросали на него землю. Руди не мог и не хотел сопротивляться. Глядя на мать и Аврору, он вспоминал все его мечты о них. Причудливым образом он получил то, чего так сильно желал. И всё же его огорчало понимание, что они будут рядом с ним, но он не сможет их видеть. В эту короткую встречу он рассмотрел мать. Черты её лица, её голос и тепло, за годы жизни без неё, в памяти Руди не удержались. Вместо них он берег обиду за то, что в конце, как ему казалось, она от него отказалась. Теперь всё встало на свои места.

Как и было обещано, Руди был спрятан неизвестно где. Также было обещано, что это навсегда, но всё оказалось куда сложнее. Всецело отдаваясь таинственному процессу, Руди не задумывался над тем, что даже в мире грёз он не сможет дышать, находясь глубоко под землей. Ни мать, ни Аврора не предупредили его, что своими руками они забросили его в смертельную ловушку.

Скованный холодной землей, Руди снова принял ужасную муку, которая казалась ему последней. На этот раз умирал именно он. По иронии судьбы, Рудольф с детства боялся удушья, после того, как подавился огромной долькой персика. Тогда у него хотя бы оставалась надежда на то, что эту дольку из него выбьют, и он продолжит свою праздную жизнь. Рядом с ним всегда была спасительная рука, достающая его из критических ситуаций. У него было всё для праздной жизни, но он от этого отказался ради рокового приключения. Спасительной руки больше не было, но его спасли огромные рога.

Холодная земля над ним начала сотрясаться. Нечто агрессивное и мощное бороздило свежую насыпь. Не успев испугаться, Руди с огромной силой поднялся сквозь землю и оказался над ней. Его вырыл тот самый жертвенный олень, которого убил Вугго. Авроры и матери рядом не было. Они исчезли, не сдержав обещания.

Олень нёс все еще обездвиженного Руди на своих громадных рогах. Очевидно, именно это достоинство послужило поводом тому, что самое прекрасное животное Севера принесли в жертву. Они стремительно поднимались вверх на пик величественного ледника Роткруфтинга, подходя всё ближе и ближе к необыкновенному северному сиянию. Впервые Руди увидел неописуемую прелесть. Зелёная дымка казалась такой близкой, что будь у него возможность шевелиться, он смог бы протянуть руку и прикоснуться к настоящему чуду. Дойдя до самого верха, где звук ледяного ветра о чём-то взывал к тому, кто его слышит, олень сбросил Руди с обрыва в саму тьму. Там, внизу, его ожидала гибель, но Руди уже было всё равно. Он испытывал первозданное облегчение, силу которого прежде ему не доводилось ощущать. В этот момент он осознал, что именно таит в себе та самая предпоследняя капля. Только тот, кто пережил это, знал истину и то, как всё на самом деле происходит. Руди смог вытерпеть и познать истину, ценность которой на самом деле была ничтожной. Он понял, что ничего из всего, о чём он знает и помнит, не имеет смысла. Смысл чего-либо – самая большая иллюзия человека, изводящая его впустую. Свободное падение дало то самое счастливое ощущение внутренней чистоты и лёгкости. Это был важнейший урок, который не дано осознать и усвоить разумом, но Руди прошёл его, отказавшись от всего, что имело для него ценность.

Тьма была мягкой и бережной. Застыло время и внутренний голос Руди. Его сердце билось размеренно, а дыхание становилось всё тише и тише. Он был готов к смерти и принимал её с благодарностью. Ему показалось, что руки смерти приняли его – он ощутил прикосновения к своему телу. Это была чья-то помощь, чьи-то надёжные объятия. Думая, что всё кончено, Руди ушёл в забытье.

Ему не дали насладиться уходом. Вокруг него сотрясалась земля, пробуждая Руди из сладостного сна. Открыв глаза, он на мгновение ослеп от серебряного света. Перед ним открывалась необыкновенная картина. Тёмные силуэты, обрамлённые сияющими бликами, окружили его и резво прыгали справа налево, причитая что-то невнятное, но захватывающее. Казалось, что они пребывают в мощном экстазе, дёргаясь от наслаждения. Сначала Руди не понимал смысла происходящего, а потом он вспомнил, что смысла нет.

В пространстве возник страшный голос, приказывающий остановиться дивному действу. Тёмные силуэты застыли в поклонении.

– В чём моя сила? – спросил голос.

– Ни в чём. – ответил Руди, будучи в полной уверенности, что вопрос был задан ему.

Услышав это, тёмные силуэты бросились на Руди, разрывая его между собой. Их было так много, что тьма поглотила его полностью. Не успев потерять сознание от происходящего, Руди очнулся на том месте, где всё началось.

Жертвенный олень под ним остыл. Гальягуд, Вугго, Олирасар, Силгур, Мигурнок, Сларгарт, Вуррн, Муниярд и Рарон больше не играли в свои бубны. Для Руди уже был готов его личный купол, над которым трудились Силгур, Муниярд и Вуррн. Мигурнок приготовил ему новое питьё. Олирасар сидел рядом с Руди. Рарон сидел в стороне от всех. Остальные всё это время сидели у костра и вели секретную беседу.

Когда к Руди стали возвращаться силы, Гальягуд попросил всех оставить их двоих наедине. Он был суров, но Руди чувствовал, что Гальягуд относится к нему с добром.

– Мы держим путь домой. – объявил Гальягуд, – долгие месяцы нам придётся странствовать по священным землям Лальдируфф в поисках ориентиров, которые укажут нам, куда нужно двигаться дальше. Ты – чужак и тебе неведомо, что в Лальдируфф никто и ничто не стоит на месте. Нашего родного пристанища уже давно нет там, где оно находилось прежде. Впереди нас ждут трудности и испытания, ведь мы здесь не одни, но мы единственные дети Альель. Этот путь будет казаться вечным.

– Меня вы бросите? – спросил Руди.

– Ты свободен. Мы оставим тебя, если таково твоё желание. Альель принял тебя и мы должны принять тебя, как бы тяжело это не было для бедного Вугго. Испытание предпоследней каплей доказало, что ты сможешь дойти до конца. Сегодня мы отправимся в путь, и ты можешь уйти вместе с нами. Там и твой дом.

– Если я уйду далеко от побережья, мои родные меня не дождутся.

– Не дождётся тот, кто не ждёт.

Глава 4. Первое странствие

Их путь был ужасно долог. Странники не трогались с места, пока двое из них – Вугго и Сларгарт, не находили нужное направление. Хранители странников бесстрашно шли сквозь тьму, северные миражи и ловушки. Их чутьё позволяло им находить затерянные либо далеко сместившиеся пути. Как только находился ориентир, Сларгарт отправлялся к своим, чтобы вести их сквозь тьму, северные миражи и ловушки. Вугго оставался на новом месте и разбивал небольшой временный лагерь, чтобы пришедшие к ориентиру, усталые после изнурительного перехода странники нашли целительный покой и тепло, которое для них было одной из священных ценностей. Единственный охотник, Вугго добывал оленину, и этих запасов должно было хватить до следующего привала. Несмотря на свой грозный и агрессивный нрав, именно Вугго заботился обо всех странниках, давая им защиту, кров, тепло, еду и вселяя в них надежду, что их дорога к дому становится всё короче и короче.

Ожидание возвращения Сларгарта могло растянуться на недели. Странники старались держаться вместе, но каждый был волен проводить отведённое время по-своему. Вдали от всех неподвижно, отдаваясь сладостной власти своих снадобий, лежал Мигурнок. Силгур и Муниярд рассказывали друг другу, что происходило за пределами Лальдируфф. Подчас из их уст доносились страшные, несправедливые, чудовищные по своей природе истории, но ни Силгур, ни Мигурнок не разделяли ужаса и тревоги Руди, который старался подслушать всё, что те говорили. Гальягуд и Вуррн молча наблюдали за Олирасаром. Олирасар, со слезами на глазах, остервенело чесал свои руки. Рарон сидел вместе со всеми, но его присутствия никто не ощущал.

На восьмой день их ожидания Руди впал в уныние. Этого не мог не заметить Олирасар, сидящий напротив. Это заметили все странники, но к Руди подошёл только Олирасар.

– Почему грустишь, друг? – спросил он.

– Я не могу тебе честно ответить, ведь и сам не знаю, в чём причина, – растерянно ответил Руди.

– Тогда вспомни, после чего тебя поработила грусть?

– После того, как я начал подслушивать разговоры Муниярда и Силгура. Они ни в чём не виноваты. Муниярд верно изложил суть происходящего там, где я жил. Силгур верно изложил суть того, чем я жил. Суть, которую я самонадеянно игнорировал. Тогда мне казалось, что я был прав, но сейчас ко мне пришло горькое осознание, что в том периоде зародилось моё самое большое заблуждение.

– Ты будешь прав всегда при настоящем моменте, – успокаивал Олирасар, – вокруг тебя могут быть другие времена, обстоятельства, события и люди, но это будут именно те условия, которые дают твоей правоте силу жизни.

– Позволь узнать, дорогой Олирасар, – внезапно заговорил адепт вечного молчания Рарон, – сейчас ты вводишь в заблуждение этого человека, или самого себя?