Оценить:
 Рейтинг: 0

Записки сумасшедшей: женский роман о пользе зла. Книга 1. Заколдованный круг

Автор
Год написания книги
2024
Теги
1 2 3 4 5 ... 17 >>
На страницу:
1 из 17
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Записки сумасшедшей: женский роман о пользе зла. Книга 1. Заколдованный круг
ТУТУ

Действие мистического романа-трилогии начинается в вымышленном регионе России в XX веке. Девочка с необычным для черкесов именем Я заключает сделку с неким существом, которое она называет то Тенью, то ангелом Алексом.В рамках сделки с Алексом Я выбирает профессию писателя. Однако она переносит начало литературного творчества до времени, когда накопит жизненный опыт и познает настоящую любовь.Наделенная требующими реализации духовными дарами, под предлогами, не имеющими отношения к материальному благополучию, Я совершает поступки, которые приводят ее на опасный путь.Поняв, что в западне, пытаясь вырваться из сетей лидера организованной преступной группы, генерала в законе Малыша, она попадает в банду депутата в законе и его жены Юлии и Амирби Шудровых…Хождение по кругу кажется бесконечным. Ушли красота и молодость. Когда же накопится этот опыт? И где же любовь? Куда ведут ее неутолимая жажда и поиск смысла собственной жизни?..

ТУТУ

Записки сумасшедшей: женский роман о пользе зла. Книга 1. Заколдованный круг

Этот роман основан на реальных событиях, но не отражает точные факты, а лишь повествует о том, как Я решала свои проблемы.

С целью обеспечения литературной свободы, решения иных творческих задач, а также сохранения конфиденциальности, изменены не только имена всех персонажей, но и сами события. Таким образом исключены любые совпадения с реальностью.

Автор не имела цели оскорбить, унизить, причинить любой иной вред кому бы то ни было, будь то отдельный человек, семья, род, нация, государство и государственные институты, религиозные, философские, идеологические, культурные и иные конфессии, существующие или существовавшие когда бы то ни было на планете Земля…

Предисловие

Впервые я поговорила со своим ангелом, когда мне было семь, играя в классики, во дворе.

– Ты уже решила, чем займешься в этой жизни?

– Да, стану писателем. Правда еще нет жизненного опыта: я ни разу не была в пионерском лагере; и не видела море. Пока нет событий, что можно описать.

Тут я вспомнила Наташку из соседнего подъезда и подумала: «Вот у кого бурная жизнь. Жила бы так я, уже бы писала».

Однако эту мысль я промолчала. Хотя, как можно промолчать одну мысль, когда молча же сообщаешь кому-то другую? Только сейчас об этом подумала, но, так и было.

Под «бурной Наташкиной жизнью» я подразумевала не только море, но и ее отношения с мальчиками: она уже целовалась, а я нет; она уже любила, а я нет. Что же это за писатель, который никогда не любил?

– И главное, я не любила, а писать можно только о любви, – добавила я убежденно.

Ангел молчал. Я перестала прыгать и повернула голову не то налево, не то направо. Когда поняла, что меня по-прежнему слушают, продолжила:

– В общем, какое-то время придется просто жить – копить материал. Начну писать в сорок. Сорок лет – в самый раз: уже не молодая, но еще не старая.

– Хорошо.

Посвящается Шуе…

В наказании, посланном нам Богом, таится милость, из каждого зла созидается особое благо, и греховное заблуждение тоже приносит пользу[1 - К.С. Льюис. Настигнут радостью.] .

Часть I

С детства не любила улыбаться. Мне казалось, если на моем лице не будет улыбки, беда не застигнет меня врасплох…

1

Я родилась в доме акушерки, потому что, когда у мамы начались схватки, Туркужинская сельская больница была на ремонте.

Меня зовут Я. Я – мое имя. Его дал мне отец. Впервые взглянув на меня, он восторженно произнес: «Это же я!» А потом, удивляя родственников, твердил: «Это я», всякий раз как заходила обо мне речь.

В мою первую ночь под крышей отчего дома, растормошив маму, отец сообщил, что нашел мне имя – Я. «Я назову ее Я!» – сказал он маме, на что та, пробормотав привычно-послушное: «Да, конечно», тут же уснула: какое имя, когда впереди полный забот день…

На самом деле, в момент нашей первой встречи, папочка пережил ни что иное как опыт мистического единения. Такой опыт знаком шаманам, некоторым адептам религиозных традиций и духовных практик; людям искусства – художникам, музыкантам и поэтам – он тоже, по идее, должен быть знаком.

Папочка мой был эмоциональной, тонко организованной творческой личностью. Восторг отцовства приоткрыл для него завесу Истины, и он испытал озарение; не распознанное, однако, ни им, ни его ближайшим окружением…

Да, но как жить с таким именем мне, девочке, в самой консервативной среде, какую только можно представить?

Хотя утверждение «самая консервативная» вряд ли верно; оно наверно, наверняка, преувеличено. Можно назвать и других жителей горных местностей, чья изолированность от внешнего мира, с потоками людей, товаров, религий и знаний, сформировала приверженность старым обычаям.

Впрочем, откуда мне знать? Туристической поездки, путешествий, тем более книг или фильмов, мало, чтобы составить мнение о народе. Так что, может быть, с горцами других стран мы вовсе не похожи. На самом деле, как узнать народ по фильмам или экскурсиям? Разве только конкретные факты истории, этнографии и культуры.

Однако, чтобы изучить народ по-настоящему, узнать его характер, подноготную, так сказать, надо с ним прожить достаточно долго. Хотя бы столько, сколько прожила среди черкесов я, пройдя путь от безусловной, самозабвенной любви к этому народу до глухой неприязни и невероятного отчаяния от того, что я – тоже черкешенка.

2

В то же время, как бы я, или кто другой, не относились к черкесам лично, адыги – великий народ, со славной историей и крутыми предками; один из которых Леонардо да Винчи, если что. Существует гипотеза, что в жилах Христофора Колумба тоже текла черкесская кровь. Даже Соломон наших кровей, и тоже по матери.

Славу этих парней присвоили себе другие народы, зато результатами их усилий может пользоваться каждый желающий. В известном смысле этого, наверно, достаточно. В любом случае такое положение вещей – закономерный результат жизни народа, на каком-то этапе своей истории пустившего по боку грамоту, а вместе с ней живопись, скульптуру, архитектуру, химию, физику, математику, историю и вообще все науки, не имевшие для него на тот момент прикладного значения.

Пока одни основывали религии, занимались философско-идеологическим обоснованием своего превосходства над другими народами, делали научные открытия, возводили города и упражнялись в искусстве дипломатии и интриг, мои простодушные, свободолюбивые предки, сосредоточившись на поиске добычи и рыцарской славы, бороздили моря, поля и горы Азии, Африки и Европы.

Теперь, когда стих грохот и скрежет бесконечных битв, а подвиги телес и душ предков канули в небытие вместе с их именами, оказалось, нигде на планете нет ни черкесских замков, ни храмов, ни библиотек.

3

В то же время не могу сказать, что адыги совсем уже не оставила о себе никакой памяти. Среди народов, изначально с бо?льшим уважением, чем мы, отнесшихся к силе обычного гусиного пера, таки нашлись трубадуры нашей храбрости и красоты.

Хотя, признаюсь, в отличие от некоторых моих соплеменников, не вижу смысла в кичливом их цитировании. Высказывания, что так ревностно собирают некоторые мои соплеменники, равноценны пыли, на которой покоится сухая оболочка прошлогодней бабочки, застрявшей между деревянных оконных рам старого образца.

И если слова поэтов прошлого о нас – пыль, то и мы, в каком-то смысле, та самая прошлогодняя бабочка, которая еще есть, но уже мертва и не сегодня, так завтра будет сметена метлой равнодушной Истории.

Кто знает, может быть, уже через какие-то двести лет на Земле не останется ни одного человека, знающего родной язык и идентифицирующего себя как черкес.

Но сейчас-то мы есть! Потому, по большому счету, вопрос не в том, какую память оставили о себе наши предки, что смогли или не смогли нам завещать – они старались как могли, – но в том, какую память оставим о себе мы. Сумеем ли выйти из наикрутейшего социокультурного пике, в котором пребываем? Найдется ли тот альпинист, что вгрызется своими кошками в Скалу Забвения и скажет: «Все, точка, ни шагу назад. Теперь я и мой адыгский народ вместе идем только вперед! Шаг за шагом, изо дня в день, до последнего вздоха, только вперед и только вверх!»

4

Не хотела начинать работу над этим романом. И не только над романом – вообще не хотела писать. Что такое писатель? Особенно, если он – искатель. Пишущий искатель – это человек, которому не хватило личной силы завершить поиск, стать живым воплощением, храмом Того, о чем, или точнее, о Ком он мечтал может быть всю свою жизнь, с рождения…

Но выбора нет: ни есть, ни пить, ни спать, ни жить, ни даже умереть не могу – только писать. Но и писать тяжело – больно от обид, горестных воспоминаний. В какой-то момент я даже думала покончить счеты с жизнью, соскочить. Однако на следующий день, после того как эта мысль пришла на ум, в дверь позвонил продавец буддийской литературы.

– Прости, я без работы; то есть, без денег.

– Всего пятьдесят рублей за книгу, – буддист улыбался.

Улыбаясь в ответ и отрицательно качая головой, подумала: «Для кого-то «всего», а для меня – недельный запас кофе».

Пред тем как защелкнуть дверной замок, услышала:
1 2 3 4 5 ... 17 >>
На страницу:
1 из 17