Бог – что захочет, человек – что сможет

Никольскому я обязан знакомством с Плещеевым озером. Он зазвал меня, только-только севшего за руль «москвича» (1964 год), прикатить к нему в гости в домик лесника, у которого он снимал угол. Домик стоял у самой воды, в сосновой молоденькой, сквозной рощице. Причал. Вёсельная, дощатая лодка. Первое соприкосновение с плещеевской водой, с озером запомнилось анекдотическим обилием рыбы в нём. Хозяин лодки, его сын-подросток и аз, грешный, влезли в неё с рыбацкими снастями. У моих коллег-рыболовов зачем-то по три удочки. Мне даже попеняли:

– Что же ты, рыбак-хренов, с одной снастью, да такой худой?

– А что? Заснёшь, поклёвки ожидаючи?

– А ничего! Увидишь – поймёшь.

Отойдя от берега метров на пятьдесят, спустили за борт камень, обвязанный верёвкой и притороченный к корме. Принялись разматывать удочки. Зачем они взяли по три удилища, так и не понял. Едва червяк на моём приспособлении для вылавливания плещеевской плотвы и подлещиков погрузился в воду, как поплавок пошёл вглубь. Над водой, когда потянул на себя леску, появилась мерная, сто пятидесятиграммовая плотвица. Она добровольно, не дергаясь, не выпрыгивая из воды, потянулась ко мне и плавно по воздуху перенеслась в лодку. И пошло, пошло – всё в том виде и образе. Забрасываю леску, поплевав на побывавшего во рту у рыбы, но сохранившего живость червяка, и через несколько секунд тяну на борт вторую плотвицу. Очевидно, наша лодка стояла среди несметного косяка плещеевской плотвы. Лески захватистых рыбаков то и дело проносили у меня над головой серебрящихся в лучах утреннего солнца плотвиц и подлещиков. Только успевай увёртываться, чтобы не получить пощёчину от подцепленной на крючок хозяйки Плещеева озера или, хуже того, не быть самому пойманным на крючок. Рыбины то и дело срывались и смачно плюхались в тёплую, ласковую воду – их родную стихию.

Никольский, сидя на берегу с этюдником, поглядывал на нас и хохотал – рыбалка напоминала эпизод кинокомедии.

Никогда, ни раньше ни позже, такой рыбалки не выпадало на мою долю. За какой-нибудь час трое рыбарей заполнили днище лодки обильным уловом – ступить было некуда, по щиколотку всюду скользкая плотва, колючие ерши и окуни, плоские подлещики. Внезапно, не сговариваясь, бросили это азартное занятие, подняли со дна камень, служивший якорем, тронулись к берегу и вскоре, шагнув за борт, оказался я на золотящемся песчаном пляже.

Стоя по щиколотку в тёплой прозрачной воде, стал вглядываться в далёкий противоположный берег. Рыбачьи лодки там, в прозрачном утреннем просторе северо-восточного прибрежья, настолько хорошо видны, что различимы забрасываемые и извлекаемые из глубины сети. Ближе к озёрной кромке по пояс в воде стояли люди. Ярко встала в памяти богатырская фигура бредущего в цепи ловящих неводом рыбу молодого князя Александра. Видение это подкинула память – ожившие кадры фильма Эйзенштейна «Александр Невский». Мог ли я предположить, что некая могучая влекущая сила в скором времени поднимет и вознесёт меня на прибрежные холмы, что виднелись на противоположном, северо-восточном берегу Плещеева озера, в деревню Криушкино, которая находится менее чем в версте от Александровой горы.

Кто создал выдающийся литературный памятник Древней Руси «Житие Александра Невского»? Ответ в самом «Житии»: содержание, идейная нагрузка, стилистика, лексика и как минимум две трети текста это подаваемая от третьего лица живая, подлинная речь самого Александра Невского. Конечно, «Житие» не автобиография, но в этом случае, выходит, сам вроде как не писал, а слышим, видим, ощутим с его разумом и плотью святой благоверный великий князь Александр Ярославович Невский.

Век живи, век учись – дураком умрёшь! Нехитрая поговорка, эдакое простодушное самобичевание в ней. С чего это сам себя в простофили записываю? С досады, думаю, это происходит. Мне вот что обидно: тридцать лет тому назад со старанием, благо была возможность (получал я как номенклатурный чиновник Госкомиздата информационный бюллетень, по которому всё, что твоей душе угодно из вышедших в стране дефицитных книг, можно было приобрести – благая для меня гримаса социализма.) Так вот, в начале восьмидесятых регулярно выкупал я книги серии «Памятники литературы Древней Руси». Необходимость погрузиться в литературные первоисточники, скажем XIII века, возникла только сейчас, осенью 2010 года, когда меня решительно покорила, захватила и унесла в тринадцатый век биография святого благоверного князя Александра Невского. Обидно, тридцать лет на полке моей домашней библиотеки лежал по-настоящему не востребованным сборник «Памятники литературы Древней Руси XIII века». Листал ненароком, но не читал, не вникал.

В некоторых случаях, оказалось, судил о древних литературных памятниках, как сущий варвар. Априори, верхоглядски полагал, что жития святых – это средневековые фантазии в духе клерикализма Встав перед необходимостью постижения с возможной полнотой биографии православного святого Александра Невского, княжеский терем которого стоял в тринадцатом веке на Александровой горе, неподалёку от моего дома в Криушкине, я стал вчитываться в текст «Жития Александра Невского».

Интерес к литературному памятнику тринадцатого века сильно подогревало то обстоятельство, что в самой близкой близости от деревни Криушкино, где я поселился в мае 1970-го года, находится Александрова гора. По некоторым косвенным данным, в те далёкие времена эпохи Александра Невского здесь, в нашей деревне, в дни княжеского присутствия на Ярилиной плеши, квартировала его дружина. Эта версия прочно засела в генетической памяти местного населения. Старики намекали, будто знают подробности, но болтать про то им не гоже. Известный артист, исполнитель заглавной роли в фильме «Журналист» Юрий Васильев, копая яму, чтобы посадить куст сирени перед фасадом дома, зацепил лопатой старое бревно – вглубь уходил сруб старого-престарого дома. Васильев долго маялся, извлекая из недр криушкинской земли полусгнившие венцы, полагая, что, может быть, это как раз то тёплое жилище, в коем отогревались после зимних походов воины княжеской дружины. Романтиком был, похожий богатырской статью на князя Александра, Юрий Васильев. Бог ему простит пылкое воображение патриота Криушкина. Впрочем, правда о древнем поселении не так уж глубоко зарыта.

Археолог Андрей Леонидович Никитин, разговаривавший со мной на картофельном поле бывшей усадьбы Ширшиковых, помнится, тогда высказался о древности нашей деревни так:

– Куда до Криушкина Москве! Стоит здесь крестьянское поселение десять, а то и больше веков. На месте вашего огорода, где вы сейчас копаете историческую землю под картошку, – усмехнулся специалист по древности, – чёрное пятно. Это тысячелетнее накопление гумуса, перегноя от ведения животноводства и вообще хозяйственной деятельности. Чёрное пятно ведётся от времени первоначальной поселения, от которого пошло и это, сегодняшнее, Криушкино, пошло, как побег от корня. Плотно садился человек на землю.

– Порядок домов (именуемый Кундыловкой), смотрящих на озеро окнами, стоит несколько ниже основной улицы деревни, в стороне от неё, и занимает место древнего славянского поселения, – продолжал разъяснять мне Никитин. – Почему Кундыловка, до сих пор допытаться не могу, никто не знает.

– Можно предположить на основе доморощенного лингвистического анализа, откуда это название взялось. Когда в двадцатых годах малоземельным здесь давали наделы, шорох недовольства, страха ползли по деревне:

– Куда это вас переселяют? – спрашивает любопытствующая женщина говорящего в нос, шепелявящего паренька.

– Кунда? Кунда? На Кундыловку, – выдохнул гундосый и ухмыльнулся щербатым ртом.

Вот такая версия происхождения Кундыловки.

– Кругом здесь история. Это никому другому, как мне, археологу, понятно. На Дикарихе счастливым образом открыл я неолитическую стоянку, с верху которой, даже, можно сказать, в сердцевине её, оказался в наличии ещё и весь доказательный комплекс более поздней, фатьяновской культуры. Стоит вам шагнуть за край картофельного поля, по откосам, в орешнике, увидите во множестве разрытые курганы, а там – рукой подать до Александровой горы.

Я тогда в разговоре на картофельном поле допытывался у Андрея Никитина:

– Александрова гора, потому что вовсе не легенда княжеский терем на её вершине?

– Первым раскопки на Александровой горе осуществил в середине XIX века археолог Савельев. Он описал три культурных слоя: самый нижний – курганный, с обычными для погребений находками пряжек, ножей, ключей, лепной керамики, куфических монет, чеканенных во второй половине IX–X веков. Второй слой – XIII–XV века. Остатки фундаментов княжеского терема, его хором, и монастырских построек. После кончины князя на горе возник монастырь святого благоверного князя Александра Ярославича Невского.

– Летописи молчат, возможно, не сохранились те страницы, в коих засвидетельствовано пребывание Александра Невского на буквально набитой свидетельствами её глубокой истории Александровой горе.

– Что есть, то есть. Действительно, набита. В археологическом отношении Александрова гора, в языческом прошлом Ярилина плешь, – уникум. Савельев не обратил внимания на самые ранние материалы – керамику и костяные изделия дьяковского первобытнообщинного времени. Дьяковская культура фиксируется в пределах второй половины 1-го тысячелетия до нашей эры, а верхний её предел – начало летописного времени.

– Монастырь в честь святого благоверного князя Александра разрушен в XVII веке, скорее всего в годы Смутного времени.

– В здешних местах рыскали, осаждая переславльские монастыри, Сапега и Казимир Лисовский. Польско-литовские «рыцари» явно возжелали разорением Александрова монастыря отомстить за былые поражения в противостоянии новгородскому князю.

В 1245 году толпы литовцев явились около Торжка и Бежицка; погнались было новоторжцы за литвою, но потерпели поражение, потеряли всех лошадей; потом новоторжцы вместе с тверичами и дмитровцами настигли и разбили литву под Торопцом, а князья их, однако, укрылись в городе. На другой день пришёл Александр с новгородцами, взял Торопец, отнял у литовцев весь плен и перебил князей их. Новгородские полки вернулись домой – Александр с одним двором своим погнался опять за литовцами, разбил их снова у озера Жизца, не оставил в живых ни одного человека. После этого он отправился в Витебск, откуда, взвавши сына, возвращался назад, как вдруг наткнулся опять на толпу литовцев возле Усвята: Александр ударил по неприятелям и снова разбил их. Обычно знают-помнят о святом-полководце, что он разбил шведов на Неве и псов-рыцарей на Чудском озере, Ледовое побоище, а за ним числится множество побед. Следует сказать, поражений он не знал. Европа преклонила колена перед полководческим гением князя Александра.

По давней подсказке Андрея Никитина и в стремлении привлечь в свой круг знаний как можно больше источников при постижении непостижимо величественной биографии святого князя Александра я открыл оранжево-белый том – «Памятники литературы Древней Руси, XIII век», и углубился в текст, раскрывающий внешние факты и подноготную разгрома шведов-рыцарей. Явно при жизни Александра этот рассказ был им, как бы мы сказали сегодня, надиктован. Теперь сознаю, понимаю, в советское время прочитать «Житие» так, как это удалось мне сделать сейчас, в 2010 году, не вышло бы!

«Стоило только руку протянуть и взять с полки том с литературными памятниками 13 века», – распалялся я, приступая к осознанию личности Александра Невского. Но вряд ли был бы тогда толк от моего чтения «Жития Александра Невского», поскольку время постижения идейного смысла деятельности святого благоверного князя Александра Невского тогда, в начале 80-х годов прошлого века, еще не приспело, о чем говорит комментарий академика Дмитрия Сергеевича Лихачёва о литературных памятниках тринадцатого века, в котором основной, ведущий аспект литературоведческий. Статья названа «Литература трагического века России». Богословский аспект в комментариях Лихачёва вовсе отсутствует, будто в этом нет надобности, дескать, и так всё ясно, а скорее всего, Дмитрий Сергеевич не видит, не желает видеть идейной, религиозной направленности деятельности Александра Невского.

В первую голову на что обращает внимание в комментарии к «Житию Александра Невского» Лихачёв? На всё, что касается продолжения литературных традиций домонгольского периода: на светскость текста «Жития», на преемственность, даже подобие «Жизнеописания Даниила Галицкого» и «Жития Александра Невского», на серийность, что ли, зачатую книжником-монахом, митрополитом Кириллом, по Лихачёву, – предполагаемым автором как «Жизнеописания Даниила Галицкого», так и «Жития Александра Невского». Дмитрий Сергеевич Лихачёв писал: «Светское «Жизнеописание Даниила Галицкого» послужило образцом для церковного «Жития Александра Невского». И именно это облегчало автору «Жития Александра Невского» задачу создания нового типа церковного жития святого-полководца. «Житие» было, по-видимому, составлено в том же кругу книжников, ибо «печатник» Даниила Галицкого Кирилл – стал митрополитом Кириллом, переехавшим на северо-восток и помогавшим Александру. Он сам, этот Кирилл, или кто-то из его окружения, составил оба жизнеописания – Даниила и Александра. В этом убеждает множество стилистических и лексических совпадений».

То ли Лихачёв находился в плену сделанного открытия («Жизнеописание Даниила Галицкого» и «Житие Александра Невского» написаны одним лицом – «книжником», митрополитом Кириллом), то ли не пожелал получать упреков от члена политбюро, партийного «праведника», богоборца Суслова, в увлечённости православной верой, но факт налицо – Лихачёв пропускает мимо глаз и молитву Александра в Святой Софии, в коей без труда различима религиозно-политическая платформа князя, собирающегося выступить и побить захватчиков-шведов, а впоследствии и всех иных ворогов из числа тех, что пытаются посягнуть на русскую землю.

Обратившись к структуре и содержанию «Жития Александра Невского», можно без чрезвычайных мыслительных усилий различить в этом блистательном литературном тексте следующие идеологические установления.

Зачин носит, естественно, панегирический характер, в нём Александр, следует заметить, по заслугам уподоблен и Самсону, и Иосифу Прекрасному, и Соломону, и римскому императору Веспасиану. В зачине кратко, ёмко сказано о происхождении князя: «сына Ярославова, внука Всеволода». В зачине наиважнейшее указание на смысл предпринимаемого автором труда: «И воистину, не без Божьего повеления было княжение его».

Буквально в первых строках «Жития Александра Невского» внятно заявлено автором: «Поскольку слышал я от отцов своих и сам был свидетелем зрелого возраста его, то рад был поведать о святой, и честной, и славной жизни его». В дальнейшем автор делает ещё одно важное заявление: «Хотя и прост я умом, но все же начну, помолившись святой Богородице и уповая на помощь святого князя Александра».

В чём заключалась помощь святого князя Александра? А в том, что он продиктовал, наговорил, изложил как развернутый, уснащённый, то есть снабжённый деталями, подробностями, действующими историческими персонажами, зримый, сценарий Невской битвы как им задуманного и с Божьей помощью победоносно свершённого сражения.

Завершив повествование о Невской битве, которое необходимо воспроизвести здесь от начала до конца, делая необходимые замечания по тексту, автор-составитель «Жития», словно заверяя сие печатью, заключает:

«Все это слышал я от господина своего, великого князя Александра, и от иных, участвовавших в то время в этой битве».

Что же «надиктовал» Александр своему литзаписчику, «монаху-книжнику», конечно, сведующему в святописании и, естественно, не посмевшему бы ни за князя Александра придумывать (не смог бы!) прозрения, аксиомы и постулаты его религиозно-политической концепции спасения великорусской нации и зарождения великорусской государственности?

Внимание! Вы слышите авторизованную, благословлённую, произнесённую вслух при авторе-составителе «Жития» речь князя Александра. Речь от третьего лица, поскольку её пересказывает монах-книжник, «литзаписчик» «Жития Александра Невского».

«Один из именитых мужей Западной страны, из тех, что называют себя слугами Божьими, пришел, желая видеть зрелость силы его, как в древности приходила к Соломону царица Савская, желая послушать мудрых речей его. Так и этот, по имени Андреан, повидав князя Александра, вернулся к своим и сказал: «Прошел страны, народы и не видел такого, ни царя среди царей, ни князя среди князей».

Услышав о такой доблести князя Александра, король страны Римской из северной земли подумал про себя: «Пойду и завоюю землю Александрову». И собрал силу великую, и наполнил многие корабли полками своими, двинулся с огромным войском, пыхая духом ратным. И пришёл в Неву, опьяненный безумием, и отправил послов своих, возгордившись, в Новгород к князю Александру, говоря: «Если можешь, защищайся, ибо я уже здесь и разоряю землю твою».

Александр же, услышав такие слова, разгорелся сердцем, и вошёл в церковь Святой Софии, и, упав на колени перед алтарём, начал молиться со слезами: «Боже славный, праведный, Боже великий, сильный, Боже предвечный, сотворивший небо и землю и установивший предел народам, Ты повелел жить, не преступая чужих границ». И, припомнив слова пророка сказал: «Суди, Господи, обидящих меня и огради от борющихся со мною, возьми оружие и щит и встань на помощь мне».

И, окончив молитву, он встал, поклонился архиепископу. Архиепископом же был тогда Спиридон, он благословил его и отпустил. Князь же, выйдя из церкви, осушил слёзы и начал ободрять дружину свою, говоря: «Не в силе Бог – но в правде». Вспомнил песнотворца, который сказал: «Один с оружием, а другой на конях, мы же имя Господа Бога нашего призовём; они, поверженные, пали, мы же устояли и стоим прямо». Сказав это, пошел на врагов с малою дружиной, не дожидаясь своего большого войска, но уповая на Святую Троицу».

Рассказ от имени князя Александра сильно расходится с изложением истории Невской битвы без Божьего промысла, без христианской православной веры князя Александра в помощь и заступничество Господа Бога нашего.

Если бы не вера в заступничество Святой Троицы, как бы решился он с малой дружиной выступить и опрокинуть в невские воды шведский десант, высадившийся с армады кораблей?

В «Житии» далее сообщается нам, потомкам, гордящимся святым-воином Александром Невским:

«И выступил против них в воскресенье пятнадцатого июля, имея веру великую к святым мученикам Борису и Глебу».

Религиозное сознание русских людей того времени не существовало, не могло обойтись без веры в Спасителя, Богородицу, Святую Троицу, святых мучеников Бориса и Глеба, упомянутых неспроста.

Если того, о чем далее повествуется в «Житии», не было на самом деле, то это обязано было привидиться князю Александру – так глубока, истинна, правомерна была его вера в заступничество небесных сил.