Реки текут к морю. Книга I. Курс лечения несчастной любви

Реки текут к морю
Ю_ШУТОВА

Своеобразная семейная сага, написанная "назад во времени". Сначала история современной девушки, потом ее матери и теток, затем бабки и прабабки. И дальше вглубь времен. Все судьбы единой нитья связывает старая расколотая надвое икона. И еще детская считалочка.

Книга, которую Вы раскрыли, еще не дописана. Мне, как автору, было бы очень интересно узнать Ваше мнение о ней. Приходите обсудить текст на мою страницу в Facebook :

https://www.facebook.com/Jkclubtextcom-104492967615959 (https://www.facebook.com/Jkclubtextcom-104492967615959)

или на официальный сайт «Ю_ШУТОВА. Независимый автор»

https://www.yushutova.ru/ (https://www.yushutova.ru/)

Все реки текут к морю. Широкими потоками и узенькими, перепрыгнуть можно, ручейками. Таща на спинах груженые баржи, баркасы или надувные лодченки, кому как придется. С ревом свергаясь со скал, проваливаясь в карстовые трещины, тихо просачиваясь сквозь болотца. Выныривая из-под земли и снова прячась в нее. Сливаясь вместе, чтобы чуть позже разбежаться в разные стороны. Забывая свои истоки. И каждая река так или иначе добирается до своего моря. Даже если мы этого не видим.

Все реки текут к морю.

Всегда.

Девочка стоит на краю длинной насыпи, врезавшейся в реку. Насыпь ничем не продолжается, когда-то очень-очень давно здесь был мост, но его нет, разрушили в войну, только серые каменные опоры, быки, словно бредут через воду к тому берегу. И вода закручивается вокруг них, она коричневая, почти рыжая, такого же цвета как конь Орлик, что возит на телеге ящики с продуктами в их магазин. И как конь, река задирает голову и машет гривой, и с этой гривы летят пенные гроздья. Вдоль реки дует ветер, и трава на склонах насыпи колышется и шуршит. Девочка слышит, как ее зовут по имени, тихонько-тихонько. Кто ее зовет? Ветер? Трава? Река?

Нет, это мама зовет. Она осталась там, сзади, где на склоне насыпи есть маленький песочный пляж и затон, и где можно купаться, там совсем нет течения. Девочка разворачивается и вприпрыжку бежит назад, к маме, своему плавательному кругу, такому новому и красивому, синему с красными рыбками, к своему ведерку, лопатке и формочкам. Она уже не помнит про реку, она занята более важными мыслями: «Как сделать так, чтобы вода, налитая в яму, не просачивалась в землю, сколько «блинчиков» можно сделать, если найти правильный камень, почему не тонут водомерки».

Но когда вечером девочка ляжет спать и закроет глаза, она снова увидит реку, и та превратится в табун рыжих лошадей, бегущих где-то у нее под ногами. И тогда девочка медленно раскинет руки и полетит сквозь ветер через реку, прямо на тот берег, где нет ничего кроме зеленой травы, зовущей ее по имени.

Лиза

Однажды теплым солнечным днем в одном провинциальном русском городе… Нет, все это уже было. Сначала солнечный день, потом перистые облака, которые, если бы, конечно, снизошли до мелких человеческих дел, могли бы увидеть, как по аллее сквера… Или вот еще того лучше: легкий ветерок, игравший листьями готовой расцвести сирени, вдруг отвлекся и полетел вслед за… Бросим все эти экивоки и начнем четко, без лишних красивостей. Хотя и перистые облака, и ветерок действительно присутствовали.

Итак, теплым солнечным днем 28 мая 201… года по аллее расположенного прямо за железнодорожным вокзалом сквера шли пятеро девушек(?). Нет, всех пятерых назвать девушками никак нельзя. Если для двоих из этой компании закат девической юности догорел не так давно, и привстав на цыпочки, можно даже разглядеть последние розовые сполохи этого самого заката, то еще парочка из этой компании на девушек совсем не смахивала. Пожалуй, их стоит считать дамами. Пятую особу тоже можно отнести к дамам, но тогда уж к дамам постбальзаковского возраста, чей стаж девической юности перешел уже в пенсионный.

Ну и как нам объединить их в единое целое? Пятеро женщин? Суховато. Что-то среднее между советской очередью за дефицитом и женской консультацией. Пятеро особ женского полу? Вы меня простите, но это уже какой-то протокол в полицейском участке года этак 1913-го, пожалуй. Подрастеряла русская словесность многое на своем тернистом пути, теперь вот даже не знаешь, как и вывести своих героинь в люди. Ну да ладно. В общем, они шли.

Шли весело, воодушевленно, нагруженные букетами пестрых тюльпанов, большой коробкой с тортом, чем-то еще скрытым в матерчатых сумках, но наверняка вкусно-домашним. Впереди всех шествовала та самая постбальзаковская дама, высокая полнотелая, обтянутая сиреневым плюшем спортивного костюма, на спине толстовки пайетками вышита фраза "EASY GIRL". Наталья Николаевна – старший («самый старший!» – как она говорила гордо) научный сотрудник отдела древнерусской живописи местного музея. Через ее пышное плечо были перекинуты связанные шнурками некогда белые, а теперь вытертые, потерявшие былой лоск, фигурные коньки.

Собственно, не с Натальи надо было начинать, ну шла она впереди, ну и что. Опять какими-то кругами действие поехало. Вот сзади всех шла, а вернее как-то прихрамывала, или нет, не прихрамывала, а просто подтаскивала левую ногу, лопнул ремешок босоножки, и та, превратившись в шлепанец, все время норовила теперь свалиться с ноги и тормозила Лизу. Лиза – главная наша героиня. Елизавета Юрьевна Вихрова, 26 лет, образование высшее, исторический факультет местного университета. Как легко появлялись в девяностые университеты. Вот были в городе пединститут и политех. Думаете, этого достаточно? Не-а. А вот если еще и медучилище было, тогда успех. Медучилище быстро в мединститут трансформируем, сливаем все три вуза и ура! – университет готов. Вот его Лиза и окончила. Младший научный сотрудник. Понятно чего. Выше уже сказано. Внешность обыкновенная. Таких девушек принято описывать с "не", например, так: была она НЕ высока, но как-то по-особому стройна и легка.., или вот так: НЕльзя назвать ее красивой, но в ней все счастие мое… Это все НЕ о Лизе. А о Лизе скажем так: НЕ затейливого вида девушка, НЕ накрашена, НЕ слишком модно одета, в общем, НЕ блещет и ничем таким особым НЕ отличается. НЕ выделяется в толпе, таких тринадцать на дюжину. И далее: НЕ глупа, достаточно образована, но НЕ любит выскакивать как чертик из коробочки с бойкими сентенциями.

– Лиза, ну что там у тебя, чего отстаешь-то? – это Женя, вторая девушка в этой компании, она оглядывается, пытаясь поторопить подругу, но, видя, что у той обувная авария, останавливается:

– Ну как всегда у тебя, не понос, так золотуха. Ну давай сюда, – она забирает у Лизы сумку, где брякают о большой термос с чаем две бутылки кинзмараули, ставит ее на скамейку и роется в кармане своих джинсов.

– На вот, – Женя вытаскивает из кармана веревочку, – свяжи оба конца ремешка.

– Как?

– Да просто. Поставь ногу на скамейку.

Женя ловко связывает своей веревочкой разорванный ремешок босоножки.

– Вот, не Версачи, конечно, но дойдешь.

– Спасибо, Женечка, у тебя всегда под руками какой-нибудь ремкомплект найдется.

– А ты как думаешь. Веревочка – первое дело. Я вот, помню, колготками глушитель у машины подвязала, неделю еще так ездила.

Женя высокая и стройная, но Лизе кажется, – не красивая, такая «девочка-мальчик». И фигура и ухватки мальчишеские, да и увлечения, пожалуй. Гонять на машине или гулять свою собаку. Собака у нее – огромный черный ньюф, девочка, зовут Шерри. Такая же толковая, как и хозяйка, даже умеет в звонок квартирный звонить. Но вот ключами пользоваться пока не научилась. Зато Женя все умеет. Даже с дрелью управляется, что по мнению Лизы, является вообще неким запредельным уже умением.

Как-то карниз со шторой в отделе рухнул. И Лизу послали к завхозу, Еленьмитревне. Еленьмитревна – крепкосбитая, даже на вид, надежная как свая, тетка. И так же крепко держит вверенное ей хозяйство. Только сама решает менять ли сдохший у смотрительниц полотер на новый или еще раз чинить, давать ли взамен рассыпавшегося от ветхости стула такой же раритет или выдать из только что закупленной новой партии. И каждый квартал устраивает перепись всего вверенного ей добра, «а то мала ль кто-нить чево-нить». Несмотря на то, что проторчала она в музее, можно сказать, на передовом крае культуры, с лихом тридцать лет, ухитрялась сохранять свой нижнеломовский говорок. Среди музейных дам имела она прозвище Кулак. Через десять минут Лиза вернулась в отдел с ответом: «А не нада таки шторы тяжаленны весить… Все в отпуску… Я тее? сама на стенку лезти буду?.. Через неделю Михалыч с дачи воротице, павесит».

Перспектива ждать неделю никого не устроила, и Женька домой за дрелью метнулась и, раз(!) все сама сделала. Быстро и ловко. Куда там Михалычу, дачнику-пенсионеру, тот бы полдня копался. Может как раз поэтому и живет Женя одна, ну в смысле, вдвоем со своей Шерри, в крохотной однушке. То ли ей никто не нужен, то она никому не нужна. На такие темы Лиза с подругой старается не говорить. О чем тут говорить, вся личная жизнь у самой-то в отделе проходит, даже собаки и той нет.

***

Вернемся к остальным. Хотя они не будут присутствовать на этих страницах слишком долго, все-таки надо сделать дамам одолжение и представить их, покрутить перед нашим мысленным взором так и эдак, чтобы было понятно, среди кого Лизе приходится проводить свое время. Тем более, что идти им еще где-то с полчаса, времени нам хватит.

Вот ее начальница. Это она несет в одной руке букет тюльпанов, а в другой – большой торт, гордо демонстрирующий свои кремовые прелести сквозь прозрачную крышку.

Анна Леопольдовна всегда устраивает корпоратив отдела в конце мая, как она говорит, перед началом горячего сезона, а на самом деле совмещая ставший в последние годы обязательным офисный праздник с собственным днем рожденья, что приходится как раз на одно из последних чисел месяца. Женщина она одинокая, приглашать на день рожденья ей особо не кого, а тут все свои, девочки из отдела, знакомые уже не первый год.

Хозяином дома Анны Леопольдовны и ее домашним тираном стал кот, пятилетний сибирский красавец, крупный, кругломордый, серый с палево-персиковым подшерстком. Лапы широкие, мужицкие, хвост султаном, глаза желтые, наглые, хозяйские, как говорит сама Анна Леопольдовна, бестрепетные. Такой кот был вполне достоин клички Лорд или, хотя бы Милорд, но носил самое простецкое кошачье имя Васенька.

Был Васенька не то, чтобы избалован, нет. Свой нрав он начал проявлять сразу, еще когда примерно месячным тощим котенком был обнаружен Анной Леопольдовной на лестнице перед дверью собственной квартиры. Откуда только берутся котята на лестницах в подъездах, закрытых на замки, а то и с консъержкой внизу? Мамаши-кошки что ли пристраивают своих подросших деток в добрые руки?

Анна Леопольдовна взяла мяукающего почти на ультразвуке малыша в ладони и пошла обходить квартиры, понятно же, что котенок сбежал у кого-то, а иначе откуда бы ему взяться в закрытом подъезде в декабре. Дом ее был старым, послевоенным, трехэтажным, квартир в подъезде всего девять. Она честно обошла всех, но соседи, все как один, отказались признавать котика своим. Пока Анна Леопольдовна ходила вверх-вниз по лестнице, пушистик пригрелся у нее на руках, заурчал и, приобняв крохотной лапкой ее за грудь, заснул. "Ладно, сегодня пятница, пусть останется у меня на выходные, а в понедельник пристрою кому-нибудь в музее, смотрительницы может возьмут или уборщицы," – и, бросив на пол в прихожей старую кресельную накидку, устроила сироту рядом со "скорбной" скамеечкой, присев на которую, обычно разувалась. Но не тут-то было, проснувшийся котенок немедленно отправился осматривать квартиру и, пройдя по периметру прихожей – кухни – комнаты, устроился в кресле у телевизора. Сколько не сгоняла его оттуда Анна Леопольдовна, котенок немедленно возвращался обратно.

Когда поздним вечером Анна Леопольдовна устроилась в своем кресле смотреть "Аббатство Даунтон" по Культуре, сброшенный в очередной раз на пол котик впрыгнул ей на колени, потоптавшись, улегся и свернулся клубком. Так она и смотрела фильм, поглаживая мягкую серую шерстку, пальцами чувствую под ней тоненькие хрупкие косточки: "Эх ты, Васенька."

В понедельник вопрос, как пристроить котенка, даже не поднимался.

Как-то не заметно для хозяйки кот вырос. Большую часть дня он проводил теперь на окне, активно наблюдая со второго этажа за весенней жизнью двора. Он непрерывно мел хвостом, вскакивал и ходил взад-вперед по подоконнику, как лев в клетке, и тогда на пол летело все, что Анна Леопольдовна имела неосторожность там пристроить: программа и очки, текущая книга и кофейная чашка, забытая утром. Иной раз Васенька издавал звуки. Вообще он был на редкость молчалив, возможно потому, что не приходилось ему ни просить хозяйку, ни приказывать ей, еда, вода и прочие необходимые для кошачьей жизни атрибуты подавались всегда вовремя и как надо. А сейчас на особо волнительные сцены дворовой жизни кот реагировал эдаким утробным подвыванием, начинавшимся где-то в животе, тянущимся на одной ноте и вдруг взлетающим в верхний регистр диким индейским воплем.

Да, реальность за окном возбуждала. И Васенька решил вмешаться.

Тихим мартовским вечером Анна Леопольдовна спешила домой. Она поднялась на свой второй этаж и, не выпуская из рук сумку и пакет с продуктами, нашарила в кармане пальто ключ и открыла дверь. В ту же секунду под ноги ей кинулось что-то бесформенное-серое и, превратившись в ее любимого кота, помчалось вниз по ступенькам.

– Васенька! – ошалевшая Анна Леопольдовна, швырнула через порог сумку и пакет, она даже не вспомнила, что там в пакете лежали четыре стеклянные баночки с йогуртом, и помчалась вслед за котом.

"Куда он из подъезда денется-то, дверь на замке," – думала она, остывая и постепенно сбавляя прыть. Но на беду сегодня была открыта подвальная дверь под лестницей. Расписание открытия и закрытия этой самой двери было тайным знанием коммунальщиков и до сведения жильцов подъезда не доводилось никогда. Смысл периодического открывания маленькой дверцы тоже оставался ведом лишь служителям коммунального культа. Сквозь этот сакральный портал и проскочил Васенька.

Анна Леопольдовна на автопилоте влетела туда же, но резко затормозила. Найти хоть какое-то подобие выключателя ей не удалось, темнота в подвале казалась непроглядной. Вернувшись в квартиру, Анна Леопольдовна решительно перешагнула валявшиеся на полу сумку и пакет, под которыми потихонечку расплывалось белое йогуртовое пятно. Взяла фонарик и, надев на всякий случай резиновые сапоги, вновь спустилась в подвал – спасать. Она сделала массу неожиданных открытий о жизни в подвальных углах и закоулках, многое узнала о системе подключения дома к теплу и водопроводу, но кота так и не нашла. Он уже давно выскользнул на улицу через отдушину. Прогулка по двору, обход ближайших помоек и гаражей тоже не принесли результатов. Ей оставалось только ждать…

Весь вечер с периодичностью в полчаса Анна Леопольдовна открывала входную дверь, выходила на улицу, постояв у подъезда и покискискав, возвращалась в квартиру. Сначала она переживала: мало ли что может случиться с бедным котиком; потом начала злиться: это ведь надо же, какое глупое животное, на волю его, видите ли, потянуло; а под конец обиделась: подлая скотина, променял меня и домашний уют на сомнительные помоечные радости. И обидевшись, уселась смотреть какой-то очередной сериал. Но смотрела, надо сказать, не внимательно, и когда за входной дверью раздался утробный кошачий вой, мгновенно подхватилась и понеслась открывать. По коридору неслась разгневанная фурия, брошенная Медея, предвкушавшая сладость мести. В прихожую примчалась, победно трубя в рог, Валькирия, прекрасно осознающая, что таких как она не бросают. А дверь открыла донельзя счастливая мамочка, вернулся сыночек любимый.

– Васенька! – взять на руки, прижаться щекой к влажной, пахнущей последним снегом и первой землей шерсти. Счастье.

Но за всякое счастье надо платить. И Анна Леопольдовна заплатила нервами и своим поражением в борьбе Васеньки за личную свободу. Еще раза три или четыре раза пыталась она стать плотиной на васенькином неуемном стремлении к воле, но в итоге сдалась, и между ними был заключен договор. Договор скрепили ошейником с круглой медалькой, на которой был выгравирован телефон Анны Леопольдовны. Теперь, уходя утром на работу, она выпускала кота на улицу, а когда вечером возвращалась домой, Васенька обычно ждал ее у подъезда. Кстати, опозданий он не терпел.

Сторонница здорового образа жизни, лизина начальница никогда не соглашалась на тривиальные посиделки в ресторане, а стремилась в этот день устроить своим девочкам какое-то интересное и полезное мероприятие. Например, в прошлом году они играли в пейнтбол. Правда Лизу не очень вдохновила беготня и прятки в лесу. Подстрелить она никого не успела, потому что первой подстрелили ее, и дальше она уже готовила стол для продолжавших охоту друг на друга и визжащих от возбуждения музейных мышек. Но все остальные были очень довольны.

Теперь же Анна Леопольдовна решила поставить весь свой отдел на коньки, они пойдут в недавно открывшийся в городе Ледовый дворец.