Ярость

– Надежда как раз на детей, – ответил Мозес. – Ты можешь научить их чему угодно, как обезьян. А вот старых изменить трудно.

Тара Кортни остановила потрепанный старый «паккард» на обочине горной дороги и несколько секунд смотрела на раскинувшийся под ней Кейптаун. Сильный юго-восточный ветер взбивал в пену воды Столовой бухты.

Она оставила машину и медленно направилась вдоль дороги, притворяясь, что любуется дикими цветами, украсившими каменистый склон над ней. В верхней части склона серый скалистый бастион горы отвесно вздымался к небесам, и Тара остановилась и запрокинула голову, чтобы посмотреть на него. Над вершиной плыли облака, создавая иллюзию падения каменной стены.

Потом она снова бросила взгляд вдоль дороги, по которой приехала. Дорога по-прежнему была пуста. За Тарой никто не следовал. Полиция, должно быть, окончательно потеряла к ней интерес. Прошли уже недели с тех пор, как она в последний раз заметила наблюдение.

Ее поведение изменилось; она вернулась к «паккарду» и достала из багажника маленькую корзинку для пикника, а потом быстро направилась назад, к бетонному зданию, где находилась нижняя станция канатной дороги. Она взбежала по ступеням и заплатила за билет в оба конца как раз в тот момент, когда служитель открыл дверь в конце комнаты ожидания и маленькая группа пассажиров села в кабину подъемника.

Темно-красная кабина рывком тронулась с места, и они стали быстро подниматься, вися под серебристой нитью каната. Другие пассажиры издавали восторженные восклицания, когда под ними открывалась панорама скал, океана и города, а Тара украдкой осмотрела их. Через несколько минут она убедилась, что ни один из пассажиров не является сыщиком особого отдела в штатском, расслабилась и тоже сосредоточила внимание на великолепной картине.

Кабина поднималась круто, почти вертикально по склону утеса. Камни обтесало ветрами и временем почти до геометрических форм, и они казались древними блоками гигантского замка. Кабина миновала компанию скалолазов, медленно поднимавшихся в связке по отвесной стене. Тара представила там и себя: как она цепляется за скалу, а под ее ногами зияет пропасть; и у нее тут же закружилась голова. Ей пришлось ухватиться за поручень, а когда кабина остановилась у верхней станции на краю пропасти глубиной в тысячу футов, она с радостным облегчением вышла из нее.

В маленькой чайной, построенной в стиле альпийских шале, Молли ждала ее за одним из столиков и сразу вскочила, увидев подругу.

Тара бросилась к ней и обняла:

– О Молли, дорогая, дорогая Молли! Я так по тебе скучала!

Через несколько секунд они разомкнули объятия, слегка смущенные взрывом собственных чувств и улыбками других посетителей чайной.

– Я не хочу здесь сидеть, – сказала Тара. – Меня просто распирает от волнения. Пойдем прогуляемся. Я прихватила несколько сэндвичей и термос.

Они вышли из чайной и побрели по тропе вдоль обрыва. В середине недели наверху было немного любителей пеших прогулок, и не успели подруги пройти и ста ярдов, как оказались одни.

– Расскажи мне о моих старых подругах из «Черных шарфов», – велела Тара. – Я хочу знать обо всем, что вы делали. Как поживает Дерек и как дела у детей? Кто теперь управляет моей клиникой? Ты там бывала в последнее время? О, я так скучаю по нашим делам, по всем вам!

– Не спеши! – засмеялась Молли. – По одному вопросу зараз…

И она начала выкладывать Таре все новости. Это заняло некоторое время, а пока они болтали, нашлось и подходящее место для пикника, и они уселись, свесив ноги с обрыва, пили горячий чай из термоса, бросали крошки хлеба маленьким пушистым даманам, скальным кроликам, которые выползли из щелей и трещин в камнях.

Наконец поток новостей и сплетен иссяк, и подруги немного посидели в молчании. Нарушила его Тара:

– Молли, у меня будет еще один ребенок.

– Ах-ха! – хихикнула Молли. – Так вот чем ты была так занята! – Она посмотрела на живот Тары. – Пока незаметно. Ты уверена?

– Ради всего святого, Молли! Я же не жеманная девственница! Как-никак четверых уже имею. Конечно я уверена.

– Когда это должно произойти?

– В январе следующего года.

– Шаса будет счастлив. Он души не чает в детях. Вообще-то, это единственное, кроме денег, к чему Шаса Кортни неравнодушен. Ты уже сказала ему?

Тара покачала головой:

– Нет. Пока что ты единственная, кто узнал.

– Я польщена. Желаю вам обоим счастья.

Тут она замолчала, заметив выражение лица Тары, и уже серьезно присмотрелась к ней.

– Боюсь, Шаса не слишком этому порадуется, – тихо произнесла Тара. – Это не его ребенок.

– Боже правый, Тара! Вот уж не думала… – Молли умолкла и немножко поразмышляла. – Я собираюсь задать еще один глупый вопрос, Тара, милая, но откуда ты знаешь, что это не результат усилий Шасы?

– Мы с Шасой… мы не… ну, понимаешь… мы не жили как супруги с тех пор, как… о, целую вечность!

– Понимаю… – Несмотря на всю ее привязанность и дружбу, глаза Молли вспыхнули любопытством. Ее это заинтриговало. – Но, Тара, милая, это же не конец света! Поспеши домой и стяни с Шасы брюки. Мужчины такие болваны, даты для них не имеют особого значения, а если он начнет считать, ты всегда можешь подкупить врача, чтобы тот сказал, что это преждевременные роды.

– Нет, Молли, послушай… Если он просто увидит младенца, он все поймет.

– А я не понимаю.

– Молли, я ношу ребенка Мозеса Гамы.

– Святой Христос! – выдохнула Молли.

Сила реакции Молли донесла до Тары всю тяжесть положения, в котором она оказалась.

Молли была воинствующей либералкой, такой же слепой в отношении цвета кожи, как и сама Тара, но даже ее ошеломила мысль о том, что белая женщина понесла от чернокожего мужчины. В этой стране смешение рас было преступлением, караемым тюрьмой, но и это выглядело ерундой по сравнению с гневом общества, которое должно было последовать. Тара должна была стать парией, изгнанницей.

– О милая… – Молли постаралась сдержаться. – Черт, черт побери! Бедная моя Тара, во что же ты влипла! А Мозес знает?

– Пока нет, но я надеюсь вскоре его увидеть и все сказать.

– Тебе, конечно, придется от этого избавиться. У меня есть адресок в Лоренсу-Маркише. Там живет один португальский врач. Мы посылали к нему одну из наших девушек из приюта. Он стоит дорого, но аккуратен и опытен, не то что какая-нибудь грязная старая карга, что сидит в задних комнатах с вязальной спицей.

– Молли, да как ты могла такое подумать обо мне? Как ты могла подумать, что я убью собственное дитя?

– Ты что, хочешь его сохранить? – разинула рот Молли.

– Конечно.

– Но, дорогая, это будет…

– Да, цветной, – закончила за нее Тара. – Да, я понимаю, возможно, цвета кофе с молоком и с черными кудряшками, и я буду любить его всем сердцем. Так же, как люблю его отца.

– Я не понимаю, как…

– Вот поэтому я и обратилась к тебе.

– Я сделаю все, чего ты хочешь… только объясни, что именно?

– Я хочу, чтобы ты нашла для меня цветную пару. Хороших, достойных людей, предпочтительно уже с детьми, чтобы они позаботились для меня о младенце до тех пор, пока я не сумею все устроить и забрать его. Конечно, они получат столько денег, сколько им нужно, и даже больше…

Ее голос затих, и она умоляюще посмотрела на Молли.