СОНЕТЫ. В переводах Константина Жолудева

And dost him grace when clouds do blot the
heaven; so flatter I the swart-complexioned night,
When sparkling stars twire not thou gild’st the
even:
But day doth daily draw my sorrows longer,
And night doth nightly make griefs’ strength seem
stronger.

Сонет 29

Когда презрён Фортуной и людьми,
Отверженный, я пустоте внимаю.
И в небо тщетно шлю свои мольбы,
В себя смотрю и долю проклинаю;
Мечтаю уподобиться тому,
Кто жив друзьями, красотой, надеждой.
В других таланты для себя ищу,
Собою не довольствуясь как прежде;
Я вдруг, припоминаю о тебе,
И жаворонком ввысь душа умчится!
Земную мглу, покинув на заре,
Тебе поёт и в небеса стремится.
Всего лишь мысли о любви моей,
Меня возносят выше королей.

Sonnet 29

When in disgrace with Fortune and men’s eyes,
I all alone beweep my outcast state,
And trouble deaf heaven with my bootless cries,
And look upon myself and curse my fate,
Wishing me like to one more rich in hope,
Featured like him, like him with friends possessed,
Desiring this man’s art and that man’s scope,
With what I most enjoy contented least;
Yet in these thoughts myself almost despising,
Haply I think on thee, and then my state
(Like to the lark at break of day arising
From sullen earth) sings hymns at heaven’s gate;
For thy sweet love rememb’red such wealth brings
That then I scorn to change my state with kings.

Сонет 30

Когда на суд безмолвных дум моих,
Я памяти страницы пролистаю,
Скорбя об устремлениях своих,
Утрату лучших лет переживаю;
 Тогда слезами изойдут глаза,
Что влаги горькой никогда не знали.
О том, что возвратить уже нельзя,
Любили что, но всё же потеряли;
Тогда все беды вновь переживу,
И поскорблю утраченной надежде,
И счёт страданий прежних оплачу,
Как будто не оплачивал их прежде.
Но только лишь я вспомню о тебе,
Потери все восполнятся вполне.

Sonnet 30

When to the sessions of sweet silent thought
I summon up remembrance of things past,
I sigh the lack of many a thing I sought,
And with old woes new wail my dear time’s waste:
Then can I drown an eye (unused to flow)
For precious friends hid in death’s dateless night,
And weep afresh love’s long since cancelled woe,
And moan th’expense of many a vanished sight;
Then can I grieve at grievances foregone,
And heavily from woe to woe tell o’er
The sad account of fore-bemoaned moan,
Which I new pay as if not paid before:
But if the while I think on thee (dear friend)
All losses are restored, and sorrows end.

Сонет 31

В груди твоей в любви живут сердца,
Что причислял к потерям разум мой.
И тем она бесценно дорога,
Что все они останутся со мной.
Так много слёз священных у меня,
Похитила нетленная любовь,
К друзьям моим, их всех вселив в тебя,
В твои черты и в праведную кровь.
Есть памятник теперь в душе моей,
Так захотели лучшие друзья!
Права любви что на меня, своей,
Оставили лишь только для тебя.
И ты, мой друг, и все друзья с тобой,
Владеете всецело нынче мной.

Sonnet 31

Thy bosom is endeared with all hearts,
Which I by lacking have supposed dead,
And there reigns love and all love’s loving parts,
And all those friends which I thought buried.
How many a holy and obsequious tear