Король Лир

Глостер(читает). «…Такие понятия и такое уважение к старости только отравляют нам жизнь в наши лучшие годы, лишая нас возможности пользоваться нашим богатством до тех пор, пока старость не помешает нам наслаждаться им. Я начинаю ощущать бесцельность и глупость этой гнетущей тирании старости, властвующей над нами не потому, что она могущественна, а потому, что ее терпят. Приходи ко мне, чтобы об этом поговорить подробно. Если бы наш отец мог заснуть и не просыпаться, пока я не разбужу его, тебе досталась бы половина его доходов, и ты был бы на всю жизнь любимым братом Эдгара».

Гм… Заговор!.. «Не просыпаться, пока я не разбужу его… тебе досталась бы половина его доходов…» Мой сын Эдгар! Неужели его рука могла написать это? Его сердце и ум – задумать это? Когда ты получил это письмо? Кто тебе его принес?

Эдмунд. Его никто не приносил, милорд, в том-то и штука. Оно было брошено в окно моей комнаты.

Глостер. И ты узнал руку своего брата?

Эдмунд. Если бы это письмо содержало что-нибудь хорошее, я поклялся бы, что это его рука; но в данном случае я хотел бы думать, что это не так.

Глостер. Это его рука.

Эдмунд. Да, это его рука, милорд, но я хочу надеяться, что сердце его не было в согласии с рукой.

Глостер. Он никогда раньше не заговаривал с тобой об этом?

Эдмунд. Никогда, милорд; но я часто слышал от него такое мнение, что когда сын достиг зрелого возраста, а отец состарился, то отец должен перейти под опеку своего сына, а сын – распоряжаться всеми доходами.

Глостер. Ах негодяй, негодяй! В письме та же мысль. Мерзкий негодяй! Извращенный, отвратительный негодяй! Зверь! Хуже зверя! Ступай, разыщи его. Я заключу его под стражу. Отвратительный негодяй! Где он?

Эдмунд. Не знаю, наверное, милорд. Если вы сдержите ваше негодование против брата, пока не разузнаете в точности об его намерениях, вы изберете правильный путь; если же вы сразу примете суровые меры, проявив, быть может, к нему несправедливость, это принесет ущерб вашей собственной чести и окончательно убьет его сыновнее повиновение. Я готов поручиться своей жизнью, что он написал это, желая только проверить мою преданность вашей светлости, без всякого дурного умысла.

Глостер. Ты так думаешь?

Эдмунд. Если ваша светлость сочтет это удобным, я устрою: так, чтобы вы могли слышать нашу беседу и удостовериться собственными ушами во всем – не откладывая, сегодня же вечером.

Глостер. Он не может быть таким чудовищем, чтобы…

Эдмунд. Конечно нет.

Глостер. Против отца, который так нежно и искренно любит его! Клянусь небом и землей! Эдмунд, найди его; выведай его мысли; действуй так, как тебе подскажет твой ум. Я готов отдать все на свете, чтобы только узнать настоящую правду.

Эдмунд. Я разыщу его немедленно, сэр, и приложу все старания, а потом доложу вам обо всем.

Глостер. Эти недавние затмения, солнечное и лунное, не предвещают нам ничего доброго. Хотя исследователи природы и объясняют их разными способами, все же природа тяжко страдает от их последствий: любовь охладевает, дружба гибнет, братья восстают один на другого, в городах, в деревнях – раздоры, во дворцах – измены, и узы расторгаются между детьми и родителями. На моем негодном сыне исполняется предсказание: сын восстает на отца; король нарушает законы природы; отец восстает на своего ребенка. Хорошие времена прошли; всякие махинации, лукавство, измена, губительные несогласия будут нас теперь терзать до самой могилы. Найди этого злодея, Эдмунд; ты об этом не пожалеешь. Будь осмотрителен. – А благородный, верный Кент – в изгнании! Вся вина его – в честности. Как все это странно! (Уходит.)

Эдмунд. Вот изумительная человеческая глупость! Как только счастье от нас отворачивается, нередко по нашей же вине, мы обвиняем в своих бедах солнце, луну и звезды, как будто мы становимся злодеями – по неизбежности, глупцами – по небесному велению, плутами, ворами и мошенниками – от воздействия небесных сфер, пьяницами, лгунами и прелюбодеями – под влиянием небесных светил, и вообще, как будто всем, что в нас есть гнусного, мы обязаны божественному произволению. Замечательная увертка развратника – сваливать ответственность за свои блудливые наклонности на звезды. Отец мой сошелся с моей матерью под созвездием Дракона, а родился я под созвездием Большой Медведицы – и потому мне следует быть жестоким и развратным! Вздор! Я был бы таким же, каков я есть, хотя бы над моим незаконным рождением мерцала самая девственная звезда на всем небосклоне.

Входит Эдгар.

А, вот и он, как развязка в старинной комедии. Разыграю роль меланхолического негодяя, вздыхающего, как сумасшедший Том из Бедлама. – О, эти затмения пророчат нам раздоры! Фа-соль-ля-ми!

Эдгар. Здравствуй, брат Эдмунд. О чем ты так глубоко задумался?

Эдмунд. Я все думаю, брат, о предсказании, которое недавно прочел, насчет того, что должно последовать за этими затмениями.

Эдгар. А тебя это занимает?

Эдмунд. Уверяю тебя, все эти предсказания, к несчастью, сбываются: например, неестественность отношений между детьми и родителями, смертность, дороговизна, разрыв старинной дружбы, раздоры в государстве, угрозы и проклятия королям и дворянству, напрасная подозрительность, изгнание друзей, падение дисциплины в войсках, нарушения супружеских обетов и многое другое…

Эдгар. С каких это пор ты записался в астрономы?

Эдмунд. Ну, ладно. Когда ты виделся в последний раз с отцом?

Эдгар. Вчера вечером.

Эдмунд. Говорил ты с ним?

Эдгар. Да, добрых два часа.

Эдмунд. Вы расстались по-хорошему? Ты не заметил в нем, по словам или по лицу, какого-нибудь неудовольствия?

Эдгар. Не заметил ничего.

Эдмунд. Припомни, не оскорбил ли ты его чем-нибудь. И, прошу тебя, погоди показываться ему на глаза, пока горячность его гнева не остынет немного. В настоящую минуту ярость так бушует в нем, что он не остановится перед каким-нибудь жестоким поступком.

Эдгар. Какой-нибудь негодяй наговорил ему на меня!

Эдмунд. Боюсь, что так. Прошу тебя, будь осторожен, пока его ярость не смягчится. Пойдем ко мне в комнату; я там устрою так, что ты услышишь, как он будет о тебе говорить. Иди, пожалуйста; вот тебе мой ключ. А если будешь выходить, возьми с собой оружие.

Эдгар. Оружие, брат?

Эдмунд. Брат, я советую тебе для твоей же пользы. Пускай я бесчестный человек, если против тебя не замыслили дурного. Я тебе только намекнул о том, что слышал и видел: всей правды и всего ужаса я не открыл тебе. Прошу, уходи отсюда.

Эдгар. Но я скоро узнаю от тебя, в чем дело?

Эдмунд. Положись на меня.

Уходит Эдгар.

Отец доверчив, брат мой благороден;
Так далека от зла его натура,
Что он в него не верит. Глупо честен:
С ним справлюсь я легко. Тут дело ясно.
Пусть не рожденье – ум мне даст наследство:
Для этой цели хороши все средства.

Сцена 3

Комната во дворце герцога Альбанского.

Входят Гонерилья и Освальд, ее управитель.

Гонерилья. Неужели отец прибил моего слугу за то, что тот выбранил его шута?

Освальд. Да, миледи.

Гонерилья