Трагедия Ромео и Джульетты. Новый, правильный перевод

Не у отца. Я расспросил слугу.

МЕРКУЦИО:

Похоже, бессердечье Розалины
Его изводит просто до безумья.

БЕНВОЛИО:

Тибальт, родня седого Капулетти,
Ему письмо прислал в отцовский дом.

МЕРКУЦИО:

То вызов!

БЕНВОЛИО:

И Ромео даст ответ.

МЕРКУЦИО:

Любой ответит, кто писать умеет.

БЕНВОЛИО:

Нет, он ответит хозяину письма, как тот, кому был брошен вызов.

МЕРКУЦИО:

Увы, Ромео бедный, он уже мертвец, пронзённый чёрным взглядом бледной девки, застрелен в ухо песней о любви, пронзён стрелой слепого Купидона в самое сердце. Разве тот он человек, кто может противостоять Тибальту?

БЕНВОЛИО:

А что такое этот твой Тибальт?

МЕРКУЦИО:

О, больше, чем Принц Кошек[116 - Автор ассоциирует имя Тибальт с именем Тиберт, кошки из нидерландской (или французской, или немецкой) басни «Рейнард-Лис»], уверяю. Отважный мастер всяких церемоний. Он бьется так, как ты поёшь, по нотам – следя за тактом, расстояньем и размером. Короткий сбой, раз-два, а три уж точно в сердце! Любую пуговицу по заказу срежет. Он дуэлист! И дом[117 - В этой сцене Меркуцио показывает, что прекрасно осведомлён о жаргоне дуэлянтов. Под «домом» подразумевается то, что мы бы сейчас назвали «школой».] его первейший. Сторонник он обоих оснований[118 - «Обоих оснований» – двух причин, по которым кодекс чести разрешал дуэли. На самом деле, как мы знаем, поводов могло быть множество. Главное, чтобы дуэль происходила между равными по статусу.]. Бессмертное пассадо[119 - Колющий удар с выпадом одной ногой.]! Пунто реверсо[120 - Косой удар с уклоном.]! Хай[121 - Удар точно в цель.]!

БЕНВОЛИО:

Чего?

МЕРКУЦИО:

Чума на это шутовство, на эти шепеляво-вычурные кретинизмы, на этих модулянтов слов пустых. «О Боже, достойнейший клинок! Какой высокий дух! Он сука тот ещё!». Ну разве это не прискорбно, старина, что мы страдать должны от этих мушек иноземных, от этих модников, пардонщиков[122 - То есть тех, кто исповедует заморскую (точнее, французскую) моду на всё.], так высоко витающих, что сесть не могут на старую скамью? Кругом одни бубоны[123 - Игра слов (в оригинале bones («кости») и bones как множественное число от французского bon («хорошо»). В переводе бубоны концовки связаны с чумой начала (бубонная чума).]!

Входит РОМЕО.

БЕНВОЛИО:

А вот и наш Ромео! Вот и наш Ромео!

МЕРКУЦИО:

В нём не осталось и икринки, как в вяленой селёдке. О, эта плоть, что приняли за рыбу! Зато теперь он весь в стихах, что лились из Петрарки. Лаура[124 - Меркуцио перечисляет знаменитых героинь истории, мифологии и литературы, известных, главным образом, несчастной любовью.] по сравненью с его дамой – кухарка (хотя её любовник сочинять умел получше), Дидона – та неряха, Клеопатра – цыганка[125 - В елизаветинскую пору считалось, что цыгане – выходцы из Египта.], Елена и Геро – никчёмные потаскухи, Фисба была как будто сероглаза, но бесполезна. Синьор[126 - Единственное место оригинала, где употреблено итальянское обращение signor как явно чужестранное.] Ромео, бон жур! Твои приветствую французские штаны. Неплохо ты вчера, похоже, нализался.

РОМЕО:

Всех с добрым утром. Нализался? Я?

МЕРКУЦИО:

Да улизнул же, улизнул! Не понял шутки?

РОМЕО:

Пардон, Меркуцио, дружище. Но дело было крайне важным. В подобном случае любой раздвинул бы границы этикета.

МЕРКУЦИО:

Ну, в твоём случае любой поджал бы ляжки.

РОМЕО:

В смысле, в реверансе?

МЕРКУЦИО:

Ты угодил в десятку.

РОМЕО:

Наилюбезнейшее описанье.

МЕРКУЦИО:

Я – сам цвет любезности.

РОМЕО:

Цвет как «цветочек»?