Возмездие

– Ваше.

– Питер здесь работает?

– Нет.

– Тогда я не понимаю, почему апельсиновый сок с водкой все еще не стоит передо мной.

– Но Питер сказал, – с нажимом решил закончить Дэнни, – что если я позволю вам выпить, он, цитирую: “выльет на меня абсент и подожжет как “хиросиму”. И суть я уловил.

– Так лови следующую: у меня дома есть ружье, и я умею из него стрелять. Уловил?

– Вы же полицейский, – сказал Дэнни, глядя на Уоттса. – Разве угрозы не преследуются законом?

– Честно сказать, – инспектор сделал лицо, выражающее негодование, – я бы ввел закон, оправдывающий угрозы в таких случаях. И у меня сегодня выходной. Но я не на ее стороне. – Он повертел бутылку.

– Прошу прощения? – сказала Элис.

– Я не очень силен в наставлениях, Элис. – Он впервые обратился к ней по имени, она тут же это подметила про себя. – Но ты еще не увязла в этом насовсем. С каждым днем тебя будет всасывать все глубже и глубже, как это обычно бывает с вредными привычками.

– Не люблю словосочетание “вредные привычки”. Вредная привычка – это ковыряться в носу.

– Хорошо. Как это обычно бывает с зависимостями. С каждым днем шанс отлипнуть от бутылки идет на спад. Это портит жизнь тебе, это портит жизнь окружающим, портит жизнь твоим близким. Сейчас ты молодая, смешная и красивая, и твоя инфантильность сходит тебе с рук. Но ты повзрослеешь, так и оставшись алкоголичкой. Алкоголичкой, которой будет нужна помощь, и которая не сможет о ней попросить, потому что никто не поймет, что ты в ней нуждаешься. Будут считать, будто тебя все устраивает. – Он усмехнулся, сам с трудом веря в свою последнюю фразу.

Элис была неглупой. Да, тогда она сразу поняла: то был отчаянный вопль души, прикрытый жизненным наставлением. Насколько же отчаянным, что он решил излить душу ей, своей неприятельнице. Хотя, она подозревала, что была не единственной его неприятельницей. Редко, когда она прислушивалась к советам людей которых презирала, но внезапно, словила себя на мысли, что и вовсе более не испытывала презрения к инспектору. Ей и в голову не могло прийти, что один разговор мог перевернуть отношения двух людей навек, хоть они потом и не подавали виду, что это было так.

Впрочем, рассуждать об этом Элис было некогда, ведь вот-вот за ней должен был заехать Питер, чтобы они смогли приехать к Саймону и в очередной раз забыться, и речь идет совсем не об алкоголе, нет. Этот холм, эта церковь, сам пастор, все это обладало некой опьяняющей силой, что-то в том месте всегда заставляло ребят чувствовать себя защищенными, испытывать сумасшедшее умиротворение. Когда их нога ступала на церковную землю, к ним тут же приливала жизненная энергия, а земля словно вбирала в себя их заботы и переживания, высасывала из них все скверное, как губка впитывает грязную воду, так и эта изумрудная трава, эти полевые цветы вбирали в себя всю грязь, что таилась у них в душе.

Правда, совсем скоро эта грязь снова возвращалась к ним, вместе с обыденной рутиной и угнетающими мыслями. Церковь, скорее, была двухнедельным отпуском в Швейцарии раз в год, в то время как в остальное время они вкалывали на работе в шумной столице. После отпуска они снова попадали в негодную среду: где воздух в городской суете загрязняли выхлопные газы, где по разным закоулкам улиц таился мусор, кем-то безбожно выброшенный, где каждый второй подвергает свое здоровье риску, позволяя своим легким вдыхать отвратительный дым от дешевого табака, который едва ли можно назвать табаком, где всюду царят разруха и бедность, так очевидно контрастирующая с фоном из богатых особняков. Конечно, это лишь аллегория, ведь во всем Гленни с трудом наберется и десяток машин, а самым роскошным из всех домов считалось жилье самих двойняшек, но ощущения, по правде говоря, отличались мало чем.

–2–

ЗНАКОМСТВО

В без четверти пять часов вечера Элис, Питер, Кельвин и Грейс встретились с пастором, и увидели, как его лицо прямо-таки светилось от счастья, что было весьма странно, учитывая свет последних событий. Как оказалось, к нему просто приехала племянница, та самая Рози, про которую он говорил несколькими неделями ранее. И приехала она не только за тем, чтобы навестить дядюшку.

За холодным чаем Элис попыталась разговорить новую собеседницу, и та согласилась позже распространиться кое о чем, отговорилась тем, что сейчас, после дороги у нее совсем не осталось сил говорить о работе. О том, что ей было позволено говорить, конечно, она не собиралась посвящать их во все подробности целиком. В целом она производила впечатление не самого дружелюбного человека, но чрезмерной закрытостью и неприязнью не выделялась. Она была элегантной, но в то же время и очень простой, одетой под стать маленькой деревеньке, несмотря на столичную жизнь. Макияжа на ней не было вовсе, духами от нее не несло и пахла она приятной свежестью.

Кельвин обратил внимание на то, что “белыми” чертами девушка не обладала. Было в ней что-то южное, пусть разговаривала она безо всякого акцента.

– Моя мама родом из Тулума, это такой город в Мексике, – объяснила Розетта. – Отсюда и мое имя.

Грейс заметила у Розетты на руке обручальное кольцо, и ей показалось, что девушка слишком молода для замужества. Ей представлялось, что заключать себя узами брака до тридцати лет – чистое варварство по отношению к себе, и не могла себе вообразить, как кто-то на такое может решиться. Если бы она озвучила свои мысли вслух, остальные бы подумали, что она живет в своем собственном мирке.

– Рози надолго у нас точно не задержится, она просто блестящий детектив, – сказал Саймон горячо. – Она посадила за решетку великое множество преступников, и убийц ей ловить не впервой.

– Ну перестань, – улыбаясь, сказала Розетта, смущенная внезапным порывом лести. Она и в самом деле хотела, чтобы он перестал. Не желала, чтобы другие думали, будто она очередная столичная дама, высокого мнения о себе, напыщенная и высокомерная.

– Жаль, что вы у нас не задержитесь, – сказал Питер без особой сердечности, попыхивая сигаретой без никотина, – хотелось бы понаблюдать за работой толковой полицейской.

– Можем сразу перейти “на ты”, – любезно предложила Розетта.

– Вот и то, о чем я говорю. Уоттс бы никогда не снизошел со своей царской позиции инспектора до того, чтобы с простыми смертными общаться “на ты”. Да, он инспектор, старше по званию, но если сравнивать тебя, как детектива, и его, как инспектора, то вы будете кем-то вроде Джеймса Бьюкенена и, скажем, Мартина Лютера Кинга.

Когда все разошлись, Розетта распрощалась с Саймоном и отправилась в свою гостиницу, так как у дяди ночевать она не могла, в силу некоторых обстоятельств (у него было попросту негде расположить гостью).

Ей пришлось снять номер аж в соседнем городе, иначе бы она вынуждена была спать среди тараканов и крыс в убогой гостинице. Самая приличная из тех, что ей удалось найти, не стоила и гроша в ее глазах, но делать было нечего. По крайней мере, там не было тараканов. И крыс.

Взяв ключи у портье, она поднялась к себе в номер и набрала горячую ванну. Лампа в ванной комнате светила тускло. Она притащила туда телефон (не мобильник, потому что связь там не ловила), и уже лежа в ванной, набрала номер своего босса, дабы сообщить о том, что она на месте.

– Ты как? Сняла номер? – спросил голос с другого конца трубки.

– Да, все в порядке.

– Не слишком далеко? А то будет утомительно ездить туда-сюда.

– Джон, за меня не переживай, я сама о себе позабочусь.

– Хорошо, что-нибудь удалось выяснить?

– Да, но немного. Втиралась в доверие, ничего толкового.

– Выкладывай, ай! – Послышалось шипение.

– Что случилось?

– Дэвид укусил меня за палец. Наверное, потому что я не даю ему поговорить с тобой.

– Скажи ему, что мама скоро приедет и привезет с собой целую кучу конфет, – улыбнувшись, сказала Розетта. – А сейчас дай ему кашу с льняными семенами и уложи в кровать, он сам заснет.

– Как скажете, миледи, – с натугой произнес Джек, поднимая сына на руки. В трубке послышалось недолгое шуршание, затем – скрип прикрывающейся двери. – Больше он нас не потревожит, так что можешь говорить.

– В общем, я приехала к своему дядьке. Это тот, который священник, я про него говорила. С ним было еще несколько ребят, и я постепенно буду изучать всех живущих в этом мутном городке, благо их немного. Кто угодно мог воспользоваться предлогом психа, сбежавшего из лечебницы, чтобы обернуть ситуацию в свою пользу и начать убивать.

– Правильно, что ты не исключаешь этого варианта. Какого возраста те ребята, с которыми ты говорила?

– Все совершеннолетние. Два парня, две девушки, и мне удалось кое-что о них узнать. Один из парней и одна из девушек – двойня, брат и сестра; я поймала Интернет по пути домой и узнала, что они лишились родителей, когда были подростками, пока что не выяснила, как именно, но совсем скоро выясню. Второй парень – просто гитлеровская мечта, голубоглазый, светловолосый, светлокожий. Отец был наркоманом, вот и умер от передоза, мать еще жива, англичанка. Другая девушка, рыженькая – совершенно обычная, переехала сюда несколько лет назад, работает в магазине одного из двойняшек, есть сестра и отец, мать умерла при родах младшенькой. Ах да, девочка-двойняшка, судя по всему – алкоголичка, я заметила, что руки у нее тряслись, а брат – заядлый курильщик “в отставке”, через рубашку просвечивались никотиновые пластыри и курил он травяные сигареты, по запаху учуяла, я курила такие же, когда бросала. Они самые обеспеченные из всех жителей городка, предки оставили им неплохое состояние. У девчули даже свой бар есть.

– Да уж… – устало сказал Джон и потер глаза. – Одни сироты.

– Везунчики, – вздохнула женщина, повертев в руках телефонный провод.

– Брось, Рози.

– Ты даже не представляешь себе, сколько раз на Рождество я желала, чтобы мои родители поскорее сдохли.

– Ты говоришь мне это примерно каждый второй четверг месяца, но я сам на это напросился, подписав брачный договор.

– Когда я вижу какое-нибудь убитое изуродованное мужское тело, – продолжала она, словно не слыша его, – то представляю, будто это мой отец.