Горько-сладкий

Не сказать, что Мира залилась горячими слезами. Нет. Она не могла до конца понять, что такое смерть. Был человек – пропал человек. Не говоря уже о смерти насекомого.

Ребята выкопали в песочнице ямку игрушечными лопатами. Воспитательница Ирма объяснила, что делают с умершими людьми… в данном случае божьей коровкой. Она сама контролировала процесс похорон. Детей собралось много. Каждому не терпелось внести частичку себя в происходящее таинственное мероприятие.

Мира потеряла лучшую подругу, правда, провела с ней не больше двух дней, но за это время девочка успела рассказать ей самые важные события ее короткой жизни. Она кладет коробку с Лолой в ямку и зарывает песком. Грим убирает ее руки и продолжает закапывать лопаткой сам. Подружки Миры принесли ромашки, сорванные рядом с калиткой в детский сад. Они водрузили цветы на горку песка. Теперь все будут знать, что здесь покоится с миром Лола.

Придя домой Грим спросил у мамы:

– Что такое умирать?

– Ну… как бы сказать… – Филадельфия не ожидала такого вопроса.

– Просто вот сегодня умерла одна божья коровка. Но я так и не пойму, что с ней будет дальше. И почему мы ее закопали.

– Грим, волчонок. Все умирают. И я, и ты, и наши соседи. Рано или поздно, но в основном, когда стареют. Мы не можем сами двигаться, нам всем трудно и мы не справляемся. Мы, как совсем маленькие дети. И в этот момент мы понимаем, что пора… уходить.

– Куда уходить? – Грим широко раскрывает любопытные серые глаза. В них горит чистый интерес.

Смерть, умирать… странно.

– Я не знаю. Никто не знает. Говорят, что в рай. Но кто-то может и в ад. Если плохо будет себя вести.

– Что такое рай и вад?

– Не вад, а ад. Рай – хорошее место. Для послушных детишек и взрослых, ад – плохое, где всем очень больно. Но я точно не знаю, что нас ждет после смерти. – Филадельфия подбирала слова изо всех сил. Будто она стоит, дрожа, перед экзаменаторами и старается ответить на очень сложный билет. Объяснять ребенку сложные вещи подобно карабканью по крутой горе.

– А куда попадет божья коровка?

– Грим, я не знаю, сказала же.

– Я увижу ее снова?

– Сейчас нет. Но потом, когда-нибудь, возможно и увидишь.

На этом объяснения кончились, слова затихли. Филадельфия погладила голову Грима, поцеловала в макушку, но дальше продолжать разговор про смерть не хотела. Рановато для таких знаний. Женщина пощупала мягкие щеки сына, ей нужно было убедиться, что перед ней ребенок, а не взрослый.

Ирма старалась подбодрить Миру. Воспитательница осторожно говорила, что нужно жить дальше. В пять лет многое кажется таким серьезным. Но буквально через несколько дней Мира окончательно забыла о бывшей лучшей подружке. Она продолжила резво бегать, драться с Гримом, зарабатывая царапинки и синяки на коленках. Девочка прыгала на «мужа» и валила на пол, хохотала, как бешеная. Остальные дети звонко кричали: «Тили-тили тесто жених и невеста, на полу валялись, крепко целовались!» Их обоих всегда наказывали и ставили в угол. Но даже там, смотря друг на друга из разных углов, они показывали языки и строили рожицы.

Вскоре у них появился тайный язык. Точнее переписка. Начал традицию Грим. Он вырвал тетрадный лист и нацарапал ручкой кривую рожицу. Незаметно от всех, Грим подбегал к Мире, брал за руку и оставлял на ладони скомканный рисунок. У Миры карикатуры получались намного красивее и аккуратнее. Гриму иногда было неловко получать в ответ на свои гримасы четкие изображения. Однажды она нарисовала обезьянку в джинсах и рубашке с галстуком. И получилось очень круто. Все тайные рисунки-карикатуры Грим сохранял в коробку из-под туфель мамы.

Мира зазывала его под стол, чтобы подарить очередной скомканный рисунок. Это казалось удивительным ритуалом, священной церемонией. И главное: никто не должен знать! Самое главное! Они оба передавали записки с таинственной улыбкой на лице, а потом весело выбегали из укрытия, гоняясь друг за другом. Мира заметно изменилась, дружа с Гримом. Они стали самыми шумными в садике. Благодаря им разбилось две вазы, оставив подаренные воспитателям цветы без пристанища. Грим дергал ее за волосы, а она в ответ больно щипала. Стены буквально пестрились чудными рисунками детей. Не было и дня без наказания в углу.

Парочка планировала побег из сада. Грим сделал маршрут до своего дома. На вечерней прогулке «муж и жена» прятались за деревьями и перебегали от одного к другому, пытаясь быть незамеченными. Уже выйдя за пределы сада, дети почувствовали себя абсолютно свободными и крутыми. Вот, что делает граница дозволенного. Дети, держась за руки, направились дальше от сада. Чувствуя себя безумно счастливыми и азартными, они побрели. Но сделали ровно одиннадцать шагов. Ирма выбежала следом за ними, путаясь в длинной белой юбке, и привела обратно. Ее щеки горели румянцем, сразу видно: не привыкла бегать по утрам или вечерам, раз такой кросс заставил ее неимоверно часто дышать и сгибаться в две погибели. Сказать по правде, трудно представить ее в обтягивающих цветных лосинах или спортивном топике. Она будто вышла из старой сказки, привнеся в реальность отголосок призрачного прошлого.

По природе Ирма не была строгой. Ласковый голос, забота, внимание – так можно охарактеризовать хрупкую молодую воспитательницу, иногда надевающую очки в круглой оправе, читая книжку. Молча о проказах непослушной парочки, на этот раз держать язык за зубами она не смогла. Ей пришлось рассказать все их родителям. Точнее маме Миры, ведь Филадельфия всегда занята. Всегда. Трубки брать – дело точно не для нее. Она выключает звук и погружается в деятельность.

Наверное, на этом и закончилась история их дружбы.

Завяли помидоры

Мама устроила целую беседу с Мирой. Полностью объяснила ситуацию. Ей не нравилась не только божья коровка, но и сам Грим. Она считала его сыном шлюхи. Нарциссия следовала модным слухам, хотя Филадельфия никогда не спала с другими мужчинами, кроме мужа. Просто многие приставали к красивой продавщице, оставались допоздна в магазине в надежде заполучить тело чудесной женщины. Так и рождаются слухи. Может, мама Миры завидовала Филе, ведь Нарциссие редко делали даже комплименты, а у мужа любовница. Это она знала наверняка. Александр слишком часто задерживается допоздна на работе, слишком часто уезжает в командировки и слишком часто не занимается любовью с женой. Вранье. Он давно не занимается с ней этим.

Нарциссие неприятно осознавать такое, но быть одной – еще неприятнее. Кажется, если муж уйдет – она пропадет. Главное делать вид, что все прекрасно. Ведь так делают все. Лицемерят. Она называет это силой. Улыбаться сквозь обиду и слезы, но себя никак не обманешь. Может, сила в другом? В возможности признаться самой себе и открыть уже глаза на голую правду. Принять реальность, а не создавать иллюзию приторно сладкой жизни.

Она буквально пилит Миру, заставляет быть идеальной. Хочет блестящего будущего для нее и никаких никчемных связей. Сын Филадельфии как раз относится к ненужным отношениям. Неужели в пять лет дети должны четко знать, с кем можно дружить, а с кем нельзя? Мира не могла ослушаться маму, поэтому слушала ее во все уши, даже не пытаясь понять информацию. Нарциссия пообещала Мире новую барби, если она перестанет разговаривать с Гримом. Девочка слишком легко согласилась.

На следующий день в садике Мира не подбежала с объятьями к Гриму. Он даже удивился и немного расстроился. Сегодня он принес киндер. Всю неделю выпрашивал у мамы, подметал в магазине, расчесывал каждый вечер волосы, помогал смывать ей макияж и даже массажировал плечи.

Мира взяла шоколадное яйцо и убежала к девочкам. Грим уже привык за ней бегать, поэтому поспешил и на этот раз. Но девочка, словно не видела Грима, точно избегала.

– Мира!

– Что? – холодно отозвалась она. У Грима внутри все заледенело. Сердце где-то затерялось. Он стоит в ступоре от грубого «что?».

– Ты убегаешь от меня. Мы разве играем в догонялки? – не понимал Грим и старался быть дружелюбным.

– Нет. Ты мне больше не муж.

Мира легко сказала. Да еще и игриво тряхнула волосами. Грим не мог понять ее перемену. Что не так? Сегодня она в белом сарафане с крупными красными ягодами, а в руках постоянная спутница – розоволосая барби. Незаметно для себя Грим вдруг ощутил неприязнь к новой игрушке. Слишком много розового.

– Но мы же поженились. Нам нельзя говорить такие плохие слова.

– Мы не большие. Все понарошку.

Для Грима по-настоящему. Он зря таскал ей шоколадки? Ловил божью коровку? Как понимать такое отношение? Грим никогда не делал что-то «понарошку».

– Почему ты так говоришь?

– Мама сказала, ты другой. Ты слишком бедный, а мне нужен принц. Еще она сказала, что божья коровка не золото. Ей не место у нас в домике. А еще у меня вот барби. Ее я хотела сильно-сильно.

– Так это мама тебе сказала, – огорчился Грим. Тупая обида прокралась в его маленькое сердечко и на некоторое время поселилась там. Какое золото? Разве маленькие дети дарят такое?

– Да. Почему ты был моим женихом? Не знаю даже. Ты меня заставил. Теперь отстань. Но можешь приносить мне шоколадки. Мне золото пока не очень нужно. Даже не знаю, что это такое. Зато я запомнила слово новое.

Грим удивленно взглянул на нее. Где та прежняя хулиганка и озорная девчонка с рыжей копной густых волос? Шевелюра, конечно, на месте, но где остальное? Не внешнее. Даже волосы сегодня казались слишком прилизанными, Гриму не хотелось в них теряться. Он жаждал бежать от странной новизны подруги.

Весь день Мира весело играет с подружками, а Грим понуро ходит из одного угла с игрушками в другой. Ему не за кем бегать, с друзьями даже не разговаривает.

Он засунул руки в карманы и уныло наблюдал за резвящейся Мирой. На момент она показалась ему противной. Его начал раздражать ее заливистый смех. Грим хотел дергать ее за рыжие волосы, а потом и вообще отстричь их. Он не прочь зажать ее в углу и выдавить все дурацкие веснушки, как прыщики. Грим точно знал, что от них можно избавиться. Он начал считать ее обманщицей, которая врала по поводу веснушек, а очередной рисунок выкинул в урну и пнул ее от злости. Мусор высыпался, и его заставили убирать.

Потом мальчик понял, что скучает.

Под вечер всех начали забирать из садика. Филадельфия забирала Грима самой последней. Мальчик сидел на подоконнике и наблюдал за рыжими волосами Миры. Куда ей столько волос? Родители всегда брали ее за ручку, иногда папа поднимал. Они выглядят счастливыми. Каково это – иметь папу? Вроде очень здорово. Все такие рыжие и одинаковые. А у него только мама.

Грим недоуменно проматывал все ситуации с Мирой у себя в голове. Все было так хорошо. За окном непонятная погода. Кажется, дождь идет, а, может, и нет, но точно что-то капает. Совсем недавно прошелся ливень, оставив после себя живительную влагу. Солнце трусливо прячется за облака, не может решиться выглянуть.

Зато он видит, как Филадельфия торопливо перескакивает через лужи и направляется к двери садика. Внезапно ее останавливает мама Миры. Зачем? Грим думал, что они давно уехали. Мальчик замечает, как Нарциссия разводит руками, слишком много говорит, а мама только стоит, как камень, но глаза не опускает. Гриму не понравилось это. Он молнией выбегает на улицу без верхней одежды, ловя все лужи на пути. Мальчик останавливается, как вкопанный, когда Филадельфия уничтожает его грозным взглядом. Казалось, это не его мама, а кто-то чужой. В этот момент дождь решил сыграть злую шутку и начал безбожно капать, предупреждая о скором граде. Белые пульки посыпали с неба, Грим ощутил покалывания кожи, но ему все равно. Ведь любимые глаза матери сейчас хуже любой природной катастрофы.

– Вот ваш пацан? – Небрежно спрашивает Нарциссия.