Нравится такой сюрприз
Не только детворе...
Кис-кис, брысь,
Кис-кис, мяу!
Горгона остановилась как вкопанная.
Кис-кис, брысь,
Кис-кис, мяу!
Горгона повернулась к нам. «Будет нам сейчас сюрприз, – подумал я мрачно, – будет и кис-кис, будет и мяу...» Но старуха молчала. На короткий миг в ее глазах мелькнул настоящий ужас. Потом они вдруг остекленели, как у куклы. Потом исказился, обнажая золоченые челюсти, рот:
– Ага! Хулиганите, – констатировала она голосом Бабы Яги, искоса смерила нас взглядом и стала копаться в своей чудовищной торбе. – «Сникерс» хотите?
Мы, признаться, несколько растерялись и не нашли, что ответить. Наконец она выудила помятый батончик, сдула с него какой-то мусор и, щурясь на один глаз, добавила:
– Шоколадочку американскую?
– Нет, спасибо, бабушка, – сказал я, чувствуя, как волосы у меня встают дыбом.
Мы разом поднялись со скамейки и быстрым шагом двинулись к подъезду.
– Не хотите, как хотите! – крикнула Горгона нам в спину. – Сама съем, не побрезгую!
– Уф-ф, – выдохнул Стас на лестнице. – Ужас. Мне так страшно никогда в жизни не было.
– Мне тоже, – признался я.
– Но заметь, – сказал он. – Мы-то – не добреем!
– Не добреем, – согласился я. И тут же засомневался: – А точно?
– Точно, точно, – сказал Стас. – Хочешь, я тебе по башке дам?
– Нет, не стоит, – покачал я головой. – И так верю.
– А знаешь что? – встрепенулся Стас. – А ведь в мире, получается, еще довольно много нормальных людей осталось!
– С чего это ты решил?
– Раз все из-за песенок, то ведь есть глухие! Они-то Леокадию не слышат!
Нет, все-таки Стас у меня – голова! Мы поднялись домой, я машинально включил телевизор, и мы буквально прилипли к экрану, потому что там шла чрезвычайная пресс-конференция правительства, и она как будто продолжила наш разговор. Хотя и не сразу.
За длинным столом Кремлевского дворца во главе с премьером сидели министры с ноутбуками.
– Итак, подведем некоторые итоги, – сказал премьер. – Рыболовецкий флот упраздняем, никто не против?
Министры не отозвались, что-то дружно обсуждая между собой. Тук-тук-тук – постучал премьер по столу, и те притихли.
– Мы сюда работать пришли или что? – спросил он строго. – Тех, кто пришел поболтать, мы сюда больше не позовем. Повторяю вопрос. Рыболовецкий флот упраздняем, потому что рыбку жалко, так? Тут нет возражений?
Министры дружно замотали головами.
– Отлично. Люблю, когда согласованно. Что дальше? Внешний долг нам простили, и мы всем тоже все простили, тут ясно... С массовыми требованиями опасных преступников заменить им срок на высшую меру мы тоже вроде разобрались. Пусть сами что хотят, то с собой и делают, никто этим специально заниматься не будет. Что еще? Наркодилеры мешками раздают наркотики... Тут тоже ничего страшного: все равно никто не берет, потому что они вредные. Что еще?
– Еще верующие, – подсказал один из министров. – Уговаривают случайных прохожих предать их мученической смерти.
– Не все, я надеюсь? – уточнил премьер.
– Только некоторые, – подобострастно кивнул министр.
– Вот и слава богу, – двусмысленно сказал премьер. – Я думаю, беды большой в этом нет, потому что никто их слушать не станет.
– Так жалко же их. Они плачут, в ногах валяются... Некоторые все-таки не выдерживают, берут какую-нибудь штуковину потяжелей...
– Хорошо, хорошо, я поговорю с патриархом... – нетерпеливо кивнул премьер, перебирая бумажки. – Вот! – воскликнул он, держа одну. – Добычу нефти, газа и угля однозначно прекращаем, да? Хватит нам уже истощать недра планеты. Так?
– А где деньги будем брать? – робко спросил кто-то из журналистов.
– Деньги?! – воскликнул премьер так, словно его спросили о какой-то безделице. – Ну, если понадобятся, где-нибудь, наверное, уж возьмем. У олигархов, например. Мне только сегодня двое звонили, взять уговаривали! Что у нас там дальше по списку?
Мы со Стасом ошалело уставились друг на друга.
– Конец мировой экономике! – сказал Стас. – Хана!
Мы снова вперились в экран. Что-то мы пропустили, потому что разговор перекинулся как раз на глухих.
– ...Что значит «не слышат»? – строго спросил премьер, отзываясь на чью-то невнятную реплику. – Не слышат – заставим. В смысле... Э-э... Попросим. Я консультировался с медиками и ответственно заявляю, что процент по-настоящему глухих людей крайне низок. Большинство так называемых глухих являются слабослышащими. Улавливаете разницу? Слабо, но слышащими.
– Господин премьер, – обратился к нему сухощавый и подтянутый человек, кажется, министр иностранных дел. – А есть ли принципиальная разница между глухими и слабослышащими, если последние слышат настолько слабо, что нас они не слышат вовсе?
– Я, конечно, не специалист, – кокетливо прищурился премьер, – но передовая отечественная наука, господин министр, не стоит на месте. Да что там говорить о новейших достижениях, если у нас на вооружении давным-давно имеется элементарный ме-га-фон. Подходишь к такому, извините, слабослышащему, подставляешь ему к уху мегафон и говоришь все, что он должен услышать.
– А если он не хочет?
– То есть как не хочет? Гражданский долг, по-моему, еще никто не отменял. А тех, кто не понимает значение этих слов, мы должны, как вы уже, наверное, догадались, мочить... Э-э... Ну, не в том, конечно, смысле, мочить, а как бы вам это объяснить... Э-э...
– Водичкой, – подсказал кто-то.
– Вот именно, – кивнул премьер благодарно. – Чтобы в себя пришли.
– Газета «Правда и истина», – раздался женский голос. – Господин премьер-министр, но будет ли такой подход действенным? Разве мокрый глухой менее глухой, чем сухой?
– Очень верное замечание, – отозвался тот. – Более того. Возможно, интересы государства требуют сегодня даже большей жесткости, чем всем нам хотелось бы. Возможно, мочить следует не в прямом смысле, а, так сказать, в переносном... Ну а менее ли глухой мокрый, чем глухой сухой, это, знаете ли, вопрос скорее философский, чем насущный. Но я обязательно предложу разобраться с ним президенту.
– Ничего не понял! – потряс головой Стас.
– Думаешь, он сам понял? – отозвался я. – Он же специально запутывает. У него работа такая – делать вид, что все под контролем. А то паника начнется.