Лучшее время

– Да? Но есть люди, на которых посмотришь и думаешь – ну неужели так сложно соврать, чтобы не демонстрировать всем, какое ты дерьмо на самом деле?

– Это просто тяга к комфорту.

– Нет. Это тяга к сохранению своей психики. Чтобы всё не казалось слишком безнадежным.

– А не лучше всё же знать, кто рядом с тобой обитает, чего хочет и способен ли подложить свинью, если представится такая возможность?

Марго обернулась и медленно обвела взглядом зал, в голубоватом мареве которого скользили силуэты.

– Знаешь, зачем, по-моему, люди ходят в ночные клубы? Именно за этим. Никто ничего ни о ком не хочет знать. А здесь так долбит музыка, что никакие серьёзные разговоры вести невозможно. Что сегодня так тихо?

Как раз в этот момент заиграла моя любимая, божественно длинная «Калифорния». На танцпол потянулись парочки, и я, поскольку уже достаточно расслабился, соскочил с барного табурета, сдёрнул с такого же Марго и утащил в центр круга.

Стоило мне её обнять, как меня внезапно потянуло к ней. Я уже заглядывал ей в глаза и улыбался абсолютно недвусмысленно, прижимался к ней всё теснее… Она немного отстранилась, но не сразу, и мои намерения понять, я думаю, успела.

– Ты знаешь, вообще-то я замужем.

– Я уже догадался.

– И что, это ничего не меняет?

– Меняет, конечно. Никогда прежде не уводил чужих жён!

– У тебя всё впереди… А ты и вправду циник!

– Да ладно! А я-то считал, что это романтика…

Сквозь последние аккорды песни уже прорывалось монотонное клубное туц-туц-туц. Марго сделала шаг назад.

– Мне надо отойти.

– Мне тоже.

Она скрылась в направлении лестницы, а я пошел в чил-аут. Туда доносились все звуки с танцпола, но зато никого не было. Чил-аут был стилизован под библиотеку с книжными шкафами, кожаными диванами и камином, где подрагивали электрические отблески. Я устроился в глубоком кресле, вытянул ноги, запрокинул голову назад, на мягкую спинку, уставившись в тусклый светильник, а потом закрыл глаза.

Что я снова делаю? Зачем?

Напряжение в теле спадало медленно – в икрах, в подкошенных алкоголем коленях, под ширинкой, в пустом желудке… Только голову никак не отпускало. Мысли покинули её, и лишь одна – невнятная и потому самая дискомфортная ещё блуждала по закоулкам мозга.

Я поднялся, подошёл к окну. За ним отвесно падал тяжёлый мокрый снег, ложась на освещённые прожектором машины, а дальше начинался тёмный двор. В ближайшем крыле длинного дома не светилось ни единого окна. Я почувствовал, как я устал. За спиной раздался стук каблуков – в «библиотеку» вошла Марго. Я молча взял её за руку и повел к гардеробу.

Ночь была сырой. Снег, едва попав на одежду, на волосы, на любую поверхность, превращался в воду. Частые капли чертили кривые траектории на окнах машины, дворники бессмысленно размазывали их по лобовому стеклу, еще больше ухудшая видимость. В мутной серо-синей субстанции ночи угадывались грозные силуэты домов. Где-то впереди маячила оранжевая мигалка снегоуборщика.

– Так куда едем? – не оборачиваясь, во второй раз поинтересовался бомбила.

– Куда едем? – это уже я – Марго.

– Куда хочешь, – разделяя слоги, отчеканила она, глядя перед собой.

Ну и ладно. У меня, правда, родился ещё один вопрос, но задавать я его не стал.

– На Подольскую.

Всю дорогу я мысленно отпихивался от неуклонно атакующего сна. В десяти сантиметрах от меня происходили какие-то сложные мыслительные процессы, параллельно которым её пальцы отстукивали «морзянку» по сидению.

– Приехали.

Марго молчала и не смотрела на меня.

Я вылез из машины, минуту стоял у раскрытой дверцы. Она не двинулась с места. Понимал, что надо что-то сказать, но она отвернулась к окну. Ну и чёрт с тобою.

Я сунул водителю пятихатку в окошко.

– Девушку отвезите, куда попросит.

Холодно попрощался с ней, Марго что-то пробормотала в ответ. Закрывая дверцу, я услышал, как на вопрос таксиста она сдавленным голосом ответила: «На Дворцовую».

И к лучшему, что она со мной не пошла – я еле тащу ноги, не столько поднимаюсь, сколько подтягиваюсь за перила. Этажи выше третьего погружёны во мрак, только в слабом сиянии из-за окон блестят капли на стеклах. Отвратная сегодня погода; и чего её понесло на Дворцовую, она же живет на другой стороне…

Ответ был настолько же малореален, насколько и очевиден. Пропуская ступени, я скатился по темному пролету и дальше вниз. Слава Богу, ключи от машины в куртке. Пришпорив всех лошадей своего «опеля», я за несколько минут домчался до набережной. Такси не было и в помине, зато я сразу же увидел её – она уже приближалась к середине реки.

«Чёрт, что я делаю?» – отвлечённо и в который уже раз подумал я, забираясь на мокрый каменный парапет. С тех пор, как на Неве встал лёд, не прошло и недели. Я спрыгну, и он провалится. По нему можно идти, но он не выдержит удара. Я прыгнул, спружинившись. Лёд внизу намерз буграми, на него намело липкого снега. Бежать среди торчащих, сросшихся в торосы, льдин было нереально, и я просто шёл насколько возможно быстро за маячившей впереди женской фигурой.

В морозные зимы моего детства мы, забив на родительские запреты, бегали по льду каналов, Фонтанки, да и Невы вблизи берегов. Но хотя я достаточно худой, во мне всё же не те 30 кило, да и к центру реки у меня уже тогда хватало ума не шастать.

Лёд под ногами стал тоньше – не знаю уж, какие рецепторы подали мне такой знак. Марго впереди стала забирать вправо. Она явно намеревалась обойти полынью, не собиралась она в ней топиться. И хотя я в душе не чаял, что погнало её ночью на невский лед, болезненно остро понял, что если один человек идиот, другому едва ли стоит мешать ему в этом.

Теперь я уже чувствовал подо льдом течение. По левую руку чернела полынья. Я сбавил шаг. Мне уже было плевать на Марго, я пожалел, что помчался за нею. До участка прочного льда вдоль берега Петроградки оставалась несколько сотен метров. Не знаю почему, но я боялся кричать. Ведь это нужно было сделать уже давно! Я окликнул её. Марго обернулась.

Её лицо помертвело, она застыла, как вкопанная. «Уходи оттуда!!! Назад!» – срывающийся на нечленораздельный визг, её крик прорезал ночную тишину. Стараясь не слишком резко переносить вес с одной ноги на другую, я двинулся к ней. Эта дуреха, напротив, не шевелилась, и я видел, как темнеет снег у неё под ногами. Я даже загадывал мысленно, что произойдёт быстрее: наружу прорвется вода, или я всё же доберусь до Марго? Снег стал всхлипывать под моими шагами, видимо, успел подтаять. Оставалось десять шагов… Лед будто пульсировал под давлением воды. Семь шагов… Если не удастся, нас никто никогда не найдёт, течение здесь мощное… Три шага… Я схватил её за руку и потащил назад.

Возвращаться было в тысячу раз хуже – ведь теперь я вел ещё и Марго, – и пару раз ледяная поверхность реки проседала под нашим весом, и каждый раз эта секунда была похожа на падение вместе с лифтом. Тупой непроходящий страх отпустил лишь тогда, когда мы добрались до крепких ледяных глыб, образовавших корку вдоль берегов, а ещё через сотню лет мы оказались у лестницы и наконец-то ступили на гранит.

– Дура безмозглая, …! – я выругался. Честно говоря, у меня чесались руки, но я ограничился тем, что сильно встряхнул её за плечи.

Её лицо было мокрым – всю дорогу я слышал, как она позади хлюпала носом, но меня это ни тогда, ни сейчас не особенно трогало.

– Какого тебя сегодня понесло на лед?!

– Не сегодня.

– ?

– Я возвращаюсь так уже во второй раз.

Она закрыла лицо руками в перчатках и зарыдала.

– Ты к-куда? – икая, выдавила она, когда я впихнул её на переднее сиденье и сел за руль. В ботинках хлюпало, сигарет в машине не нашлось.