Лучшее время

– Ещё уволится, – вздохнул я. – Очень вовремя!

– Ты сам-то не охренел?!

– Да я знаю, – я набрал Женевьеву, но очень скоро услышал отбой. – Ну, психанул раз, ну что теперь!

– Брось, Виталь, ты вообще стал психованный после развода!

– После развода? О, да, это был развод! Меня развели, как лоха. Меня до сих пор не отпускает это чувство, когда тебя будто что-то цепляет и тащит волоком. И знаешь, что самое удивительное? Что теперь я о нем почти жалею! Я позволил себя убедить в том, что не так уж хреново мне и было. А главное – это все могло длиться и дальше! Мне просто тупо повезло!

– Так пользуйся этим, блин!!!

Глава 8

Я решил сделать уборку. Учитывая, насколько редко меня посещает подобное желание, его появление сейчас отдавало позерством. Но, в конце концов, она отсюда выехала уже давно, значит, уже можно. Я и так постоянно чихаю от висящей в воздухе пыли.

…В книжном шкафу я обычно вытираю только края полок. Хотя, говорят, сами книги тоже нужно проветривать. Я доставал их стопками, проводил по полке тряпкой, потом ставил обратно по одной. Странное дело – каждый раз, когда я брал книгу в руки (я в этот момент вытирал те полки, что на уровне глаз, где стоят мои любимые произведения), секундной вспышкой в голове всплывало всё её содержание. В основном это были современные романы, хулиганские истории, романы-путешествия. Некоторые из них я прочёл ещё в зеленой юности, и теперь, оглядываясь назад, могу сказать, что они даже в некотором роде определили мой путь. Другие попались мне позже, но тоже оказались близки настолько, как будто их написал я сам. Я моментально вспоминал, где я их читал и каким тогда был, и оттого казалось, что я бережно ставлю на полку куски собственной жизни.

Пожалуй, более странную подборку литературы, чем у меня, сложно себе представить. Читаю я бессистемно и могу показаться жутко необразованным, если, конечно, действительно существуют люди, осилившие в школьные годы всю русскую классику, с тем, чтобы в молодости основательно взяться за классику зарубежную и с последовательным занудством штудировать её от Гомера к Мольеру и от Стендаля к Фаулзу. Я же могу долго распинаться о книге, которую никто в глаза не видел, охотно пообсуждать какой-нибудь недооцененный шедевр, заикнуться парой слов о вписавшем себя на скрижали истории классике и стыдливо сменить тему, когда речь зайдёт о Толстом или Достоевском, дочитать творения которых у меня не хватило терпения.

Я еще раз окинул взглядом книги и взял одну – достойный повод забить на уборку.

На стену в глубине утонувшей в сумерках комнаты легли слабые отсветы – за окном, где-то далеко за лежбищем крыш садилось невидимое солнце. Оно не показывалось весь день и только теперь окрасило ветрено-малиновым истончившейся слой туч на краю горизонта.

Я лежал на диване, уперев подбородок в поставленные друг на друга кулаки, и смотрел на полосатый зимний закат. Страницу я не переворачивал уже полчаса.

Я изменился за последние пять-семь лет. Или даже за последние два-три года. Вот откуда возникла эта странная ностальгия, когда я перебирал книги. Их читал другой парень, молодой и по отношению к миру наглый. Этому парню никогда бы не пришло в голову обращать внимание на чьи-то взгляды, кроме собственных, из уважения молча улыбаться, слушая откровенную херню, или компромиссно натягивать на себя приличествующую случаю маску ради какой-то туманной цели, а то и без цели вообще. Я не задумывался о том, что и как мне ответят, вываливая свои мысли, пусть даже друзьям, ни фига со мной не согласным. Что примечательно, друзей у меня тогда было больше.

Тогда я был собой. А теперь я непонятно кто.

Я не знаю, как я проглядел это превращение в тыкву. Вначале веришь, что становясь старше, станешь умнее, сильнее, увереннее… А по факту на тренировку ума идет печальный опыт, нарастающие сомнения обгоняют уверенность, силы обернулись в злость, которой выжигаешь себя изнутри за эти сомнения. А мелкие страхи сложились в одну большую баррикаду на пути.

Я просто сдулся, позволил потоку подмыть подо мной песок и унести себя с берега. Все это время я занимался тем, за что раньше мог бы себя только презирать. Я выдумывал себе работу, чтобы коротать вечера в пустом офисе, женился, в глубине души ненавидя невесту за это свое решение, разводился, притворяясь, что мне тяжело. Притворялся не для неё – для самого себя, чтобы не считать себя тем, кем все равно стал. Я мерил жизнь прожитым временем, делил дни на выходные и рабочие, четко понимая, что можно в первые, и чего нельзя во вторые. То есть по всем симптомам это был уже не я.

Глава 9

К вечеру поднялся ветер, швырявший в стены и окна заряды мокрого снега. Получив свою порцию по роже, я потушил окурок и вернулся в комнату, где оказался тут же припахан к переноске мебели.

На ёлку накрутили три или четыре разных гирлянды и уйму мишуры, отчего она даже при погашенной люстре заливала светом всю комнату. На моем столе ждали своей участи полтора десятка бутылок. На кухне Таня и Анюта, подруга Макса, напевая какую-то новогоднюю попсу, синхронно стучали ножами и возводили на блюдах горы бутербродов, а Карась с обреченным видом чистил картошку. Стоило заглянуть туда на минутку за какой-то фигней, как мне вручили нож и копченую рыбину, а девчонки под разными предлогами слиняли к зеркалу.

…Сашка сидел на ступеньке рядом с моей дверью и наблюдал, как я медленно ползу вверх по лестнице, глядя себе под ноги, из-за чего я и заметил его в последний момент.

– Привет! Мы что-то забыли сделать?

– Мы, по ходу, забыли, какой сегодня день!

– С наступающим, – буркнул я. Маячившее на дворе последнее утро декабря, белое и унылое, не располагало к веселью. Как и все, что ему предшествовало.

– А еще мы забыли, что встречаем Новый год у тебя. Но я вовремя вспомнил и приехал помочь подготовиться. Я всех уже обзвонил и пригласил к тебе! Ты рад? Ну, у тебя еще будет время обрадоваться. Давай, погнали за жратвой, всюду очереди!

Саша, как всегда, оказался прав – именно вечериной и надо было ударить по депрессняку, вызванному долгожданным, но малоприятным походом с Настей в ЗАГС – на сей раз за разводом. Я не собирал у себя друзей уже целую вечность, и сейчас именно их присутствие заставляло меня шевелиться, суетиться, накручивать себя для праздника, который я бы и не заметил, останься я один.

Саня, Андрюха, Таня, Макс с Анютой, Карась с Диной, Данька с Машей, Димас… Под жизнерадостные частушки «Здоб-ши-Здуб» мы вырываем друг у друга кастрюлю «оливье» и посыпаем хату мандариновыми шкурками, ржем и в последнюю минуту ловим опасно кренящуюся елку, и мне легко удается забыться в этом праздничном хаосе знакомых, привычных, да и вообще родных лиц.

…Многоцветное мельтешение на экране сменилось видами заснеженного и спящего в черноте предновогодней ночи Кремля.

– Ключ на старт! Виталя, президент уже балакает, распечатывай шампунь!

– Дорогие россияне…

– А где штопор?

– Это был трудный год…

– Не то слово, дайте штопор!

– Он был отмечен значимыми событиями…

– Латыш, ты разучился праздновать! Какой, на хрен, штопор! Дай сюда, я вторую открою!

– Но трудности не могут сломить нас…

– Только цельтесь не в меня!

– И не в люстру, плиз!

Чпок!

– Мы готовы к новому…

– Подставляйте!

– Оставим в прошлом году…

– В прошлом!

Часы выдержали театральную паузу и ударили в первый раз.

– Желания загадывайте! – завизжали девчонки, разводя на тарелке целый костер из бумаги.

Второй удар. Часто-часто мерцает ёлка. Потрескивают свечи. Друзья молча замерли со стаканами, перебирая в голове прошлое и будущее. Этот момент неизменен, где бы он меня не застал. Глядишь на чёрный циферблат, и звон колокола отмечает каждую проносящуюся в мозгу мысль. Но желание у меня будет одно: похоронить в прошлом этот тяжёлый затянувшийся год обломов и обманов, забыть всё, забыть, наконец, к чертям эту Ксюшу, потому что сколько можно…

Одиннадцать!

Я хочу, чтобы Ксюша была со мной.

– С Новым годом!!! – бокалы со звоном и треском сходятся над столом; расплескав друг на друга половину шампанского, мы обнимаемся, все разом что-то говорим, не слушая друг друга, и пляшем под гимн на диване. А когда мы похватали куртки и припасенные петарды и высыпали на набережную Обводного, небо уже сияло и грохотало над всем каналом. И этот грохот от вспыхивающих и рассыпающихся под облаками разноцветных планет и фонтанов окончательно заглушил бубнящий в голове надоевший монолог.

Когда все уже обменялись дежурными бутылками, коробками конфет, свечками, книжками и неликвидом магазина «Приколись и делай ноги», из-под ёлки вылез Макс: