Неуязвимость

прямо в синей пижаме своей и с дурацкой улыбкой
своей.

И я вижу драконье пламя
у папы
на дне левого глаза.
И на дне правого глаза.

И спросить стесняюсь. Но становлюсь сильней.

Ёлка

И мы проезжаем станцию Электросила,
и ты говоришь: «Мне не хочется Иггдрасиля,
купи мне, пожалуйста, ёлку».

А люди в метро многочисленны и красивы,
и я говорю: «Хорошо»,
раз ты попросила
без страха, упрёка.

Ведь дарят, как правило, деньги. И золото. Деньги. И золото.

Деньги.

И то, что за них продаётся в ближайшем радиусе.

И всё это любят киношные глупые девки.
А ты попросила радости.

Мне очень хотелось купить эту самую ёлку,
мы с мамой вместе пытались.
Искали вдвоём целый час по всему району как
следует, только ёлки не попадались.

Все люди мира стеклись в наше дивное Купчино
и с хрустом сожрали ёлки, такое чувство.

Но это, конечно же, было бы слишком скучно,
поэтому будет чудо.

Чудо – как крепкий колючий росток бессмертия.
Детская радость, к которой не бываешь готов.

Я рву тебе ёлку из клумбы на Невском проспекте
прямо на глазах у охреневших ментов!

И куранты давно пробили, и толпы бухие настолько,
что всем, в сущности, лень
даже смотреть с укором
на то, как я рву эту ёлку, хохоча от восторга,
прямо из сердца Питера – рядом с Казанским собором.

А утром мама увидит, что ёлки лежат повсюду,
как пьяницы после попойки, как солдаты на поле брани.
Тела их в снегу остыли и больше не пахнут чудом,
а думалось, мол, раскупили их, разобрали.

И только твоя ёлка, вырванная зачем-то
из пьяного сердца Питера, раз уж так можно,
поедет с тобой на родину Тараса Шевченко
и даже каким-то чудом пройдёт таможню.

Ведь у них, у чудес, колючих и всегда внезапных,
особенные законы, совершенно своя природа.
И поэтому
ёлка твоя
сохранила запах

старого года.

«Кто такая моя любовь…»

Кто такая моя любовь?
Кто такая твоя любовь?
Я же знаю, оно живёт между наших склонённых лбов.
В однокомнатном нашем тепле,
в крепко сжатом моём кулаке,
в каждом волосе и позвонке,
в красном яблоке на столе.

Мы хотим быть целым вдвоём —
оттого мы смыкаем лбы.
Моё тело выбрало дом,
только сердце просит борьбы.

И опять я встаю и иду.
И иду, и иду, и иду.
По беде, по воде, по льду,
да у всех-превсех на виду.

И любовь я несу твою
словно талисман – в рюкзаке.
И любовь я несу твою
в каждой родинке на руке,
и в морщине между бровей,
и таблеткой под языком,
стуком в сердце, царём в голове,
в кошельке сушёным цветком.