– Щас я тебе твои суставы вылечу! – Бабка Нюра схватилась за сковородку и замахнулась на мужа. – Ох, как вылечу! Вот это тебе лучше поможет!
– Но-но-но! – Дед Матвей поднял корявый указательный палец. – Не сметь! Я свои права знаю! Лёшка! Защити деда!
– Ладно, хватит орать, – поморщился парень. – Баб Нюр, отстань от него. Ну, выпил и выпил, что с ним сделаешь! Посидит да спать пойдёт.
– Он, конечно, спать пойдёт, а денег-то уже не вернёшь! – выговаривала старуха. – Внуку ботинки надо покупать, а он деньги пропивает!
– Лёшка меня поймёт, – закряхтел дед Матвей, – в отличие от тебя, трындычихи. Только «тр-тр-тр, тр-тр-тр»! Вот, Лёшка, ты мне скажи – неужели я, всю жизнь проработамши, на старости лет себе чекушку не могу позволить, а? Я ж, как свинья, не напиваюсь и в кустах не валяюсь. Культурно домой пришёл и на собственной кухне оприходовал. Исключительно чтобы чуток, так сказать, свой больной организм подлечить. А ботинки мы тебе всё одно справим. Вот пенсию получу, и справим.
– Меня директор в совхоз зовёт работать, – объявил Лёшка. – Сразу после школы, конюхом.
Две пары глаз разом уставились на него.
– Оклад хороший обещает, а через год – направление в «Тимирязевку», – продолжил парень.
– О как! – воскликнул дед Матвей. – А ты чего?
– А я сказал, что подумаю.
– Чего тут думать? – распахнул глаза старик. – Сам Глеб Митрофанович предлагает, а он думает. Иди да работай!
– Точно! – поддакнула бабка Нюра. – Чего думать-то? Тебе в совхозе в самый раз, с конями. Директор, считай, тебе подарок делает. А ты чего, сегодня на конезаводе был?
Лёшка кивнул.
– Презента видал?
– Ага! Красавец конь!
Тут Загайнов-старший поёрзал, поудобнее устраиваясь на лавочке. Это был верный знак того, что сейчас он начнёт травить байки.
– А я ведь Квадрата знал, который ему, считай, дедом приходится, – не заставил себя ждать старик. – У Квадрата был сын по кличке Букет, а Презент, значит, – сын Букета. А сам Квадрат, можно сказать, у меня на руках родился, да! Когда кобыла его рожала, я вот этими самыми руками у ней роды принимал!
– Да что ты брешешь-то, прости господи! – вспылила бабка Нюра. – Когда это ты роды у кобыл принимал? Ветврач это делает!
– Ну и что! А в тот день врач в район уехал, и я один над кобылой стоял!
– Ну, как уехал, так и приехал! А то я не помню! По телефону позвонили, он скоренько и примчался!
– Отлынь, старая! – прикрикнул на супругу дед, слегка топнув ногой. – Врач потом подоспел, когда я уже пуповину обрезал!
– Брехло! Кто б тебя вообще к рожающей кобыле подпустил?!
Лёшка вздохнул. Уж очень хотелось деду Матвею хоть сколько-нибудь быть причастным к легенде.
– Может, скажешь, что и Мурилин Мунро на него смотреть не приезжала? – прищурился старик.
– Да какая Мурилин Мунро?
– Такая! Американская!
– Вот старый дурак! То не Мунро была, а Джеки Кеннеди!
Лёшку совершенно не удивляло, что в их доме звучали такие громкие имена. На Московском конном заводе перебывало огромное количество знаменитостей. Может и Мерилин Монро была, почему нет?
– Да Мурилин в Союз-то к нам ни разу не приезжала! – кипятилась бабка Нюра. – Путаешь ты всё!
– Это Кеннеди не приезжала! А Мунро была! Это самое, инкохнито!
– Сам ты инкохнито!
Лёшке надоело слушать перебранку. Подхватив под мышку уже обсохшего и приятно пахнущего мылом кота, парень собрался отправиться в свою комнату.
– Лёшка! – остановила его бабка. – Ты бы на могилку к матери сходил. Пасха скоро.
– Схожу! – пообещал внук и хлопнул дверью.
Не разбирая постели, Лёшка прилёг на кровать. Флинт пристроился рядом, свернулся клубком и замурлыкал. Поглаживая мягкую кошачью шерсть, парень приподнялся на локте, взглянул в окно. Из окна хорошо было видно дом на противоположной стороне улицы, где жила Лиза Проскурина. В доме горел свет.
* * *
Правление конезавода «братки» всё-таки отыскали. Они сделали директору такое предложение, от которого он не смог отказаться.
Глава 2
В начале июня погода стояла прямо-таки тропическая. Днём вовсю грело солнце, а ближе к вечеру грозовые тучи затягивали небо и проливались на землю дождём. В Москве-реке люди купались чуть ли не с мая. Трава росла как на дрожжах, скотине было раздолье. Совхозные кони паслись с утра до ночи, оберегаемые зорким глазом пастуха. Коров бабка Нюра выгоняла на выпас два раза в день. Иногда вела их на берег Москвы-реки, а иногда переходила с ними на другую сторону Рублёвки и, пока не видели пастухи, пасла их на совхозном поле. Бабку с её коровами изредка прогоняли, но исключительно для порядка. Чаще всего на её посягательства просто закрывали глаза. Доились коровы исправно. Молоко бабка Нюра продавала. С конца весны в село потянулись дачники, скупали его бойко. С утра приходили прямо в дом, стучали. Иногда в сенях даже скапливалась небольшая очередь.
* * *
Дед Матвей проснулся рано. Из открытой форточки тянуло свежестью. Слышно было, как бабка Нюра громыхает в сарае вёдрами.
«Коров доит», – понял старик. – «Значит, сейчас часов пять».
Зевая и почёсываясь, он всунул ноги в потрёпанные шлёпанцы и прямо в трусах поковылял на улицу к умывальнику. По дороге бросил взгляд на дверь Лёшкиной комнаты – та была ещё закрыта. Умыться можно было и в доме, но для деда Матвея летнее умывание во дворе было чем-то вроде ритуала.
Ночью прошёл дождь. Утопая по щиколотку в мокрой траве и зябко поёживаясь, Загайнов-старший набирал в ладони студёную воду, брызгал на лицо и громко фыркал от удовольствия.
«Покосить бы надо», – подумал старик, вытираясь полотенцем и оглядывая поросший травой двор.
Бабка Нюра вышла из сарая с полным ведром молока в руках.
– Встал уже? – завидев мужа, спросила она.
– Ага! – ответил тот и жадным взглядом впился в ведро с молоком. Белоснежная жидкость аппетитно колыхалась. – А ну-ка, налей мне кружечку!
Бабка Нюра поставила ведро на землю.
– На-ка, неси в дом! – велела она. – А то встал – смотрит, как я тяжесть такую тащу! Ещё и кружечку ему налей!