Так что, вторая новость, о покупке родителями дома, по закону жанра, должна была быть хорошей. На первый взгляд новость выглядела перспективно, и многообещающе: родители поменяли с небольшой доплатой их маленькую однокомнатную квартирку на большой частный дом.
– Правда, – с радостью в голосе рассказывала по телефону мать, – дом без ремонта… ну, это поправимо, твой отец… – мать очень редко называла отца Веры по имени. Чаще всего при разговоре с Верой мать говорила "твой отец", а в разговорах с подружками называла мужа по фамилии. – Твой отец уже ходил смотреть дом с какими-то мужиками… – к знакомым отца мать тоже относилась с нескрываемым пренебрежением, – они сказали, что можно осенью сделать косметический ремонт, а весной уже перестроить нормально, – слово "нормально" мать тоже подчеркнула, для матери было важно, чтобы в её жизни всё было "нормально", то есть, как у всех её родственников. – В общем, дом нормальный и нам повезло, что хозяин – конченый алкаш хочет поменять дом на квартиру с очень маленькой доплатой, почти за бесценок. Соседи, правда, говорят, что мать хозяина умерла при странных обстоятельствах, а… то ли брат, то ли сестра хозяина в доме повесилась… ну, это же не важно, правда? – Мать ждала, пока Вера подтвердит, что и для неё это не важно.
– Угу, – неопределенно ответила Вера, понимая, что мать спрашивает, чтобы спросить, а не получить ответ. Более того, мать ждала не мнения, а подтверждение своим словам.
– Да-да, Вера, – продолжала рассказывать мать, – нормальные люди не верят во всякую мистическую чушь, типа злобных домовых! Главное, что дом большой, находится в удобном месте… кстати, мне до работы можно даже пешком дойти. А если надо "в город", – мать упорно называла центр – "городом", – то недалеко от дома остановка. Ах, да, дом почти посередине между вокзалами: до автовокзала десять минут пешком, до же-дэ вокзала минут пятнадцать… магазины тоже рядом…
Вера не понимала, зачем мать вываливает на неё столько ненужных подробностей.
"Ну, захотелось тебе дом, – думала Вера о матери, – молодец, купила. Мне-то что? Как будто от моего желания, или нежелания что-то зависит."
Вслух, конечно, Вера, сказала, что рада и постаралась поскорее закончить разговор.
В душе радости не было. Почему-то не было. Вот на каком-то интуитивном, подсознательном уровне, Вера посчитала своё "не поступление" хорошим знаком, а покупку большого дома – плохим.
Чувство, что всё идёт "не так", Вера ощутила в момент покупки билетов домой. Снова "почему-то", по непонятной, не логичной, и не обоснованной причине маршрут от бабушки – домой, был забит, как общественный пляж в разгар туристического сезона. Обычно было наоборот: в это время года поезда в Крым ехали набитые битком, а из Крыма – полупустые вагоны.
Вере пришлось брать билеты на другую дату, более раннюю.
Возможно и к лучшему, ведь Вера по приезду успела, можно сказать, в последний момент, забрать свои документы из колледжа, в который не прошла и… минуя жёсткий конкурс, подать документы в один из двух престижных лицеев в физико-математический класс.
О "пятом" и "десятом" лицеях в городе знали все школьники и их родители. Обучение в любом из лицеев считалось престижным и открывало перед выпускниками двери в самые известные ВУЗы страны и даже зарубежья. На протяжении многих лет существования между организациями шла конкурентная борьба за звание "лучшего лицея". И звание "лучшего" переходило от одного заведения к другому, как эстафетная палочка.
По исторически сложившейся традиции, каждую весну в лицеях проводили конкурс для учеников общеобразовательных школ за право обучения. В городе ходило много легенд о том, что в некоторые годы конкурс был до сорока желающих на одно место. Возможно это было городскими байками.
Именно поэтому зачисление стало каким-то чудом. А Вера просто шла мимо городского парка, увидела здание лицея и зашла узнать условия. Случайно в вестибюле встретилась с приятной женщиной средних лет. По чистой случайности женщина оказалась директрисой и… после пятнадцати минут очень приятного общения ни о чём, та сказала, что Вера принята и может приходить 31-го августа на предварительные сборы класса.
С радостной новостью, о том, что она уже не "провалившаяся" абитуриентка, а ученица лицея, Вера пришла домой. Почему-то, новость родителями была воспринята более чем холодно. Точнее сказать "никак". Родители ругались из-за предстоящего переезда в новый большой дом и им было не до Веры. А дом ещё предстояло обустроить, поэтому Вера, быстро перекусив каким-то бутербродом, поехала с семьёй красить окна в новом доме.
Старательно выкрашивая старые, предварительно обожжённые от многократных покрасок, рамы, новой белой краской, Вера размышляла. Она думала о том, что если бы поступила, если бы были билеты на более поздние даты, если бы… всё сложилось иначе, и сейчас, в это самое время, она бы купалась в море со своими друзьями детства, а не… мазала бы кисточкой с противно воняющей белой краской слегка рассохшиеся рамы и не слушала бы бесконечную перебранку родителей.
Крася окна и слушая ругань, Вера пыталась вспомнить, когда родители начали ссориться. В какой-то момент размышлений, её будто током ударило – в её воспоминаниях родители ругались всегда. Причём инициатором ссор всегда была мать. Казалось, что у матери был талант находить к чему придраться и устроить из мелочи грандиозный скандал.
Большинство родительских ссор проходило по стандартному сценарию: мать находила какой-то пустячный повод, раздувала проблему из ничего, потом преподносила свои “логические выводы” отцу. На что отец обычно отвечал, что не видит проблемы. Это и служило спусковым крючком для очередной перебранки. Мать обвиняла отца в равнодушии, манипулировала на чувстве вины и, добивала обвинением, что отец совершенно не думает о будущем жены и дочери. Отец Веру очень любил, поэтому предпочитал соглашаться с матерью, лишь бы прекратить поток ругательств.
Конечно же, во всех скандалах мать была "белой и пушистой": она превозносила себя до небес, опуская окружающих на грешную землю.
Вот и в этот раз обстоятельства сложились так, что Вере пришлось красить окна, под аккомпанемент родительской перебранки. Точнее даже, гневных тирад матери и редких замечаний отца, провоцировавших новые потоки возмущений жены…
Первое сентября в новой школе, точнее, лицее, прошло буднично. Минимум пафосных речей с трибун и… максимум внимания к процессу обучения. Ещё Вере очень понравился её новый "сборный" класс. Это была третья школа, в которой училась Вера, и вторая в этом городе.
Стоя на торжественной "линейке" Вера вспоминала издевательские шутки бывших одноклассников и оскорбления в свой адрес – единственной новенькой в классе. Сейчас их класс на девяносто процентов состоял из таких же "новеньких", как и Вера.
Для Веры это значило, что травли со стороны одноклассников, лишь потому что она "новенькая" уже точно не будет. И сейчас, когда в классе собрались лучшие из лучших учеников города… На торжественной линейке Вера узнала, что в конце прошлого учебного года был просто "нереальный" конкурс, а она… она просто пришла на собеседование за несколько дней до начала учебного года и… каким-то чудом была зачислена. И вот теперь Вера стояла в своём парадном наряде, на линейке, в качестве лицеистки и готовилась влиться в учебный процесс с головой. О том, что придётся вливаться, вливаться и… ещё раз, вливаться, Вера догадалась, стоя перед огромным расписанием. Кроме общеобразовательных предметов им, ученикам физ-мат класса, "грозило" восемь физик и двенадцать математик в неделю… Пахать, не перепахать…
Переезд в новый дом родители запланировали накануне дня рождения Веры. Мама, с каким-то торжественным и загадочным выражением лица, сообщила, что переезд в новый дом – это подарок от них на день рождения. Вера промолчала о том, что думает по этому поводу, просто, чтобы избежать очередного конфликта. Она уже была далеко не маленькой и видела, что родители с каждым днём ругаются всё чаще и агрессивнее. Замечала, что отношения между родителями уже даже не трещат по швам, а глубоко разорваны и больше напоминают клочья, которые дорогие сердцу “предки”, почему-то, всё ещё пытаются починить…
В этом году день рождения Веры выпал на воскресенье. Из гостей она позвала только закадычных подружек: пухленькую невысокую хохотушку Маринку из соседнего подъезда и высокую, и не годам серьёзную Инку, которая жила с родителями несколькими этажами выше бывшей Вериной квартиры. Все они учились тогда в одной школе, только в разных классах. Больше никого Вера приглашать не хотела, потому что понимала, что после субботнего, глобального переезда, расстановки мебели и вещей, никакого торжества в воскресенье не будет. А Маринка с Инкой – простые девчонки без "понтов", они придут поздравить Веру, а не просто поесть тортик и поглазеть на новый дом.
К вечеру субботы Вера была морально и физически измотана: они с матерью постоянно что-то двигали, что-то куда-то раскладывали. Мать была раздражена и срывалась придирками. То Вера "не туда" положила, то отец с мужиками "не так" сложил и довёз. Тот ещё "весёлый" денёк! Когда мать решила, что на сегодня хватит, Вера облегчённо вздохнула. Молча поковырялась в наспех приготовленном ужине, ушла "в свою комнату" и демонстративно закрыла дверь.
Во всей этой суматохе и ругани, Веру радовало только наличие собственной комнаты. Не проходной комнаты, где она была бы у всех на виду. Не "однушки", в которой можно было ненадолго спрятаться лишь в туалете. И не большого бабушкиного дома, с огромным количеством родственников, которые постоянно совали везде свои любопытные носы.
А тут блаженство – целая собственная комната!
Перед сном Вера попробовала читать, но усталость брала своё: она по несколько раз читала одну и ту же строчку и клевала носом. Выключая бра, Вера увидела что-то тёмное и мохнатое, мелькнувшее вдоль стены. Котов у них не было. Да и тень принадлежала существу намного крупнее кота. Вера подумала, что ей показалось, отмахнулась от навязчивых мыслей и уснула.
Сквозь дрёму Вера почувствовала, как чья-то мохнатая рука заботливо поправила одеяло, погладила по волосам, успокаивающе похлопала её по плечу и исчезла… Не в силах вырваться из дрёмы, Вера никак не отреагировала, потому что уже провалилась в сон, где она общается с каким-то несуразным существом. И только через некоторое время осознала, что с нею заговорил… ДОМ
Неужели тот самый дом, который купили её родители, живой? А может быть это все дома смотрят вокруг глазами-окнами, общаются и умеют чувствовать своих жильцов?
– Эх… старость… Или это просто депрессия? – вдруг раздался в голове Веры голос дома.
– О, какие я слова новомодные знаю – депрессия! Может временная, а может… О чём это я?
Вот, опять это несносное лохмато-шерстяное четвероногое существо прямо-таки топчется по голове… За всю свою жизнь не видел более бесполезного и вредоносного обитателя. А видел я много! Хотя, может, это только кажется? По сравнению с соседями я ещё молод…
Молодость… эх, молодость… Как же, помню, моих первых обитателей. Почти первая любовь. Повозились они со мною знатно. Помню-помню, как молодята с ребятишками малыми с шутками и прибаутками сами по кирпичику стены возводили, крышу ладили. И всё с такой любовью! Зато, вот он я какой красавчик получился: бетонный фундамент, кирпичные стены, крыша из красной черепицы и лихо закрученный козырёк над входной дверью.
Сначала я, конечно, как обычный добропорядочный дом, прислушивался к своим обитателям. Интересно. Всё-таки они создавали мою внутреннюю сущность. Можно сказать, в меня душу вкладывали. Но… это было только поначалу. А потом уж не помню, что случилось у них там за моими пределами. Может просто молодята выросли, любовь прошла, а детишки… Детишки которые дружно топотели своими босыми пятками по деревянному полу, грызться стали, что те дворовые собаки за кость…
Правда, я не помню, когда впервые попытался вмешаться в судьбы обитателей. Точно помню, что выбрал самого сильного и самого слабого из обитавших во мне существ. Ими оказались люди. Самой сильной была молодуха, превратившаяся потом в добрую старушку… А самым слабым духом отказался сынок её непутящий…
Ой, щекотно мне так, прямо до чесотки… Опять видно мыши чешут западный угол… Скажи, хозяюшка, когда вы уже кота нормального заведёте? Своего кота, точнее нашего, домашнего… Плохо без своего кота, даже мышей погонять некому и с соседскими наглыми мордами разобраться. Вот и сейчас, топчется по голове этот соседский обормот, с мысли сбивает. Сколько вам раз намекать-то можно? Нормальный кот следит за количеством мышей: не уничтожает всех, потому что потом мне и угол почесать некому, сам-то то я без рук!
Конечно, память уже не та… Или просто впечатлений много, вот и не знаю, с чего начать? Хотя, это всё-таки, мыши. Так отвлекли своим шуршанием, что я забыл рассказать о своём соратнике. Можно даже сказать, моём "втором "я"… Интересное существо…
Ну вот, опять крутится в голове это "существо". Может быть я тоже существо – я ведь тоже существую. Может быть мне обидно, когда меня называют как угодно: дом, хата, строение… почему тогда я не существо?
Опять отвлёкся. О чём я говорил? А, вспомнил, о моём бессменном соратнике и, можно сказать, единственном друге – о домовом. Он для меня всё: руки, ноги, глаза, уши… Всем известно, что у стен есть уши, а кто эти уши? Правильно, это мой друг и товарищ домовой. Я не помню, когда он появился и, появился ли, вообще? Может он вместе со мной родился, когда первые обитатели нас создавали.
Кстати, идея вмешиваться в судьбы обитателей принадлежит Максимычу. Даже не спрашивай, почему он – Максимыч. Сам так назвался. А мне-то что? Хоть Горшок, хоть Брауни, хоть Шотек…
Итак, когда мои обитатели – люди, засыпали, мы с Максимычем обдумывали хитроумные планы… Мы-то это с Максимычем не со зла. Для них же старались лучше сделать, показать как оно может в жизни повернуться, если будут продолжать жизнь свою коверкать своими же руками. Вот тогда Максимович и придумал сны им нагонять.
Старушка-мать сразу поняла в чём соль-то. Один раз даже своему отпрыску оплеуху отвесила, мол, учись балбес, как сестра твоя, а не валандандайся со всяким дружками-бандюками… Но, что старуха сделать-то могла? Мужик-то её, с которым они вместе меня строили, помер уже… Говорили прямо на работе, сердце раз и остановилось. Жалко, конечно, хороший мужик был, рукастый. Пока дочка с нами жила, ещё ничего. А потом взяла, замуж выскочила и укатила куда-то со своим мужиком. А ведь показывал ей в снах Максимович, чтобы не лезла, дурёха, в то замужество. Не принесёт оно ей счастья в жизни, только от родимых мест оторвёт. Но, разве можно что-то молодым доказать? Пожаловалась только соседям на прощанье, “Не могу мол, тут больше с вами жить. Сны меня достали уже. Домовой тут злой, кошмары нагоняет!” Это Максимыч-то злой? Да, он и мухи не обидит почём зря. Он честный просто. Не может молчать, если что знает. Вот и этой дурёхе показал, чем может её жизнь-то обернуться. Не послушалась девка, упёртая.
После её отъезда сынок-то совсем с катушек съехал. Бухать стал по-чёрному да на мать вызверяться. Мол, это она виновата, что у него все дела под откос пошли. А что старуха уже могла слабая сделать, против пьяного бугая? Говорила ему: “Сходи в церкву, свечку поставь, полегчает”. Максимыч и ему сны подкидывал, долю показывал. А об него, как об стенку горохом. Пуще прежнего мать-то свою изводить стал и не выдержала старушка, отошла её душенька светлая… После смерти матери сынок уж совсем к “беленькой” пристрастился. До того допивался, что по стенам кулаками лупил и орал благим матом. Вот соседи и решили, что это мы с Максимычем во всём виноватые: развалили, понимаешь, хорошую семью. А мы-то что? Мы же просто за честное житьё ратовали! Особенно, Максимович, он…
Странный сон Веры оборвал звук громко тарахтящего товарняка. Она ещё не привыкла к тому, что рядом находится железная дорога и составы на участке, проходящем перпендикулярно их улице, тут проносятся с завидным постоянством. Повертевшись в кровати, Вера уснула и к утру ее сон покрылся туманной дымкой, как будто ей на ночь рассказали сказку. И все забылось…
День рождения, как и предполагала Вера, прошёл в продолжавшейся с самого утра, переездной суете. Днём ненадолго зашли Инка с Маринкой. Поскольку кухня ещё выглядела как склад с узкими проходами между коробками и мебелью, а день, на удивление был солнечным и тёплым, отец соорудил самодельный стол в саду. Там девчонки и посидели, поболтали, выпили праздничный лимонад и съели по куску красивого, сделанного на заказ, торта.
Торт, к слову, тоже по мнению матери был "не такой". Сначала мать ругалась с отцом, что он привёз не тот торт, который она заказала. Потом переключилась на телефонную перебранку с заведующей кондитерской. Потом демонстративно "обиделась" и ушла в спальню, также демонстративно бросив на диван в зале подушку и одеяло для отца.
Вера поймала себя на мысли, что обрадовалась равнодушию родителей. И даже сделала вывод, что торт и брошенное, как бы между прочим, поздравление – лучший подарок, чем якобы преподнесенный на день рождения то ли дом, то ли переезд. За день рождения в прошлом году, когда в разгар праздника мать закатила скандал "на публику", Вере было до сих пор стыдно. Стыдно за несдержанность матери. В этом году тот факт, что родители не поругались перед Инкой и Маринкой, уже можно было считать дорогим и желанным подарком.
Вечером Вера пошла в свою комнату пораньше. Во-первых, потому что в переездной лихорадке, ей так и не дали спокойно сделать домашние задания. И, во-вторых, потому что родители опять затеяли традиционное вечернее выяснение отношений. Быть свидетелем очередного скандала Вера не хотела, поэтому заперлась в своей комнате, где под радио занялась уроками. Закончила поздно, уже ближе к полуночи. Наспех переоделась в пижаму, легла спать и быстро провалилась в сон.