Непрошеный дар

Посреди ночи Вера проснулась от непонятных шорохов и звуков, открыла глаза и оглядела комнату – возле межкомнатной двери стояли двое.

Страшно не было.

Вера аккуратно приподнялась на локтях, рассматривая незваных гостей в лунном свете. Более высокой, была женщина в длинном плаще с капюшоном. В лунном свете ярко блестела металлическая застёжка, соединяющая полы плаща, плавно переходящие в капюшон. Её левая рука лежала на плече второго – невысокого человекоподобного мохнатого существа, едва достающего макушкой до локтя женщины.

Вере показалось, что пришельцы чего-то ждут. Они не издавали ни звука и молча смотрели на неё. Молчала и Вера, глядя на них. В какой-то момент гости переглянулись. Женщина откинула капюшон. От увиденного у Веры противно заструился по спине холодный пот – перед ней стояла… взрослая Вера. У двойника были её черты лица, но не такие, как сейчас, в пятнадцать лет, а такие, какими они могли быть в будущем: более чёткие, более резкие и заострённые, без детской припухлости. Женщина усмехнулась и Вера увидела, что у женщины, так же, как и у неё самой, ямочка только на правой щеке.

Вера хотела что-то сказать, но горло казалось скованным.

Женщина… или Вера из будущего, слегка коснулась губ указательным пальцем в жесте сохранять молчание.

Сколько времени пятнадцатилетняя Вера и двойник из будущего смотрели друг на друга, понять было сложно. Время казалось замершим…

Вдруг женщина заговорила… или передала мысли на расстоянии? Этого Вера точно сказать не могла. Просто в какой-то момент в голове прозвучали слова:

– Пришло время просыпаться. Ты долго спала и хранила в себе то, что должно было проснуться. Пора! Пора узнать кто ты и откуда пришла… Готовься, девочка, в ближайшее время ты начнёшь получать откровения о прошлых жизнях. Много откровений. А вот, что ты будешь с ними делать и какие выводы принимать, прости, уже зависит только от тебя. Я… Мы не можем вмешиваться в ход будущих событий. Я могу только предупредить… и наблюдать. Большее уже не в моей власти. Да и просто так гулять туда-сюда через Миры я не могу исключительно по своему желанию…

Потом Вера видела как женщина присела перед мохнатым существом и снова в голове прозвучали слова:

– Присмотри за ней… присмотри… за мной…

Существо молча кивнуло мохнатой головой.

Бросив последний взгляд на Веру, женщина вышла за дверь. Или просто растворилась в воздухе?

Мохнатое существо уселось на корточках в углу и исчезло в стене дома.

Вера ещё некоторое время смотрела на то место, где стояла гостья – Вера из будущего. Сколько лет было женщине? Судя по чертам, рассмотренным в лунном свете, женщине могло быть и двадцать пять и… сорок.

“Что значит Дар? Про какие путешествия и Миры она… или я, говорила? – После ухода загадочной гостьи Вера ворочалась и не могла уснуть, мысли крутились в голове, как белки в колесе, – Это что значит, что когда я стану взрослой, то я смогу путешествовать между Мирами и в один прекрасный день решу прийти к себе пятнадцатилетней, чтобы предупредить? Ну тогда я могла бы и побольше рассказать, а не наводить тень на плетень… Жалко что ли если столько всего знаешь, поделиться, чтобы я тут глупостей не наделала. Или и эти глупости мне нужны для чего-то? И снова вопрос, для чего?”

Уже под утро, погружаясь в сон, Вера снова ощутила, как мохнатая рука бережно поправила одеяло и успокаивающе погладила по волосам…

Глава 2. Цыганский приёмыш

С момента переезда в новый дом Вера спала тревожно почти каждую ночь. В лицее их нагружали большим объёмом знаний и предъявляли высокие требования к выполнению заданий. Да и родители ругались каждый день…

Зато у Веры появился первый друг – то самое мохнатое существо, домовой Максимыч. Частенько она ощущала, как он то поправляет ей одеяло, то гладит по волосам. Несколько раз сквозь сон Вера слышала ворчание. Тихое, спокойное ворчание, как будто он пытается ей рассказать на ночь сказку. Вот только слов мохнатого соседа Вера не понимала.

В одну из осенних ночей Вере приснился сон… Даже так, ей показалось, что в мгновение ока, она перенеслась далеко-далеко: куда-то в средневековье.

Точно она не могла сказать в какой век, и в какую страну её "занесло", но Вера знала одно, всё, что она увидела во сне было ещё одним "пазлом" в картинке её странной жизни. Ещё одной подсказкой к пониманию, кто она и зачем пришла в этот мир…

Убегая на занятия, Вера решила взять с собой чистую тетрадку, в которую она, в свободное время, постаралась максимально подробно записать сон.

***

С самого рассвета табор медленно продолжал путь среди засеянных полей, по пыльной, раскалённой июльской жарой, дороге. Почти два десятка людей, десяток коней и четыре старые кибитки, нагруженные походным скарбом – вот всё, что удалось сохранить Бахтало от некогда зажиточной, оседлой жизни общины.

С чего началась смута, Бахтало не знал, но однажды ночью запылали факелы, дико завыли собаки и их спокойная и мирная жизнь закончилась. Страшно кричали сгорающие в своих домах соплеменники, повсюду слышны были крики: “Сожжём ведьму”, “Бей воров”, “Гнать отравителей”. Ничего не понимающие, сонные, они с женой и дочкой выскочили из дома и сразу наткнулись на озверевшую толпу односельчан с вилами, топорами и вязанками хвороста.

Только вчера Бахтало виделся с этими людьми у колодца, говорили что пришла пора подготовить инструменты к страде, односельчане интересовались когда в цыганской кузне будет время для них, шутили и интересовались здоровьем домочадцев. А сейчас… В этих обезображенных гневом лицах, он не узнавал соседей, с которыми ещё вчера сидел за одним столом, покуривал трубку и пил виноградное вино.

Жена раньше него осознала, что происходит. Бахтало уже потом понял, что на каком-то непонятном для мужчин интуитивном уровне, о многих вещах женщины знали, потому что… знали. Зора оттолкнула дочку за спину, тряхнула волосами, шепнула ему на ухо: “Уводи дочь, Бахтало, спасай кого сможешь!”. И уперев руки в бока, пошла навстречу толпе, громким голосом отвлекая внимание на себя:

– Что случилось, соседи? Чья-то курица забрела в чужой огород? Встретили кого-то чужого? Зачем кричите, как на пожаре?

Поначалу опешившие от неожиданности сельчане на какое-то время примолкли, но потом кто-то из задних рядов крикнул:

– Ведьма зубы заговаривает, пали ведьму!

Крохотная надежда, которую на мгновение почувствовал Бахтало, оборвалась вместе с его сердцем… Эту минуту он не забудет никогда: Зора, его любимая озорная, черноволосая, белозубая красавица жена, раскинув руки, как большая пёстрая птица, рухнула на пыльную дорогу с торчащим из груди ножом. Все, что было после этой минуты, Бахтало вспоминал урывками – время как будто растянулось, замедлилось и оцепеневший от боли потери разум, выхватывал события кусками: вот он тащит за руку дочь, тонко подвывающую и рвущуюся к матери… вот он толкает в бок соседа и кричит: “Быстро, к кибиткам”… вот самого лучшего кузнеца – Сонакая, защищающего свою беременную жену, зарубили топорами прямо на глазах… “Сына Сонакая, вытаскивайте” – крикнул он кому и краем глаза заметил, что мальчишку, забившегося под телегу и дрожащего от страха, вытащили и дотащили до конюшни… вот подростки, уснувшие на сене после выгула табуна, с расширенными и ошалевшими от страха глазами, выскочили из сарая… Кто-то спешно запрягает лошадей в кибитки… И вот они уже несутся по дороге, подхватив живущую на отшибе знахарку Гюли… и в памяти остается только бешеная скачка и удаляющееся зарево… Пожар, видимый в ночи издалека, освещал их побег долгие, очень долгие часы до рассвета… рассвета, который не увидит большая часть их табора.

Такие же, как и все их соседи, христиане, цыгане в его таборе ходили на службу в ближайший костёл, работали шорниками, ковалями, мастерски ладили конскую сбрую, объезжали коней, торговали. На больших ярмарках молодые женщины из табора пели, танцевали, а пожилые – предсказывали счастливую судьбу за символическую монетку. Никогда не было в их таборе воров и мошенников, поэтому Бахтало не понимал, откуда пришла беда.

Всё стало проясняться уже позже, намного позже, когда уставшие, оголодавшие и обессилевшие беженцы – все, кто остался в живых, расположились на привале в лесу, встретились с другими беглецами из соседнего селения. Там, под покровом ночи, спрятавшись от людских глаз, выжившие из двух общин узнали, за что же с ними это сотворили. А случилось следующее: соседнему феодалу приглянулись земли, на которых по какой-то роковой случайности решил обустроиться табор Бахтало. Падкий на чужое добро дворянин, не придумал ничего лучше, чем устроить крестьянский бунт и под “шумок” захватить себе богатые пахотные земли, устранив соседа и женившись на его вдове.

Потягивая из фляг крепкую наливку и покуривая, мужчины сошлись на том, что давненько не было в их краях распрей за землю между феодалами-соседями. Раздобрели цыгане от осёдлой жизни: имуществом обзавелись, построили кузню, целый табун развели на производство… И настолько увлеклись своей тихой спокойной жизнью, что не обратили внимания на скопившуюся вокруг них зависть и ненависть.

Да и кто сейчас скажет наверняка, что стало истинной причиной нападения? Возможно кто-то услышал проповедь юродивого-кликуши, кричавшего на рыночной площади, постукивая о камни своей палкой с бубенцами, что болезнь страшная пришла в их края и выкосила много деревень и городов. И мёртвые на улицах падают, не дойдя до крыльца дома, что люди сами себе могилу копают и в неё укладываются, потому что выкопать её будет некому. И что виной всему “люди тёмные, судьбу ведающие”. Ведь это они – черноглазые, колодцы отравили и болезнь на многие дни пути вокруг наслали! И если не выгнать их, то и здесь начнется “мор страшный, чёрный”.

А может быть звёзды сложились так, что все напасти сошлись в одном моменте времени. И феодалы, и слухи о чуме, всё это, умноженное на людской страх и привело к тому, что им снова пришлось бежать.

К такому выводу и пришли мужчины: засланные соседом-феодалом люди разнесли страшные новости по всем питейным заведениям, клич кинули, а там уже и простые крестьяне схватились за оружие и пошли гнать тех, кому завидовали. Обсудили они свою нелегкую долю и решили объединиться, признав Бахтало своим баро…

Бахтало устало смахнул пот с морщинистого лба. С той встречи в лесу прошло почти восемь лун. Восемь долгих лун, с тех пор как они сбежали из ставшего ненавистным местечка на берегу Савы, утонувшего в волнах междоусобной распри. Позади осталась в луже крови его красавица-жена Зора, где-то там далеко остались и другие соплеменники: утопленные в реке, повешенные, до смерти забитые камнями… Хорошо, что дочь – милая сердцу Каце, осталась жива, осталась с ним.

О, боги, как она похожа на свою мать в её возрасте! Но, хватит об этом, надо продолжать путь.

Вчера им повезло: они попали на базар и сумели заработать немного денег. Конечно, в лучшие времена денег было бы намного больше, но он не мог винить женщин за то, что в их танцах нет былого огня, а песни больше напоминают похоронные… Что говорить о слабых женщинах, если оставшиеся в живых мужчины в основном безбородые юнцы и старики, такие как он сам, которым-то и подковы лошадям сменить трудно, не говоря уже про сложную ковку…

Всего несколько лет назад Бахтало встретил свою сороковую осень, но его голова уже была полностью седа, да и глаз стал не так зорок… А ведь ещё не так давно, он молодой, полный сил, любовался, потягивая трубку, на зажигательный танец Зоры. Жена в ответ хитро подмигивала, лихо вспенивала пышную юбку и обнажала в улыбке свои белоснежные зубы. А рядом с мамой кружилась и смеялась маленькая Каце… а где-то вдалеке кто-то пел колыбельную… или это был плач? Плач?

– Ты слышишь, баро? – спросил, прервав воспоминания, подъехавший на вороном коне Ило, – Что это?

Принявший на себя роль вожака Бахтало жестом приказал остановиться. Когда смолкли скрипы колес и конский топот, плач стал более отчётливым. Боясь нарушить тишину, он указал пальцем на Ило и еще одного молодого парня, кажется Годявира, и махнул рукой в сторону раздающихся звуков. Из-за пологов кибиток выглянули удивлённые женские лица. Бахтало сделал им знак молчать.

Парни спешились и, раздвигая налитые зерном колосья, разошлись по полю. Через некоторое время раздался клич:

– Эгей, сюда!

– Пойди посмотри, Каце, что там, возьми с собой ещё кого-нибудь из женщин, может нужна помощь.

Девушка выбрала в качестве помощницы знахарку Гюли. Вместе с Гюли, Каце пошла на зов мужчин. Некоторое время спустя оставшиеся услышали отдалённые женские вскрики. Все напряглись, ожидая худшего. Мужчины покрепче сжали свои ножи.

Когда ушедшие вернулись в табор, все увидели, что Каце прижимает к себе белокурую девочку лет трёх. По зарёванной мордашке определить точный возраст было невозможно. Каце безуспешно пыталась успокоить девочку, но малышка плакала навзрыд. В глазах людей читалось удивление, недоумение и любопытство… Все окружили найдёныша и хотели узнать, что увидели Годявир и Гюли, но… слов практически не было слышно из-за плача белокурой девочки.

– Каце, умой её, и дай пить, – несколько резковато и строго, приказал подошедший Бахтало.