Апостол Смерти

– Почему ты не пришёл ко мне или к какому-нибудь другому некроманту?

– Откуда мне знать, к кому приходить? Я вообще не знал, что некроманты на самом деле бывают.

– Как ты мог этого не знать?

– А я тебе что, Пушкин?

– Все мёртвые чувствуют, к кому могут обратиться за помощью.

– Ты сам-то где-нибудь в толпе встречал хоть одного мёртвого?

– Они не материальны, и их невозможно встретить в толпе. Их души просто существуют во вселенной, как молекулы воздуха, не важно, в какой точке мира они жили. Я общался и с русскими, и с европейскими, даже с африканскими душами, как с умершими недавно, так и с теми, кто ушёл столетия назад.

– А я, представь себе, имею тело, и далеко я не молекула воздуха. У меня есть и руки-ноги, голова и много чего интересного. Даже куртка вот, в которой я разбился. Если бы я не помнил, как умер, то и не заподозрил бы этого. Ходил бы себе спокойно, пока кто-нибудь не прошёл сквозь меня.

– Интересно.

Две свечи озаряли спальню. Демид сидел на кровати, то задумчиво перелистывая страницы ветхой чёрной книжки в мягком переплёте, то поглаживая кошку на своём колене.

За весь диалог он так и не взглянул на меня, как будто разговаривал сам с собой. Раз мой голос он слышит прямо в своей голове, скорее всего, он не может и догадываться, где и с какой стороны от него я нахожусь. Странновато всё-таки так общаться, но лучше, чем ничего. Хотя, жизнь покажет, что мне принесёт это общение. Жизнь! Когда я уже привыкну?

Рука Демида замерла на кошачьей спине.

– А что с тобой происходило после аварии и перед тем, как ты вышел из могилы?

Я задумался, и перед моим мысленным взором предстала женщина в чёрном платье, что стояла босиком на снегу. Она смотрела на меня, пока я сидел со свесившимися руками, уткнувшись щекой в руль, и манила к себе. Я так ни разу и не задумался, что это за сущность, душа или некая сила. Может, это была сама Смерть?

Прежде чем я успел осмыслить, рассказывать ли о ней некроманту или нет, слова вырвались сами:

– Ничего. Забвение.

Ни слова больше не сорвалось с моих онемевших уст.

Я понял. Это тайна. Священная тайна завесы загробного мира, познать которую дано лишь проходящим за её сокровенные границы без возможности вернуться назад. Воля ваша, госпожа смерть. Как только меня отправят в таинственное «обратно», я унесу вашу тайну с собой в могилу.

– Совсем ничего? – подавлено изрёк Демид.

Женщина в моём воображении глядела на меня красивыми непроницаемыми глазами и медленно покачивала головой.

– Ничего.

Нас опутало загадочное молчание и могильная тишина. Даже Ева перестала мурлыкать и вместе со своим хозяином застыла, как чучело со стеклянными глазами на восковой фигуре человека.

Некромант опять углубился в книгу, перелистнул жёлтую страницу и, нахмурившись, стал что-то вдумчиво читать. Затем медленно закрыл книгу и заговорил:

– Ты являешься необычным, уникальным духом, Никита. Ты сохранил не только прежний облик, но и способность мыслить и испытывать эмоции, свойственные тебе при жизни. Я не знаю, что делать конкретно в твоём случае, так что начнём с общепринятых дел. Если мёртвые обращаются к некромантам, в основном они хотят помощи в незавершённых делах или в делах их близких. Иногда они просят привести в порядок их могилы или найти их пропавшие тела, иногда помочь расследованию их убийств. Некоторым просто хочется общения. Подумай и скажи, что хочешь ты.

И я стал думать. А чего мне хотеть? Воскрешения? Это невозможно, ежу понятно. Вернуться туда, откуда я пришёл, по сути, сам не зная куда? Если так задуматься, раз меня вернули, как бракованный товар, значит, это зачем-то нужно, и вряд ли для того, чтобы меня, как ракеткой в бадминтоне, отбили в это абстрактное, непонятное «обратно».

А может, и в правду что-то, оставленное мной при жизни, не желает отпускать меня в пространства безграничной вселенной. Но вот что? Что?!

– Я не знаю, – устало признался я. – Я не знаю, что в моём положении можно желать, и стоит ли вообще.

Демид снова принялся гладить кошку, и та затарахтела, как трактор, стала тереться головой и облизывать ему руку.

– Понимаю… Только это и понимаю, больше ничего. Знаешь, в дневнике усопших описан один ритуал, который может тебе помочь. Он довольно сложный, я никогда его не практиковал, и мне нужно время для подготовки. Много времени, как минимум, вся ночь. Ты не обидишься, если я попрошу тебя удалиться из моей спальни?

Я фыркнул.

– Нашёл тут кисейную барышню!

Однако вышли мы вместе и заглянули в зал к Лере.

Она расправила диван, застелила простынёй и теперь надевала на подушку наволочку. Наше появление почему-то её смутило.

– Не заходи ко мне сегодня. Я буду готовиться к ритуалу, – сказал ей Демид, оставшись у порога. – Можешь поесть, холодильник в твоём распоряжении.

– Хорошо, – деланно бодрым голосом ответила она. Подушка вдруг перестала её слушаться и не желала пролезать в наволочку, и Лера спешно отложила её. – Дём, ты не мог бы дать мне во что-нибудь переодеться? Для сна.

Я расплылся в широкой улыбке.

– Да, сейчас.

Демид принёс Лере чёрную футболку. Он собрался сразу же вернуться в спальню, но на мгновение замешкал, увидев бутылку из-под вина, фужеры и закуски на столе.

– Я уберу! – заверила его Лера.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Мы остались одни, и я невинно поинтересовался:

– Спать не в чем?

Бережно, как хрупкий хрусталь, Лера отложила футболку и продолжила натягивать наволочку на непослушную подушку.

– Представь себе.

– М-м, поня-ятно. Понятно, – протянул я, сложил в карманы руки и заходил по залу. – Стало быть, выросла уже из той чёрненькой ночнушки, которая у тебя в рюкзачке лежит?

Лера ударила ладонями по одетой наконец подушке. Да так ударила, что та расплющилась в лепёшку.

– Да. Выросла.

– Зачем же её с собой таскаешь?

– По привычке. Не могу расстаться с детством.