Жестокие женские игры

Отец усмехнулся. – С мамой всё будет в порядке. Она из тех, кто выживает в любых условиях. Я оставлю ей квартиру и деньги. Хватит на все её пластические операции и даже на мальчиков ещё останется. Вика молчала. Она, конечно, подозревала, что отец знает о похождениях матери, но в то же время ей казалось, что его совсем не интересует то, что происходит в семье, а оказывается, он был в курсе всех событий. Немного помолчав, Иван Александрович вновь заговорил:

– Твоя мать отравила мне всю жизнь. Она как паук высосала из меня все соки. Когда-то я так любил её, что сходил с ума. Она начала изменять мне вскоре после свадьбы. Я долго терпел, всё надеялся, что Ирина полюбит меня, старался доказать, что я лучше любого из тех, с кем она изменяла мне. Делал карьеру, зарабатывал деньги, но всё было напрасно. А потом вдруг в один день разлюбил её. Я как из тюрьмы тогда вышел. Господи, как же мне стало хорошо, когда я избавился от этого рабского чувства. Это словно заново родиться. Но уйти от неё я всё равно не мог.

– Почему не мог? Что тебе мешало развестись с ней и забрать меня к себе?

– Нет, Вика, я не мог этого сделать. Тогда моя карьера полетела бы к чёртовой матери, и я не смог бы заработать и сотой доли тех денег, что есть у меня сейчас. Деньги Вика дают свободу выбора, запомни это. К тому же, Ирина стащила у меня из стола, кое какие важные документы, и много лет шантажировала ими, так что руки у меня были связанны. А теперь это всё уже не имеет никакого значения для меня. Я устал и хочу немного пожить для себя. Больше меня здесь ничего не держит. Сначала я хотел подождать, посмотреть, что у вас выйдет с Максимом. Но я даже рад, что так всё сложилось. Девушку, конечно, жаль, но тут уж ничего не поделаешь. А про него забудь, он не любит тебя, и ты всю жизнь мучилась бы с ним, как я с твоей матерью. А с Германом вы будите хорошей парой.

– Папа, но я люблю Макса! Я не смогу жить без него!

– Вика, – жёстко сказал отец, – никого нельзя заставить полюбить насильно. Из этого ничего хорошего не выйдет, только всю жизнь себе исковеркаешь. Ты ведь видишь, что получилось у нас с мамой. Разве это не является уроком для тебя? И вообще, твой отъезд не обсуждается. Максимум через три недели, если всё сложится удачно, ты уедешь. Думаю, что у милиции уйдёт достаточно долго времени, чтобы проверить всех владельцев белых «шкод», ведь наверняка кто-то видел тебя и может описать. Москва хоть и большой город, но женщин за рулём гораздо меньше, чем мужчин и не у всех у них белая «шкода» последней модели. Они ещё долго молчали, думая каждый о своём. Наконец она спросила его: – Ты уедешь один? Отец какое-то время помолчал, но потом ответил:

– Ты имеешь право знать. У меня есть другая женщина. Мы вместе уже пять лет. Четыре года назад у нас родился мальчик. Его зовут Никита. После твоего отъезда я подам на развод с Ириной, потом оформлю новый брак, и мы уедем. Есть ещё одна вещь, которую я хотел бы сказать тебе. Ты уже взрослая и сможешь это понять. Ты не моя дочь. Я не хотел тебе об этом говорить, но ты всё равно об этом рано или поздно узнала бы.

Вика долго молчала, потом внимательно посмотрела на него.

– Почему ты не сказал мне об этом раньше? – спросила она.

– Я думал, ты знаешь. Впрочем, лучше расскажу всё с самого начала. Твоя мать любила одного человека, моего друга. Мы вместе с ним учились в военном училище. На учениях произошёл несчастный случай, и он погиб. Было так глупо с моей стороны надеяться, что она полюбит меня также как его. Думаю, в душе она всегда обвиняла меня в том, что погиб он, а не я, и все её многочисленные любовники это просто попытка наказать меня за то, что я остался в живых.

– А кто мой отец? – перебила она его.

–Этого я не знаю. Когда твоя мать забеременела, я был в длительной командировке, но я всегда очень любил тебя моя девочка. Ты этого не помнишь, но, часто, когда ты уже спала, я входил в твою комнату, садился возле кроватки и держал тебя за ручку. Ты всегда была очень серьёзным ребёнком, даже во сне не улыбалась.

– Нет, – закричала она, – ты никогда не любил меня, и никогда не замечал. Я никогда, никому не была нужна!

– Ты всегда была нужна мне. Иногда я ждал тебя у школы, но не подходил, наблюдал за тобой издали.

– Почему? – еле слышно прошептала она.

– Боялся, что будешь против. Ирина сказала, что ты в курсе того, что я не твой отец, я поверил, и только недавно узнал, что она лгала мне столько лет.

– Зачем же ты сейчас говоришь мне об этом?

– Ты всё равно, рано или поздно узнала бы об этом, но уж лучше от меня, чем от неё.

– Если бы ты только сказал мне всё это раньше, – воскликнула она. Если бы я знала, что ты меня любишь, всё было бы по-другому. А сейчас уже поздно, всё поздно!.

От всего пережитого сегодня, Вику начало лихорадить, и увидев как ей плохо, Иван Александрович поспешил увезти её домой. В машине ей стало ещё хуже, и он еле довёл её до квартиры. Практически ни разу ему не приходилось иметь дело с больными, и он поначалу растерялся, но потом, измерив, дочери температуру, бросился звонить отцу Максима. В этот момент Шубин не мог вспомнить ни одного другого знакомого врача, а вызывать врача из частной клиники он не хотел. Владимир Иванович, приехал через сорок минут. Сделав Вике два укола: один чтобы сбить температуру, другой успокоительный, он вышел к ожидавшему его в соседней комнате, Шубину:

– Скоро ей станет лучше, через тридцать, сорок минут температура начнёт падать, а успокоительное поможет спокойно спать до утра. Мужчины прошли на кухню. Иван Александрович принёс коньяк, нарезал лимон, нашёл в холодильнике сыр и копчёное мясо. Они молча выпили и закусили. Иван Александрович и Владимир Иванович познакомились недавно, но как-то сразу почувствовали взаимную симпатию друг к другу. Был день рождения Ирины Сергеевны, и было решено, пригласить Максима вместе с родителями, дабы поближе присмотреться к предполагаемому жениху и будущим родственникам. Вопреки Викиным страхам вечер удался. Ирина Сергеевна не сидела с неприступным, высокомерным видом, а мило болтала с Елизаветой Андреевной, и даже показала свою новую, приобретенную Шубиным в Вене, шубу. С удовольствием выслушала все, положенные при этом охи и ахи. Мужчины же, увлекшись воспоминаниями о семидесятых, далее перешли на политику: внешнюю и внутреннюю и закончили футболом. С тех пор они изредка перезванивались и один раз, Шубин даже помог Владимиру Ивановичу достать кое-какое оборудование для его отделения.

– Ты уже знаешь, что Вика расстались с Максимом? – поинтересовался Шубин у Ракитина старшего.

– Ну, официально меня никто об этом не уведомил, но я догадывался, что к этому всё идёт. И знаешь, даже рад этому, слишком они разные. Твоя дочь хорошая девочка. Когда, я впервые увидел её, подумал, что внутри неё какой-то надлом, который она мужественно скрывает. Вике нужен человек, который очень сильно любил бы её, а мой Макс вряд ли способен на такое чувство.

– Кто знает, чем бы всё это закончилось, но как говорится, всё, что ни делается к лучшему. Жаль, конечно, что мы не породнились, но тут уж ничего не поделаешь. У меня к тебе просьба, не говори Максиму ничего, не дай бог решит, что он во всём виноват, начнёт жалеть Вику и всё начнётся сначала. Пусть лучше сразу у неё не будет никаких иллюзий на эту тему, быстрее забудет.

– Да, думаю, ты прав, я ничего не скажу ни сыну, ни жене. Но завтра обязательно заеду к вам. Такие потрясения редко проходят бесследно. Кстати, завтра Вика может проспать до полудня, постарайтесь не будить её, а как проснётся, позвоните мне, я подъеду с моим коллегой, очень хорошим неврологом. Он не будет ни о чём её спрашивать, просто понаблюдает со стороны. Было уже поздно, почти час ночи, когда попрощавшись, Владимир Иванович уехал, наконец, домой. Проводив гостя, Шубин вошёл в комнату дочери. Его поразило, каким измученным было у неё лицо. Глядя на неё сейчас, он вдруг вспомнил, что когда-то, даже получив от матери оплеуху, маленькая Вика никогда не плакала, молча уходила в свою комнату. Она плакала потом, когда засыпала, и долго ещё всхлипывала во сне. Тогда он брал спящую дочку на руки и носил по комнате, пока она не успокаивалась. Во сне она крепко обнимала его за шею, и как котёнок тёрлась щекой о его плечо.

Иван Александрович просидел возле спящей дочери около часа, когда, наконец, услышал шум ключа в замочной скважине. Это возвратилась домой Ирина Сергеевна. Стоя в прихожей, он молча ждал пока она войдёт и закроет за собой дверь. Жена удивлённо посмотрела на него, обычно муж никогда не встречал её у порога.

– Мы должны поговорить Ирина – сказал он ей.

– Нельзя подождать до утра? Я устала и хочу только в душ и спать.

– Надо было принимать душ там, где ты была, – усмехнулся он. – Я не так часто прошу тебя о чём-то, тем более то, что я хочу обсудить, касается тебя напрямую. Поговорим у меня в кабинете.

Ирина Сергеевна была заинтригована. Весь день её не было дома, поэтому она ничего не знала ни об аварии, ни о предстоящем приезде Германа, ни о тех переменах, которые ожидали её саму. Войдя в кабинет, она села в кресло, лениво потянулась и недовольным тоном протянула: – ну, выкладывай, что там у тебя.

Очень сухо, без лишних подробностей он рассказал ей обо всём. Отдавая жене должное, Иван Александрович с удовлетворением отметил, что она не стала устраивать истерик и, по крайней мере с виду, осталась спокойной. Как он и предположил заранее, больше всего её заинтересовал предстоящий развод, ведь что ни говори, нелегко расставаться с тем, кто так долго был для тебя козлом отпущения.

– Иван, ты действительно думаешь, что сможешь уйти от меня? – засмеялась она. – Неужели забыл о тех документах? Или уже ничего не боишься?

– Ты отстала от жизни, дорогая. Времена давно изменились, и за это уже не сажают, теперь это называют бизнесом. А бумаги, ну что же, можешь вставить в рамочку и повесить на стену, как проснёшься утром, так сразу и увидишь – явно издеваясь над ней, спокойно ответил Шубин.

Ирина оторопела. Ещё никогда она не видела мужа таким уверенным в себе, ещё никогда Иван не разговаривал с ней в таком тоне. Она сразу почувствовала, что он не блефует, и что её власть над ним действительно закончилась. А он продолжил: – я не виню тебя в том, что ты испортила мою жизнь, в этом отчасти виноват я сам, но как ты могла так исковеркать жизнь своей дочери? Столько лет я был уверен, что она знает правду обо мне, старался не навязывать свои чувства, боялся, что Вика оттолкнёт меня, а она, оказывается, ничего не знала, и всю жизнь страдала, уверенная в том, что отец не любит её. В том, что произошло с ней сегодня, виноваты мы оба. Я как смогу, постараюсь помочь ей, но ты не должна мешать мне и вмешиваться во что-либо. Только на таких условиях ты получишь от меня деньги, так что учти это, пожалуйста, в своих планах на будущее.

И тут что-то сломалось в ней. Холёная, воспитанная дама исчезла, и на него вылился такой поток брани, которому позавидовал бы портовый грузчик. Видя, что жена не собирается успокаиваться, Шубин подошёл к ней и наотмашь ударил по лицу. Не на шутку испугавшись, она моментально затихла и только удивлённо, со страхом смотрела на него.

– Я никогда не бил женщин, – сказал он ей, – но тебя, дрянь, правильнее всего было бы убить, чтобы ты никому больше не отравляла существование. Окинув жену брезгливым взглядом, он небрежно, как вещь, отодвинул её в сторону и вышел из комнаты. Утром Шубин проснулся от непривычного в их квартире запаха: пахло блинами. Это было настолько удивительно, что он, даже не дав себе возможность поваляться ещё немного, встал и пошёл на кухню, дабы убедиться, что это ему не приснилось. На кухне действительно жарились блины, а ведь последний раз такое событие происходило в их семье как минимум лет пять назад, да и то, жарила их не Ирина, а её тётка, что приезжала к ним погостить. Он внимательно посмотрел на жену: никаких следов ночного разговора, безукоризненная причёска, лёгкий макияж, с виду образцовая мать семейства. Но за эту ночь что-то неуловимо изменилось в ней, сначала он даже не понял в чём дело, а потом догадался. Глаза у неё стали другими, не было уже того надменного взгляда, что так раздражал его все эти годы. Теперь глаза были потухшими, будто внутри них выключили лампочку. Не обращая внимания на приглашение сесть за стол, он сказал стоя в дверях: – Я еду в аэропорт, встречать Германа, хотел привезти его сюда, но пока Вика не придёт в себя, думаю, им лучше не встречаться. Сейчас она спит, не буди её. Позже приедет отец Максима, с ним будет ещё один врач, они осмотрят её. Ты также должна подготовить родственников и близких знакомых к тому, что Вика выходит замуж за Германа. Вынув из холодильника бутылку «минералки», он вышел из кухни, даже не взглянув на неё. Вскоре, послышался стук закрывающейся входной двери и по её ногам пробежал холодок. Ирина Сергеевна опустилась на пол, не было сил даже плакать. Скоро уедет дочь, затем развод с Иваном и она останется совсем одна. Господи, ну зачем она так издевалась над ним все эти годы, ведь знала, что Ника этим не вернёшь, но всё равно не могла себя остановить. Она долго ещё сидела на полу пока совсем не замёрзла, потом пересела за стол и налила себе чашку горячего чая. Кофе она не любила, пила его только в гостях, а дома предпочитала горячий чай с лимоном. Ирина Сергеевна долго сидела на кухне, вспоминая свою молодость. Отец её был военным, и школы ей приходилось менять порой по два раза в год. Воспитание она получила спартанское, родитель был крут на расправу и, даже когда она была уже взрослой девушкой, мог запросто схватиться за ремень. Свою мать Ирина Сергеевна почти не помнила, она умерла, когда ей было, всего пять лет. С Иваном и Никитой она познакомилась в своей последней по счёту, школе. Они оба были влюблены в неё, но она отдала предпочтение Никите, весёлому, никогда не унывающему красавцу Нику. Ей нравилось так его называть: «Ник» – совсем как в американском кино. В городке, где они жили, выпускники могли выбрать только два пути: военное училище и ещё одно заведение, где можно было получить рабочую специальность. И Иван, и Никита были детьми военных, поэтому вопрос, где они будут учиться дальше, даже не обсуждался. Оба они должны были связать свою жизнь с армией. Ник погиб во время учений. Перевернулся грузовик, в котором ехали молодые курсанты, и он оказался в числе погибших. Позже ей сказали, что должен был ехать Иван, но в последнюю минуту они с Ником поменялись, причём, Иван сам попросил его об этом. Он остался на полигоне, а Ник уехал в никуда. Все эти годы она мстила ему за то, что он остался жив, но только теперь поняла, насколько глупо было воевать с судьбой, что если Нику суждено было уйти из жизни молодым, то Иван тут не причём. Сидя за кухонным столом, она оплакивала свою ушедшую молодость и потерю человека, который так долго и преданно любил её, но, в конце концов, возненавидел. Плакала она и по своей дочери, которую не смогла полюбить сама и которую лишила любви Ивана. Всю свою любовь, она отдала Нику, уже давно мёртвому, лишив любви живых. Впервые подумав о ненужности такой жертвы, она машинально отметила про себя, что, подобные мысли приходят, когда ничего уже нельзя изменить. Сейчас в кухне сидела уже другая Ирина. За одну ночь она превратилась в старуху, внешне это было незаметно, но если бы зеркало умело показывать душу, Ирина Сергеевна ужаснулась бы тому, как постарела её душа всего за одну ночь. Старая, никому не нужная женщина, исковеркавшая свою, и ещё две чужие жизни.

Проводив Вику, Максим вернулся обратно в больницу. За час, что его не было, ничего нового не произошло. Светлана разговаривала с пожилой женщиной, которую почти сутки назад прооперировали по поводу язвы желудка. Женщина стонала, и в перерыве между стонами жаловалась, на то что: «у неё так всё болит, будто всё в животе вырезали». Света улыбалась и успокаивала её. А той только и надо было, чтобы пожалели, успокоили, про жизнь послушали, со всем перечнем обид на мужа, двух зятьёв и начальника. Максим давно уже заметил, что в больнице люди часто выкладывают врачам всё самое сокровенное. Как на исповеди, подумал он. Или может это в генах заложено у человека, открывать душу в момент страданий? Светлана сделала женщине обезболивающий укол и подошла к Максиму, который молча смотрел на свою знакомую незнакомку.

– Всё у неё будет хорошо. Сергеев заходил, осмотрел её, сказал, что всё не так плохо, остаётся только ждать. Максим ничего не ответил, продолжая всматриваться в лицо девушки.

– Свет, я ведь вырос в больнице. Могу по одному виду определить, насколько тяжело состояние больного, так что, мне – то сказки не рассказывай, я же вижу как всё пока плохо. В ответ Светлана тихонько вздохнула и перевела разговор на другую тему: – а ты куда уходил? – спросила она.

– Вика приезжала, мы, наконец, поговорили и решили расстаться. Она сама начала этот разговор. Честно говоря, не ожидал, что Вика сама заговорит о разрыве, да ещё сможет так спокойно говорить на эту тему, раньше она даже слышать об этом не хотела. Но знаешь, Свет, вроде бы получил, что хотел, а так паршиво мне на душе ещё никогда не было.

– Это оскорбленное самолюбие в тебе говорит, – засмеялась Светка, – привык, что бабы сами тебе на шею вешаются, что это у тебя свобода выбора, а не у них. Молодец Вика, не ожидала от неё. Давно нужно было кому-то с тебя спесь сбить.

– Ну, ты из меня прямо Казанову сделала, – поморщился в ответ Максим. Да нет, не в этом дело. Понимаешь, у неё такой вид был сегодня, что я почувствовал себя виноватым, будто ребёнка обидел. И хорошо бы ещё матушка подольше ни о чём не узнала, а то ведь всю кровь выпьет, уж очень ей хотелось с Викиными родителями породниться, а тут такой облом. Ну да ладно, и не такое переживали – усмехнулся он, в лицах представляя себе предстоящий разговор с матерью.

– Знаешь, тут из милиции приходил один, – сказала Света, – интересовался, не пришла ли в себя твоя знакомая.

– А он не сказал, нашли того, кто её сбил или нет?

– С ним Ольга Васильевна разговаривала, спроси у неё, она скажет. Но только позже, она прилегла на часок.

Утром, едва сдав дежурство, он уехал домой, надеясь, что мать ещё ничего не знает о его разрыве с Викой. Елизавета Андреевна не выносила, когда что-либо, касающееся её семьи, она узнавала от чужих людей. Нужно было торопиться, чтобы рассказать всё самому. Но, как назло, матери дома не было. Переодевшись и позавтракав, Максим поехал в институт. Нужно было сдать последний в этом семестре зачёт и, проторчав на кафедре до обеда, он всё же сдал его. Скоро для него должна была начаться настоящая работа в больнице, и это сейчас было единственным, чего ему по настоящему хотелось. Из института он позвонил в отделение, и, выслушав от Ниночки подробнейший отчёт о состоянии «своей» пациентки, которая пока так и не пришла в себя, Максим решил поехать домой, чтобы хоть немного поспать. Но сразу заснуть не удалось, у соседей сверху так громко визжала дрель, что он чуть было, не поддался порыву подняться к ним и, зашвырнуть эту самую дрель куда-нибудь подальше с их же балкона. Но, решив не связываться, засунул голову под подушку и, помучившись ещё какое-то время, заснул. Проснулся он оттого, что почувствовал на себе чей-то взгляд. Открыв глаза, увидел сидящую перед ним в кресле Елизавету Андреевну. По её виду он сразу понял, что промывание мозгов ему сегодня обеспеченно, но решил на всякий случай уточнить, вдруг мать расстроена по другому поводу: – мамочка, спросил он, – у тебя что-то случилось?

– О том, что случилось, дорогой мой, уже пол Москвы знает, – усмехнулась она. Только почему-то мне об этом говорит не мой сын, а мой начальник – Елизавета Андреевна вдруг расплакалась.

– Вот приведёшь мне сюда какую-нибудь лимитчицу, у которой мать с отцом алкоголики из Урюпинска, что я тогда буду делать? Чем тебя Вика не устраивает? Красивая, умная, и любит тебя, обормота. Первый раз познакомился с порядочной девушкой, у которой нормальные родители. Ведь её отец помог бы тебе во всём!

– Мама, – сказал он мягко, – ну пойми меня. Я не люблю Вику. Мы бы только мучили друг друга.

– Самые крепкие браки сын, – перебила его мать, – во все времена строились по расчёту, и ничего плохого в этом не было. То, что браки заключают на небесах, только красивая сказка.