Жестокие женские игры

– Ну, здравствуй, Лиза – ещё раз поздоровался он.

Елизавета Андреевна чуть улыбнулась и ответила ему в тон: – ну, здравствуй, Эдик.

Ключевский рассмеялся: – А ты всё такая же, совсем не изменилась, даже ещё красивей стала. Всё что угодно ожидал сегодня, но только не встречу с тобой. Знаешь, я и в самом деле очень рад тебя видеть, а ты меня, скорее всего, нет.

–Почему? – удивилась она.

– Мне сказали, что на эту должность хотели назначить Ракитину Е. А.. Но я не знал, что это ты, и получилось, что, дав согласие, я отнял это место у тебя.

– Ерунда, выброси из головы. Я действительно немного расстроилась сначала, но потом муж и сын убедили меня, что будет лучше, если я останусь на своей прежней должности. Я и так домашних почти не вижу, а добейся своего, они вообще забудут, как я выгляжу.

– Ну, такую женщину как ты, вряд ли кто забудет. Мне вот, например, не удалось.

– Пожалуйста, Эдик, не смущай меня. Лучше расскажи, как жил все эти годы.

Эдуард Григорьевич сел в стоящее у окна удобное, глубокое кресло. Она видела, что он немного нервничает, но не стала ни о чём спрашивать, сделала вид, что не замечает его повышенной нервозности.

– Понимаешь, Лиза, – не тратя время на церемонии, начал он, – получается, что я два раза сильно обидел тебя. Один раз в юности, послушавшись свою маму, второй раз, отняв, правда, не подозревая об этом, должность на которую ты претендовала. А ты мой первый зам, нам работать в тесном контакте, вот, я и хочу расставить все точки над «i».

Глядя на его серьёзное лицо, Елизавета Андреевна в который раз подивилась мужской самонадеянности и самовлюблённости, но не подала и виду, насколько это её рассмешило. Напротив, ласково улыбнувшись, она ещё раз заверила, что никаких обид ни за прошлое, ни за настоящее на него не держит и тоже искренне надеется на нормальные, полные взаимопонимания, рабочие отношения.

– Спасибо, Лиза. Я всегда знал, что ты удивительная женщина. Если бы не моя мама, ни за что не бросил бы тебя тогда, но ты ведь знаешь, у неё всегда было очень слабое здоровье, а тогда ещё и с сердцем проблемы начались.

Сделав вид, что поперхнулась кофе, Елизавета Андреевна еле сдержала готовый вырваться наружу смех. Даже для Эдика это уже было слишком. Абсурд какой-то, подумала она, но, кажется, он и в самом деле до сих пор не понял, что, собой представляет его мамочка.

А он, пройдя неприятную для него фазу разговора, расслабился. Из глаз исчезла настороженность, и теперь перед ней был уже не большой начальник, а обыкновенный мужчина, радующийся возможности поговорить с красивой женщиной, в которую был влюблён когда-то, и вспомнить вместе с ней неповторимые студенческие годы.

– Несколько лет после института, я работал в «Агропромэкспорте», а потом, отец нашёл для меня местечко в нашем торговом представительстве в Канаде. Но чтобы уехать туда, нужно было жениться. Вот родичи и подсуетились, быстренько нашли мне невесту, а следом и свадьбу сыграли. Знаешь, когда мы с тобой расстались, я ни на ком жениться не хотел. Были, конечно, женщины, но не для совместной жизни. А с Милой всё получилось более чем удачно, я даже не думал, что такое возможно. После Канады мы несколько лет жили в Америке, там у нас родились близнецы, мальчики. Я, как ни старался, не смог до конца преодолеть языковой барьер, а они по-английски говорят лучше даже чем по-русски. В сентябре определил их в лучшую в Москве школу, так учителя за голову хватаются, мои «бандиты» их через слово поправляют. Ну, вот, собственно и всё. А как ты?

–У меня всё гораздо проще. Муж врач. Сын на следующий год оканчивает институт, тоже будет врачом, хирургом. Я как видишь, здесь. После института вышла замуж, ребёнок родился. Работала то в одном банке, то в другом, потом сюда попала. Всё просто и не очень интересно.

– А это случайно не твой сын приходил к тебе сегодня? Я видел из окна. Красивый такой, высокий парень? У Елизаветы Андреевны потеплело на душе. Максима она любила безумно и любая похвала в его адрес, была для неё самым лучшим в мире подарком.

– Да, это был мой сын, Максим. Похож на меня, правда?

–Очень похож. Мои мальчишки тоже на мать похожи. Только глаза говорят у них мои.

Услышав это, Елизавета Андреевна подумала, что дай Бог, чтобы у них были глаза Эдика-завоевателя, а не Эдика-сенбернара.

– Расскажи мне про Америку – попросила она его.

– Тебе о стране или об американцах?

– Помнишь, у Чехова: «Москва и москвичи? Давай по тому же принципу: «Америка и американцы», а то я не совсем представляю, как можно отделить одно от другого.

Он начал рассказывать, но она почти не слушала, вспоминала его маму.

Мамочка Эдика слыла грозой всех провинциальных невест в их институте, но такого приема, какого удостоилась Лиза, не удостаивался никто ни до, ни после неё. В принципе, ей было абсолютно всё равно, как мама Эдика отреагирует на её появление. Просто было любопытно посмотреть на женщину, о которой однокурсницы слагали легенды. Лизу, Мария Триадьевна встретила очень приветливо и даже пригласила выпить кофе с пирожными, но потом, услышав, каким, заикающимся от волнения голосом, разговаривает с ней её сын, схватилась рукой за сердце, которое у неё почему-то оказалось с правой стороны, и, рухнув в кресло, прошептала драматическим шёпотом: – Эдюсик, «скорую», скорее!

Всё это было ужасно наигранно, но к её удивлению, Эдик отнёсся к маминому полуобмороку вполне серьёзно, и что есть сил, помчался к расположенному через дорогу пункту скорой помощи. Она тоже хотела уйти вслед за ним, но, в этот момент, убедившись, что сына нет дома, Мария Триадьевна открыла глаза и заговорила нормальным, абсолютно здоровым голосом:

–Вы даже не представляете милая девушка, как я вас понимаю. Сама когда-то приехала сюда без гроша в кармане, и, вдоволь помоталась по Москве, снимая углы, пока не вышла замуж за Григория Ефимовича. Эдик, без сомнения, прекрасная партия для вас, но вы его не получите. Так что не тратьте время зря, поищите другую жертву.

– Вы гениальная мама. Никогда раньше не думала, что для достижения своей цели можно использовать такие вот дешёвые приёмы, и ведь Эдик кажется, безоговорочно верит в то, что вы и в самом деле тяжело больны.

– Вполне возможно, что когда-нибудь и у вас, милочка, родится сын, и ещё неизвестно, на что пойдёте вы, если на него положит глаз какая-нибудь смазливая провинциалочка.

Может из-за того, что её назвали «смазливой провинциалочкой», а может потому, что так жалко вдруг стало безоговорочно верящего матери, Эдика, Лиза разозлилась окончательно, и глубоко вздохнув, быстро выложила любящей мамочке всё, что думает о ней, и о её сыне. К её удивлению, мнимая больная не впала в истерику, не затопала ногами и не выгнала её вон. Мария Триадьевна внимательно посмотрела на Лизу и…пригласила бывать у неё, когда сына не будет дома. И Лиза бывала. Более того, между ними возникли довольно своеобразные дружеские отношения, и когда в институте началось распределение, именно Мария Триадьевна помогла ей устроиться на хорошую работу в Москве.

–Лиза, да ты, кажется, не слушаешь меня? – прервал её воспоминания Эдуард Григорьевич.

– Слушаю, конечно слушаю. Но давай об этом как-нибудь в другой раз поговорим. А сейчас лучше о маме своей расскажи. Как она, жива?

– Почему ты вдруг вспомнила о моей маме? Мне казалось, у тебя остались не самые приятные воспоминания о ней.

– Не говори ерунду, Мария Триадьевна удивительная женщина. Так что с ней?

–Да знаешь, всё нормально. Она круглый год живёт на даче. Папа умер три года назад, и с тех пор она не хочет жить одна в Московской квартире. Сейчас мои тоже там. А хочешь, поезжай к ней на выходные, бери сына, супруга. Я тебя с женой познакомлю. Думаю, и мама будет тебе рада. Она кстати часто меня спрашивала о тебе, но ты куда-то пропала, даже на звонки не отвечала.

Елизавета Андреевна улыбнулась: – Спасибо за приглашение Эдуард Григорьевич. Я действительно навещу как-нибудь Марию Триадьевну, но вряд ли получится познакомить членов наших семей. Мой муж не вылезает из больницы, а у сына своя жизнь. Да и вашей жене вряд ли доставит удовольствие, знакомство с былым увлечением супруга.

–Да, подумав, – ответил он, кажется, ты и в самом деле права. Ну, если уж не получится дружить семьями, будем надеяться, что, по крайней мере, на работе, наше прошлое не будет мешать настоящему. Елизавета Андреевна намеренно перешла на «Вы» и перевела разговор, а он с готовность подхватил её инициативу и теперь перед ней вновь был не бывший влюблённый однокурсник, а расчётливый, хладнокровный, уверенный в себе мужчина, её начальник. Поблагодарив за кофе, Эдуард Григорьевич встал чтобы покинуть кабинет. По его виду она сразу поняла, что он всё же немного уязвлён отказом, но с присущей практически всем мужчинам самоуверенностью, отнёс его на счёт женских обид.

О Господи, подумала Елизавета Андреевна, если бы он знал, что я о нём думаю, тут же меня уволил бы. Ну откуда в мужиках столько самоуверенности? Распрощались она довольно сдержанно и уже стоя в дверях, он попросил её поторопиться с отчётом. Услышав эту просьбу, Елизавета Андреевна поняла, что минута откровения прошла и вряд ли повторится. Это её обрадовало. Каким бы привлекательным мужчиной он не был сейчас, оба они помнили о неприятных моментах, что когда-то были в их прошлом, и будет лучше, если отношения между ними не будут выходить за рамки рабочих. Проводив, Елизавета Андреевна углубилась в свои бумаги, что целой горой лежали у неё на столе. На понедельник у неё были назначены два совещания, к которым нужно было подготовиться, а также необходимо было решить несколько производственных вопросов. Она работала, а мысли всё равно уносили её на двадцать и более лет назад, не давая сосредоточиться на работе. В жизни её всё складывалось довольно удачно. Она сделала прекрасную для женщины карьеру. У неё был хороший муж, который её любил, и которого она, быть может, и не сильно, но любила и, конечно же, уважала, и с которым её очень многое связывало. Чудесный сын, единственным недостатком которого, по её мнению, была лишь частая смена подружек. Но отчего-то тоскливо ей было сегодня. Даже работа не могла отвлечь, хотя раньше это было идеальным средством от грустных мыслей. Она вдруг почувствовала, что ни минуты не сможет больше остаться в своём кабинете. К счастью часы показывали конец рабочего дня и поэтому, она могла с чистой совестью уйти на все четыре стороны. Домой не хотелось. Муж предупредил, что, скорее всего, задержится, а на совместный вечер с сыном можно было даже и не надеяться. Поэтому она позвонила лучшей подруге Кате и пригласила её в ресторан, но в процессе разговора выяснилось, что Катерина никуда идти не может, так как покрасила волосы и сидит теперь с замотанной в целлофан, головой.

–Давай, дуй ко мне, – скомандовала подруга, – у меня коньяк есть греческий, обалденная вещь, Игорь привёз. Одну бутылку мы с ним уже выпили, а другую, я оставила на твой день рождения, но раз ты в таком паршивом настроении, то мы его сегодня употребим. Всё жду. По дороге к ней Лиза заехала на рынок, купила мяса и побольше зелени к нему. Раз уж будет коньяк, то не грех себя ещё и вкусным ужином побаловать, бормотала она себе под нос, разглядывая красиво разложенные на прилавке пучки укропа, сельдерея, петрушки и базилика, пытаясь вспомнить, что именно, Катя добавляет в свои кулинарные шедевры. Готовила Катерина бесподобно, ещё в институте они пользовались её умением приготовить что-нибудь потрясающе вкусное практически из ничего. В одной комнате их жило четверо: Лиза, Катя, Наталья и Саша. Сашку они практически не видели, она терпеть не могла их тесную комнатку в общаге и жила у очередного обожателя. Обязанности они тогда делили следующим образом: Катя их кормила, Наташка шила, а Лиза училась за троих. Они и после института не расстались, гуляли друг у друга на свадьбах, дружили семьями, а пару раз даже ездили вместе отдыхать. Теперь же, когда Наташка второй раз вышла замуж и уехала в Европу, у Лизы осталась только Катя. С Натальей они, конечно, перезванивались, посылали открытки к праздникам, но это было уже не то. В Катином же доме, была совершенно особая атмосфера, там она отдыхала душой. Здесь не нужно было, вести скучные светские разговоры или мило улыбаться собеседнику, выслушивая его занудство. Здесь можно было снять туфли и с ногами залезть на диван, забыть про диету и съесть кусок Катиного знаменитого торта, или перемыть косточки общим знакомым. Елизавета Андреевна ехала к подруге, с удовольствием предвкушая чудесный вечер, где будет и диван с тёплым пледом, и кот в ногах, и Катино удивленное лицо, когда она расскажет ей про Эдюсика. Может быть, она даже останется у неё ночевать, всё равно завтра суббота. Правда они с Володей собирались на дачу, но он может и отсюда её забрать, заодно и Катерину на природу вытащат. Когда она, наконец, добралась до нужного ей дома, было уже темно. Дверь в Катину квартиру была открыта, а самой хозяйки нигде не было видно. Вскоре, Елизавета Андреевна услышала шум фена в ванной и догадалась, что подруга там и пока Катя возилась со своей головой, успела разобрать сумки и сделать себе бутерброд. Наконец, Катерина вышла из ванной и вошла на кухню. Елизавета Андреевна обернулась и не в силах вымолвить ни слова, отступила к окну.

– Ну, ты даёшь! – только и смогла произнести она. Увидев потрясённое лицо Лизы, Катя даже засмеялась от удовольствия, радуясь произведённому эффекту.

– Правда, здорово?

– Нет слов – ответила Лиза. Катя любила менять свою внешность, но на такие кардинальные перемены, раньше, даже она редко осмеливалась. Подруга остригла свои чудесные, длинные, редкого пепельного оттенка волосы, и покрасила их в русо-золотистый цвет. Теперь у неё на голове было что-то короткое, но жутко стильное. И помолодела она при этом лет на десять. Эта новая причёска очень шла ей. Рост Катерины не превышал ста шестидесяти сантиметров, а весила она около пятидесяти килограмм. Ей никогда не давали её лет, и когда она, переведя сына Витьку в новую школу, впервые пришла туда на собрание, классная руководительница назвала её «деточкой» и попросила, чтобы в следующий раз пришла мама. Теперь же, с новой короткой стрижкой, ей можно было дать максимум лет тридцать.

– Катька, что случилось? – спросила её Лиза.

– Хочу поменять работу, – ответила она, – но, как мне потихоньку намекнули, там действует возрастной ценз. Если не учитывать мой возраст, то во всём остальном я им подхожу идеально. Вот будет весело, если они сначала подпишут приказ о моём назначении, и только потом посмотрят на год моего рождения.

– И куда ты хочешь пойти работать? – спросила Лиза.

–Да это не моя идея, Игорь всё придумал, но мне потом тоже захотелось. Это в Шереметьево. Финансовая часть. Работа с иностранцами. Он говорит, хоть видеться будем чаще. Да и вообще, там ритм другой: люди, самолёты. Радостные встречи, слёзы, расставания, люблю все эти страсти. В общем, в понедельник я их там наповал убью. Игорь мне костюм привёз, настоящая Франция, не подделка. Туфли к нему у меня есть, сумка тоже. Сейчас я тебе всё покажу, и ты оценишь.

Катя убежала переодеваться, а Лиза прошла в комнату и села в своё любимое кресло. Мебель в комнате была новой, она сама помогла Кате выбрать этот гарнитур, но, купленное ещё Катиными родителями кресло, осталось на своём старом месте. Его очень любил Витька. Маленьким, он сворачивался в нём калачиком и засыпал под мерный гул телевизора.

–Ну, как? – раздался Катин голос. Лиза обернулась и невольно заулыбалась. В новом, золотисто-песочного цвета костюме и в тон костюму на высоченных каблуках туфлях, Катерина выглядела просто потрясающе.

–Замечательно, – ответила она. – Теперь понятно, для чего нужна была новая причёска. Но я теперь чувствую себя рядом с тобой старухой.

– Лизка, прекрати, ты и через сто лет не будешь выглядеть старухой, характер не позволит. Это на тебя костюмы твои деловые давят. А когда ты на даче в джинсах и маечке возишься, никому и в голову не придёт, что ты у нас финансовый гений и мать потрясающего, взрослого парня. Лучше скажи, возьмут меня туда на работу или нет. Как ты думаешь?