Жестокие женские игры

– Если тебя не возьмут, то будут круглыми идиотами. Такие как ты на дороге не валяются: и умная, и красивая, и тремя языками владеешь. Да им тебя сам Господь Бог тебя послал, только они это ещё не поняли. Но ничего, твой Игорёк быстро им всё объяснит. Так, что, можешь не сомневаться, всё будет просто отлично.

Катя вдруг грустно улыбнулась: – всё и в самом деле будет хорошо, если Игорь сможет уломать одно очень ответственное лицо женского пола. Чем он, кстати, сейчас и занимается. А причёска, костюм – это так, для поднятия настроения, ну и чтобы любовнику нравиться.

– А у тебя как дела, с чего вдруг в ресторан потянуло?

– Захотелось посмотреть, реагируют ли ещё на меня мужики, а то сегодня один намекнул, что когда-то был так влюблён, что после расставания со мной, даже жениться не хотел ни на ком другом. Что воспоминания обо мне, до сих пор тревожат его нежную душу. Вот я и думаю, врал или нет, а если врал, то с какой целью.

– И кто этот законспирированный Ромео?

– Мой новый начальник, которого ты, кстати, тоже прекрасно знаешь.

– Лизка, не тяни, говори кто он, а то я сейчас просто умру от любопытства, и моя смерть будет на твоей совести.

–Помучайся ещё пару минут, пока я переоденусь. Такие новости на ходу не выкладывают, здесь особая атмосфера нужна. Да, кстати, я мясо привезла и зелень. Ты готовишь своё фирменное блюдо, а я говорю тебе, кто мой начальник.

– Шантажистка, – засмеялась Катя. – Ладно, уговорила, переодевайся и пошли на кухню, там всё расскажешь.

На кухне, Елизавета Андреевна села на своё любимое место у окна, подождала, пока Катя сварит кофе и, помолчав ещё несколько секунд для придания словам дополнительного эффекта, наконец, произнесла:

–Так вот, мой непосредственный начальник теперь – Эдуард Григорьевич Ключевский, или, как ты его когда-то называла – Эдюсик.

Произвести больший эффект было просто невозможно. Какое-то время Катя находилась в состоянии шока, а потом повалилась на стул и согнулась пополам от безудержного хохота. Лиза не отставала от неё и несколько минут, подруги хохотали как сумасшедшие.

– С ума сойти, Эдюсик! Всё такой же помятый, с собачьим взглядом? Ты помнишь, как его дразнили? Лиза не помнила.

–Ну, как же, – теребила её Катя, – помнишь историю с очками? И тут она всё вспомнила.

Шла лекция по философии, лектор что-то тихо бубнил себе под нос, и на последнем ряду, где сидели Катя и Лиза, его почти не было слышно. Было жарко, подружкам хотелось уйти с лекции и отправиться куда-нибудь на пляж. Но, преподаватель славился своей стервозностью, и тот, кто осмеливался пропустить занятие, должен был, потом, из кожи вон лезть, чтобы сдать экзамен. К тому же он каждый раз требовал у старосты список присутствующих, и устраивал перекличку в начале и конце лекции. Эдик сидел через ряд от них, и девчонки забавлялись тем, что кидали в него маленькими бумажными шариками. Эдик нервничал и поминутно оглядывался назад, но ему и в голову не приходило, что это Лиза и Катя издеваются над ним, такой серьёзный и невинный вид был у обеих. Он то и дело вертел головой во все стороны, пытаясь определить, кто ему мешает, и в результате получил уже несколько замечаний от лектора. Сидевший же возле них Шурик, видя недовольную физиономию Эдика и серьёзные лица подружек, даже чуть слышно постанывал от смеха, уткнувшись носом в конспект. Потом им надоело это развлечение, и они занялись обсуждением нового платья Светки Фокиной, главной модницы в их группе, как вдруг к ним на стол упала записка. В ней было четверостишие, автором которого был, конечно же, Шурик:

«Встал Эдюсик в шесть часов, нет резинки от трусов. Вот она, вот она, на башку намотана». Сначала они не поняли, с чего вдруг Шурика потянуло на поэзию, но потом Катя ткнула Лизу в бок и указала на голову Эдика. Чтобы очки не падали у него с носа, Эдик не нашёл ничего лучшего, как стянуть дужки довольно потрёпанной бельевой резинкой, которая теперь красовалась у него на затылке. От смеха девчонки едва не сползли под стол, но тут на их счастье прозвенел звонок, позволив им вволю посмеяться, не боясь навлечь на себя преподавательский гнев. Елизавета Андреевна улыбалась, вспоминая тот случай.

– Господи Катька, какие мы были молодые и глупые! Кажется, всё это только вчера было, а столько лет прошло. Кстати сейчас ты бы его не узнала: шикарный костюм, рубашка, галстук, туфли – всё на высшем уровне. Но самое главное не это. Он внутренне изменился, у него сейчас взгляд не сенбернара, а скорее волкодава. Я сама оторопела, когда шеф представил его. Подумала, что это его полный тёзка, от того Эдюсика не осталось и следа. Он потом заходил ко мне в кабинет, и мы немного поговорили, так в общих чертах. Он женат, у них двое детей, мальчики. Несколько лет проработал в Канаде, потом жил в Америке, там у него и дети родились. И вот теперь, он так запросто становится заместителем директора банка. Ну, как, впечатляет?

–Не знаю, не знаю – протянула Катя. – Честно говоря не верится в то, что ты говоришь, хотя всё может быть. Мы ведь с ним в одном классе учились, так над ним и тогда все смеялись, но он никогда не злился. Снимет очки, глаза сразу такими беспомощными делаются, и смущенно улыбается. Это из-за своей мамочки он был таким нелепым. Она до шестого класса ему в школу портфель носила, и каждую перемену прибегала то с яблоком, то с бутербродом, то с кастрюлькой полной котлет. Мы иногда всем классом спорили, что она принесёт в очередной раз. В общем, доставалось ему по полной программе, и, наверное, где-то мы всё же перегнули. Когда Вовчик стал в очередной раз насмехаться над ним, Эдька первым бросился на него и дрался как сумасшедший. Ему тогда жутко досталось, но дразнить его перестали. Кстати, он так и остался единственным в истории школы, кто не побоялся драться с Вовчиком. После этого случая всё изменилось. Мамочка перестала носить сыночку портфель и прибегать каждую перемену с горами еды. Но она всё равно каждое утро провожала Эдьку до ворот, правда теперь уже по другой причине: следила, чтобы он не сбежал. И знаешь, хоть он шёл по одной стороне улицы, а она по другой, мне всегда казалось, что она его будто на поводке держит.

Тут Катя подскочила к плите: – Что же мы сидим, у нас мясо сейчас сгорит!

Она мешала, подливала воду, колдовала со специями, а Елизавета Андреевна пила вторую чашку кофе. Несколько минут на кухне был слышен только стук ножа по разделочной доске.

–Послушай, – сказала, наконец, Катя, – а вдруг он теперь начнёт отыгрываться за то, что ты отвергла тогда его ухаживания?

–Иди, сейчас, докажи это. К тому же, это ведь ему мамочка не разрешила встречаться со мной, и он наверняка до сих пор уверен, что это он «не смог», а не я «не захотела». Так что, не чувствуй он себя виноватым, не пришёл бы ко мне в кабинет сегодня отношения выяснять. Я, конечно, отрицала, что обижена, но не очень-то он мне и поверил. В результате, мужское самолюбие не ущемлено, наоборот, это я в его глазах пострадавшая сторона, поэтому пакостить мне, господин Ключевский вряд ли будет. Вот увидишь, ещё начнёт меня опекать . Ладно, что будет, то будет. У меня муж, в конце концов, есть, в крайнем случае, брошу работу и сяду к нему на шею. А ещё научусь, наконец, вязать и заведу кота. Вечером буду сидеть перед телевизором, вязать своим мужикам носки, а на коленях у меня будет шикарный, пушистый кот. Ну, как, впечатляет?

– Впечатляет, кота, кстати, могу хоть завтра подарить, а сегодня можешь внести меня в список желающих на получение эксклюзивных носок.

– Ну и язва ты Катька, как тебя Игорь только терпит, не пойму. Нет бы, поддержать мой порыв, так ты издеваешься. А теперь, бессовестное ты создание, давай, корми меня, а то от этих запахов, скоро слюна потечёт, как у собаки.

Довольно хихикнув, Катя принесла бутылку обещанного коньяка и вытащила из шкафа свои любимые, тёмного, почти чёрного стекла, бокалы. Эти бокалы, как и многие другие модные новинки, привёз Кате из своих многочисленных командировок, Игорь. Он кстати и поведал ей, что наливать коньяк в рюмки, является верхом идиотизма, и что закусывать его нужно не лимоном, а кусочком копчёного мяса. Правда он говорил это про армянский коньяк и Катя не знала, можно ли это отнести к греческому, но такие тонкости её сегодня не волновали. Она была рада приходу подруги, её приятно будоражила мысль о возможной новой работе и чисто по-женски она была рада появлению новой, стильной шмотки в своём гардеробе. Всё это вместе взятое, вызвало ощущение, что внутри неё работает маленький, вибрирующий моторчик. Она и без спиртного уже была немного пьяна, но Лизе необходимо было расслабиться, а Катя знала, что одна подруга пить не станет. Жареное мясо было Катиным коронным блюдом, она никогда не скрывала своих кулинарных секретов, но как Лиза не старалась, у неё никогда не получалось ничего подобного. Положив себе на тарелку ещё зелени, Елизавета Андреевна наслаждалась вкусным ужином. Выпитый коньяк приятно кружил голову, а общество Кати, после такого трудного для неё дня, было самым лучшим в мире успокоительным. Перебивая друг друга, они вспоминали свои студенческие годы и, то и дело звучал смех, и слышалось: – «А помнишь..?»

Конечно же, она осталась ночевать. Две комнаты в Катиной квартире были закрыты, там уже полгода шёл ремонт, конец которого пока не предвиделся. Поэтому, ночевать они устроились в зале. Лизу Катя уложила на диван, а сама устроилась на раскладушке. Было уже поздно, около двух часов ночи, но они всё ещё продолжали болтать.

– А знаешь, – вдруг спросила Катя, – кого я видела недавно, когда ездила к Игорьку в Шереметьево? Елизавета Андреевна уже начала потихоньку засыпать, от выпитого, её тянуло в сон и думать о чём-либо ей вообще не хотелось.

– Кать, ну откуда я могу это знать? Ты могла увидеть там кого угодно. До утра можно гадать, а мне, между прочим, спать хочется. Не тяни, выкладывай.

– Ну, так вот. Я слонялась по залу, ждала, пока Игорёк освободиться, но он всё бегал куда-то, и тогда я решила выпить кофе в баре, а заодно и пожевать что-нибудь.

–Катюш, быстрее, – перебила её Лиза. – Если будешь перечислять, всё, что ты там съела и выпила, это продолжится до утра, а у меня глаза уже сами собой закрываются.

– Так вот, – как ни в чём не бывало, продолжила Катя. Смотрю, за соседним столиком сидит женщина с очень знакомым лицом, но кто она, я, как ни старалась, никак не могла вспомнить. Я хотела уже подойти к ней, но тут объявили очередной рейс, она вскочила, даже кофе не допила и побежала к выходу. И как только она ушла, я тут же её вспомнила. Помнишь фестиваль студентов в Минске? Там с нами на этаже жили две девчонки из иняза, так вот, это была одна из них: Лариса Лисовская. Ну, помнишь, худенькая такая, всё время молчала, я её только потому и запомнила, что у неё фамилия, как у моей тётки. Эта Лариса практически не изменилась, только тогда она какая-то бесцветная была, одни волосы её из толпы и выделяли, а сейчас, она очень даже ничего. Правильно говорят, у каждой женщины свой возраст. Да ты слушаешь или нет? – спросила Катя.

Елизавета Андреевна лежала, боясь шевельнуться, старательно делая вид, что спит. Катерина же, не услышав ничего в ответ, наконец, угомонилась и вскоре заснула и, только когда её дыхание стало тихим и размеренным, Лиза смогла, наконец, спокойно вздохнуть. Сна теперь не было ни в одном глазу. Ещё бы она не помнила Ларочку. Ведь это она тогда увела у неё Янека, тихоня чёртова!

Это же надо, досадливо поморщилась Елизавета Андреевна, столько лет прошло, и на тебе, аукнулось. Но я тоже хороша, другая бы на моём месте давно всё забыла, а я до сих пор краснею, вспоминая об этом.

Заснуть никак не удавалось, и она, лежа в тишине Катиной квартиры, перебирала в памяти давние события, когда столица Белоруссии была выбрана местом провидения слёта студентов. О том, кто поедет на слёт, решал комитет комсомола, и как же они с Катей обрадовались, узнав, что счастливчиками стали именно они. Программа была такой насыщенной, что у участников практически не оставалось свободного времени, но часть вечера и ночь были в их распоряжении. На сон им, молодым и здоровым, требовалось совсем немного, и они допоздна, а то и всю ночь, гуляли по просторным Минским улицам. Конечно же, они, студенты из Москвы были в центре внимания. Специально для этой поездки, Наташка сшила ей потрясающее, серо-голубое, под цвет глаз платье. Тогда она потратила на него почти все свои сбережения, и хотя ей грозило остаться без зимних сапог, ни о чём не жалела. В этом платье она чувствовала себя королевой, в нём даже походка у неё делалась иной, а глаза становились похожими на два голубых кристалла. Где бы она ни находилась, взгляды практически всех молодых людей были прикованы к ней. Это возбуждало, дарило хорошее настроение и позволяло надеяться, что жизнь и дальше будет сплошным нескончаемым праздником. У Кати тоже в первые дни не было отбоя от поклонников, но потом у неё завязался серьёзный роман, закончившийся через год свадьбой в Москве, и поэтому она была не в курсе сердечных дел подруги. А Лиза тогда влюбилась, влюбилась так сильно, как не влюблялась ещё никогда. Будто заболела. Янека она сначала услышала. Было темно, и она не могла разглядеть тех, кто разговаривал на соседнем балконе. Один голос был ей очень хорошо знаком, он принадлежал куратору их группы, зато другой, незнакомый, буквально заворожил, заставил задрожать всем телом только от одного звука. Она сразу поняла, что это кто-то из прибалтов, их акцент нельзя было спутать ни с чьим другим. Полностью очарованная, стояла она вслушиваясь в волшебные интонации, и очнулась, когда поняла, что собеседники прощаются. Не помня себя от волнения, она выскочила в коридор и едва не столкнулась с высоким, симпатичным молодым человеком, вышедшим из номера куратора. Молодой человек внимательно взглянул на неё красивыми, в окружении тёмных ресниц глазами и чуть улыбнулся, а она стояла как истукан, злилась на себя и ждала, когда он сам заговорит с ней. Так они молча стояли несколько секунд, пока он, наконец, не засмеялся чуть хрипловатым смехом, от которого её снова бросило в дрожь, и не произнёс своим необыкновенным голосом: – Мы знакомы пани?

Это «пани», ласковое и необычное сгубило её вконец, и еле придя в себя от волнения, она чуть слышно произнесла: – Нет, не знакомы, но можем познакомиться.

Он протянул ей руку и представился: – Янек.

– А я Лиза – ответила она.

Взяв за руку, он как маленькую повёл её за собой, и они долго бродили тогда по ночному городу, сидели в каком-то маленьком кафе и снова гуляли по тёмным, тихим улицам ночного города. Лиза рассказала ему, что учится в Москве, в Финансово-экономическом, а от Янека узнала, что совсем скоро он оканчивает Оренбуржское лётное училище. Что хочет вернуться обратно в Минск, набраться опыта на внутренних рейсах, а затем перейти на более высокий уровень, полетать уже в другом небе. Её новый знакомый ещё долго рассказывал о профессии лётчика. Она почти не улавливала суть разговора, но даже перейди он к устройству двигателя, она и тогда не была бы против. Этот голос был для неё лучшей в мире музыкой, и ей хотелось слушать его до бесконечности. Ещё ни разу не встречала она человека, который бы так понравился ей, сразу, с первого взгляда. Позови он её тогда на край света, пошла бы, не задумываясь, но вместо края света, он отвёл её обратно в гостиницу. Проводив до двери номера, он сдержанно попрощался и отправился к себе на пятый этаж, а она, как во сне, зашла к себе, вышла на балкон, и долго стояла там, вся ещё под впечатлением встречи, которая перевернула её жизнь. Постепенно приходя в себя, она вдруг подумала, что новый знакомый вёл себя с ней как-то необычайно сдержанно, совсем как безукоризненно воспитанный молодой человек с барышней восемнадцатого века. Такое обращение было непривычным, и она не знала, рассматривать это как оскорбление, или как комплимент. Так и не придя к определённому выводу, она решила, что причина такой сдержанности кроется в основе национального характера, и это немного успокоило. Намного приятней было думать о том, как он поцелует её в следующую встречу. Но, как не старалась успокоить она себя в последующие после этого знакомства дни, сомнения то и дело просились наружу.

Слёт близился к концу, и свободного времени у студентов становилось всё меньше. Они побывали с экскурсиями на многих предприятиях Минска, съездили в Брест и даже побывали на уборке картофеля. Когда же до закрытия осталось всего несколько дней, до неё вдруг с ужасающей ясностью дошло, что время идёт, а она в отношениях с Янеком не продвинулась ни на шаг. При каждой встрече с ним сердце у неё улетало куда-то вниз, от волнения она не знала, как и о чём говорить, а он к её огорчению, вёл себя всё так же сдержанно, вежливо здоровался и проходил мимо. Привыкшая к вниманию молодых людей, Лиза не знала, как вести себя в такой ситуации. Она старалась чаще попадаться ему на глаза, ловила каждое слово и не заметила, как над ней уже начали посмеиваться. Если бы Катя не была так занята своим Павликом, она бы остановила Лизу, но она, вся во власти своих проблем, также не замечала никаких косых взглядов в адрес подруги. То, что происходило с Лизой, напоминало некое помешательство, и закончилось таким позором для неё, вспоминая о котором, она ещё долго выть хотела. До конца поездки оставалось всего два дня, когда ей в голову пришла старая как мир идея, затащить Янека в постель. Будь что будет, а там посмотрим, рассудила она, по крайней мере, всё сразу станет ясным, хотя вряд-ли он сможет устоять, увидев меня в одних трусиках, решила она. Вечером, в холе гостиницы, где обычно собирались студенты, она нашла Сашу, соседа Янека, и попросила ключ от номера, сказав, что он подходит и к её номеру тоже. Не видя ничего необычного в её просьбе, он протянул ей ключ, и вернулся к разговору с незнакомой Лизе симпатичной девушкой. Потихоньку открыв дверь, Лиза вошла внутрь. Свет она решила не включать, но даже в сумерках было видно, какой идеальный порядок царил в комнате. Растерянно оглядевшись вокруг, она чуть было не запаниковала, пытаясь определить, какая из кроватей принадлежит Янеку, но затем, увидев под одной из них его туфли, успокоилась. За эти несколько дней она так досконально изучила его гардероб, что могла без запинки сказать, сколько пуговиц на его рубашке, а из сотен пар одинаковых на вид туфель безошибочно выбрать именно те, что принадлежали ему. Оставалось самое сложное: раздеться и лечь в постель, но то, что обычно легко вообразить, воплотить довольно трудно, и она так и стояла посреди комнаты, не зная, уйти ей или остаться. Так уж случилось, что она всего один раз была близка с мужчиной. В какой-то момент ей захотелось уйти, но, вспомнив лицо Янека, его глаза, губы, руки, поняла, что уйди она сейчас, потом всю жизнь будет упрекать себя. Так и сидела на его кровати, пока не услышала шум ключа в замочной скважине. Времени на то чтобы полностью раздеться, у неё уже не было, поэтому она успела только скинуть с себя платье и забраться под одеяло. То, что произошло дальше, сильно смахивало на сцену из плохого романа. В комнату вошёл Янек и с ним та самая бесцветная девчонка, над которой они с Катей посмеивались в поезде, но назвать её бесцветной сейчас, даже у Лизы не повернулся бы язык. Девушка вся будто светилась изнутри, к тому же, сняв очки и распустив волосы, она настолько преобразилась, что в первые секунды Лиза даже не сообразила, что её удивило больше: превращение серой мышки в красавицу или то, что она пришла сюда с Янеком. Все они были настолько ошеломлены, что несколько минут просто молча смотрели друг на друга, не зная, что и сказать в данной ситуации. Молчание затягивалось, и Лиза почувствовала, что ещё секунда, и её вырвет прямо на эту постель. Но тут Янек, наконец, первым пришёл в себя и этим фактически спас незадачливую соблазнительницу. Повернув всё дело так, будто Лиза пришла к Саше, а не к нему, он извинился за вторжение и, взяв Ларису за руку, быстро вывел её из комнаты. Как она оделась и вышла оттуда, как добралась до своего номера, Лиза почти не помнила, всё было как во сне. Когда, наконец, совсем обессилевшая она добралась до своей постели, у неё не было сил даже заплакать. Проснувшись утром, она увидела, что Катя так и не пришла ночевать, и это так обидело её, что она разрыдалась. Слёзы всё лились, и Лиза уже сама толком не знала, из-за чего плачет. То ли из-за того, что Янек предпочёл ей мерзкую, бесцветную Ларису, или из-за того, что в тяжёлый для неё момент, Кати как назло нет рядом. Катя пришла, когда Лиза всё ещё лежала в постели и, увидев, что подруга до сих пор не готова, возмущённо закричала:

–Ну, ты даёшь, у нас только два часа свободного времени, а нам ещё столько всего купить нужно. Мне Стасик из комитета, голову оторвёт, если я не привезу, всё, что он заказал. Давай, одевайся скорее, нас Пашка внизу ждёт.

–Кать, я никуда не пойду, у меня сил нет из постели вылезти, не то, что, по магазинам шататься.

Катя хотела, было, возмутиться, но что-то в лице Лизы заставило её замолчать. Больше всего в подруге, Лиза ценила умение моментально переключаться со своих проблем на чужие. Увидев, что кому-то плохо, она тут же забывала о своих неприятностях и думала только о том, как помочь ближнему.

–Лизка, что случилось?

–Он меня не любит Катюш, я ему совсем не нужна! И теперь все будут смеяться надо мной! Как он мог променять меня на эту бесцветную крысу?!

– Да объясни толком, что произошло!

–Янек, – заплакала она вновь, – Янек встречается с Ларисой, этой кикиморой, с которой мы ехали вместе в поезде. А я как дура бегала за ним, думала, он просто воспитан по-другому, не хочет показывать своих чувств. А он, оказывается, с ней любовь крутил.

– Ну, ты Лизка дура. Напридумывала себе чёрт знает что, и теперь с ума сходишь. Кому это надо, смеяться над тобой. Завтра все разъедемся, и поминай, как звали. Давай умывайся и пойдём. Хочешь, чтобы не обсуждали, веди себя, как ни в чём не бывало, а будешь киснуть, все косточки перемоют.

–Кать, но я так люблю его!

–Если любишь, иди и скажи ему об этом.

–Ты что, с ума сошла? Он же кроме этой Ларочки никого вокруг себя не видит!