Жестокие женские игры

– Извините, – вмешался Сергей Тимофеевич, – но Ирине Сергеевне тоже придётся ответить на кое какие вопросы. Вернее она на них уже ответила, но их нужно будет внести в протокол.

Холодно кивнув, Шубин отправился к машине, а Ирина Сергеевна, будто желая загладить холодность мужа, мягко улыбнулась Сергею Тимофеевичу и поспешила вслед за Шубиным. Он ждал её у машины. Саша отпросился сходить за минералкой, поэтому они могли спокойно поговорить: – Ваня, машину и в самом деле угнали?

– А ты как думаешь? – вопросом на вопрос ответил он.

– Думаю, без тебя здесь не обошлось. И ещё думаю, что, прожив с тобой столько лет, совершенно не знаю тебя. Я как та лошадь, с зашоренными глазами, – усмехнулась она, всё время видела перед собой совсем другого человека.

– Все мы Ира видим перед собой то, что хотим видеть, а не то, что есть на самом деле. Если разобраться, ты ведь очень несчастный человек. Лучшие годы своей жизни, ты потратила на то, чтобы отомстить мне. В том, что Никита погиб никто не виноват, судьба так распорядилась. Но самое страшное, что из-за твоих амбиций, твоей ненависти, больше всех пострадала твоя дочь.

–Наша дочь – вдруг хрипло проговорила она.

–Ну да, наша. Я ведь никогда от неё не отказывался.

–Ты не понял, – глухо произнесла она, – это твоя дочь. Вика родилась семимесячной.

Постепенно до него стал доходить смысл её слов, и как ни странно, это не вызвало у него удивления. Наоборот, удивило, каким слепым все эти годы был он сам. Да, дочь всегда была очень похожа на Ирину, но у неё была та же форма рук как у него, она так же как он хмурилась, и так же склоняла немного голову к плечу, когда с кем-нибудь разговаривала.

–О Господи! – сквозь плотно сжатые зубы вырвался его полный боли стон. Он смотрел на Ирину, и не мог понять, как мог когда-то любить эту женщину. Хотел спросить, сказала ли она это Вике перед её отъездом, но не смог, почувствовав, какая страшная усталость овладевает им.

–Ну, ударь меня! – не выдержав его молчания, закричала Ирина Сергеевна. – Я ненавидела тебя тогда! Мне хотелось, чтобы ты почувствовал такую же боль, какая сжигала меня изнутри, когда погиб Никита! Но он продолжал молча смотреть перед собой, будто не слыша её слов.

–Ты так ненавидела меня, что перенесла ненависть на нашего ребёнка – наконец ответил он.

Ирина испугалась. Ещё никогда она не видела мужа таким. Ей показалось, что ещё секунда, и он убьёт её. Но ни злиться, ни кричать, ни возмущаться у него уже не было сил. Ивану Александровичу вдруг показалось, что земля уплывает у него из-под ног. Стало нечем дышать, а в груди разлилась такая сильная боль, что уже через мгновение он почувствовал себя полностью заполненным ею. Жена что-то говорила ему, но он уже ничего не слышал, видел только искаженное от страха лицо и беззвучно шевелящиеся губы.

Очнулся он в больничной палате. За окном было темно, и он не знал утро скоро или только начало ночи. Возле кровати, сидя на стуле, дремала молоденькая девушка. Ивану Александровичу очень хотелось в туалет, но чтобы встать, необходимо было сначала выпутаться из множества опутавших его проводов. Он попытался сделать это как можно тише, но видимо сон у спящей медсестры был очень чуткий, проснулась она, едва услышав, как он зашевелился.

– Ой, вы очнулись! Подождите минутку, не двигайтесь, вам нельзя. Я сейчас, только доктора позову. Она умчалась так быстро, что он не успел даже слово вставить. Когда она убежала, Иван Александрович попытался оценить своё самочувствие и вскоре с удовлетворением отметил, что кроме как на сильную слабость и довольно ощутимое головокружение ему вроде и пожаловаться больше не на что. Пользуясь, что он в палате один, и никто не может запретить ему встать, Шубин решил повторить попытку, но был остановлен вошедшим в палату врачом.

–Смотрите-ка, Леночка, пациент-то наш бежать надумал – обратился он к уже знакомой Шубину медсестре. Весело фыркнув, девушка опять вышла куда-то, а вошедший мужчина присел на стул возле его кровати.

–Ну, что же, Иван Александрович, давайте знакомиться. Меня зовут Всеволод Николаевич, я дежурю сегодня по отделению. До утра вы будите под моим присмотром, а завтра вами займётся ваш лечащий врач.

– Что со мной и где я? – спросил его Шубин.

– Вы в Кардиологическом центре, в палате интенсивной терапии. У вас был сильный сердечный приступ, но сейчас состояние стабильное. Тем не менее, вставать вам пока нельзя, от разговоров тоже лучше воздержаться, лежите спокойно, отдыхайте. Сейчас сестра уколет вам успокоительное, и вы уснёте.

В этот момент, в палату со шприцом в руке вернулась медсестра и, увидев, с каким страхом Шубин посмотрел на брызнувшее с кончика иголки лекарство, улыбнулся: – Ну что вы, разве можно так бояться уколов? У Леночки лёгкая рука, вы совсем ничего не почувствуете.

–Подождите минуточку, – смущённо сказал ему Иван Александрович, – понимаете, мне в туалет нужно, а я весь в проводах. Как мне встать? Всеволод Николаевич изумлённо посмотрел на него: – Вставать вам нельзя. Для таких случаев есть судно. Леночка сейчас поможет вам.

–Ни за что – услышал врач сердитый голос.

– Простите, не понял?

– Я не могу пользоваться судном при этой девушке.

Всеволод Николаевич внимательно посмотрел на него, чуть улыбнулся и спросил:

–А если судно вам подаст медбрат, вас это устроит?

–Устроит, только быстрей, пожалуйста – проворчал Шубин. Всеволод Александрович вышел из палаты, и Иван Александрович услышал, как он кому-то говорит в коридоре: – Ну, даёт мужик, с того света его вытащили, а он, видите ли, молоденькую сестричку стесняется!

Иван Александрович улыбнулся, если он ещё способен реагировать на молоденькую сестричку, значит не всё потеряно. В Кардиологическом центре Шубин пробыл месяц. Ирина Сергеевна не появилась ни разу, зато Ксюша с Никитой приходили почти каждый день. Никита так быстро освоился в новой для него обстановке, что Ксюше частенько приходилось искать его по всему этажу. Она находила его то в какой-нибудь палате, с карманами полными конфет, то в комнате отдыха медсестёр, где он сразу же стал всеобщим любимцем, то в ординаторской, где мальчик с серьёзным видом пытался мерить давление кому-нибудь из врачей. После больницы Шубин провёл месяц в санатории под Москвой. Многих отдыхающих он знал лично, с кем-то работал, с кем-то просто встречался, но общаться ни с кем не хотелось. В основном он спал, гулял по лесу или сидел с книгой на берегу озера. Силы постепенно востанавливались, и вскоре он почувствовал, как вместе с ними возвращается его привычная спокойная уверенность. Домой его привёз Саша. Охранник на входе сообщил, что Ирина Сергеевна уехала к родственникам, и отдал ключи от квартиры. Помедлив немного возле двери, он, наконец, открыл её и в нос ему тут же ударил тот неприятный запах, который появляется в квартире, если она долгое время была необитаема.

На столе его ждало письмо от жены и подписанные ею бумаги на развод. В письме было всего несколько строк:

Знаю, что после всего произошедшего, ты не захочешь меня видеть, поэтому оставляю тебе полностью готовые для развода документы. Я написала обо всём Вике. Она имеет право знать. Звонил Сергей Тимофеевич Казуля, дело закрыли. Но он ещё позвонит, где-то нужна твоя подпись. Ты обещал оставить квартиру мне, надеюсь, помнишь об этом. Прощай. Ирина.

Иван Александрович вошёл в комнату жены. Дверца платяного шкафа была приоткрыта и, открыв её шире, он увидел только сиротливо висящие пустые плечики для одежды. Отодвинув их в сторону, он открыл небольшой сейф, где она хранила свои драгоценности, и куда он сам, ещё до отъезда дочери положил обещанные ей деньги: сейф был пуст. Ну что же, подумал он, так всё и должно было закончится. Хорошо, что она взяла деньги. Теперь он полностью свободен. Комнату Ирины Сергеевны он закрыл на ключ, а затем вошёл в комнату дочери. Как ни странно, там не было того запаха запустения, который царил во всей квартире, и даже чуть уловимо пахло Викиными любимыми духами. На полке возле кровати, остались лежать мягкие игрушки. Когда Вика окончила школу, Ирина Сергеевна всё порывалась их выбросить, но он вступился и не позволил. Иван Александрович заметил, что среди игрушек не хватает старого зайца, того самого, что он подарил Вике, когда ей исполнилось, пять лет. Заяц был другом и поверенным всех тайн своей маленькой хозяйки, с ним она спала, ему жаловалась на свои детские неприятности и теперь, по всей видимости, забрала в свою новую, взрослую жизнь. Отчего-то, исчезновение именно этой игрушки больше всего расстроило его и, оглядев ещё раз Викину комнату, он как-то вдруг почувствовал, что прошлое, наконец, уступило место настоящему и что для него начинается совсем другая жизнь.

На следующий день, Сергей Тимофеевич Казуля сам позвонил и спросил о встрече. В свою очередь, Шубину и самому было интересно поговорить с ним, поэтому он согласился не раздумывая: – Валяйте приезжайте. Я завтра весь день дома.

На какое – то мгновение в трубке повисло молчание, и затем вновь раздался неуверенный голос Сергея Тимофеевича:

–Вы, правда, хорошо себя чувствуете? Если нет, я как-нибудь в другой раз.

– Нет, нет. Приезжайте. Поговорим.

Приехав, Казуля застал Шубина за приготовлением обеда. Иван Александрович мог, конечно, позвонить Ксюше и уж она то не оставила его голодным, но он намеренно не стал этого делать. Для того, чтобы заново привыкнуть к обычной жизни, ему требовалось время, поэтому он и хотел несколько дней побыть дома один, нужно было решить, как жить дальше, так как в результате кадровых перестановок в его Министерстве он в одночасье превратился в безработного. Нет, ему, конечно, предложили чисто номинальную должность, что-то вроде: директора-распорядителя-массовика-затейника, и хотя само название на самом деле звучало достаточно солидно, суть дела от этого не менялась. На размышление дали неделю, но он уже сейчас знал, что откажется, и теперь его мысли были заняты тем, как совместить свой опыт, знание рынка и наличие изрядной суммы денег с окружающей действительностью.

Отстранив неловко орудующего ножом Шубина, Сергей Тимофеевич снял пиджак, закатал рукава, и с такой сноровкой принялся чистить и резать овощи, что Иван Александрович только диву давался, как ловко у того всё получается. Наблюдая за ним, Шубин отметил, как свободно тот держится, и это его рассмешило. Это ведь он тогда из-за Ирины так смущался. Что ни говори, а головы дурить мужикам она умеет. И костюмчик новый, и рубашку, тоже, наверное, из-за неё одел, решил он. -Скажите, – вдруг обратился он к Сергею Тимофеевичу, – вас, наверное, в школе дразнили из-за вашей фамилии?

Сергей Тимофеевич казалось, совершенно не удивился вопросу, и серьёзно ответил:

– У меня дед белорусом был, так у них там половина села были Казули. А в школе меня никто не дразнил, лучше Казули, вряд ли какое прозвище можно выдумать, вот и звали просто по фамилии.

Кивнув в знак согласия, Шубин вышел и вскоре вернулся на кухню с бутылкой коньяка.

– И не говорите, что вы «при исполнении». Сегодня можно.

– Мне-то можно, – неожиданно легко согласился Казуля, – я с сегодняшнего дня в отпуске. А вот вам после больницы, врачи как, разрешают?

–Ну, думаю от одной рюмки, хуже не станет, а больше мне и не хочется. И повод, хоть и не очень приятный тоже, кстати, имеется, девушку то помянуть надо.

–Простите, не понял. Какую девушку?

–Как это какую? Вы ведь сами тогда искали по всей Москве белую «шкоду», сбившую возле больничного комплекса молодую девушку.

–Искал, не отрицаю. Но девушка-то жива. Правда, она в больнице ещё, но вроде уже выздоравливает, так что давайте лучше за здоровье её выпьем.

Такого поворота событий Шубин никак не ожидал, и теперь, продолжая разговор, думал лишь о двух вещах: о том, что более идиотскую ситуацию невозможно даже представить, и о том, говорить ли обо всём этом дочери.

– А как насчёт машины и взломанной двери? – машинально поинтересовался он у Сергея Тимофеевича.

– Машину, к сожалению, не нашли. Здесь тайна, покрытая мраком. Один сторож говорит, что видел, как ваша дочь ставила машину в гараж накануне, другой, что она уже больше месяца там не появлялась. В общем, полный бардак. А вот взломщиков обнаружили. Кстати, кроме вашего гаража, они ещё в других, пяти, побывали.

– Так кто же осмелился?