Под кожей – только я

Вдруг земля под ногами Тео содрогнулась. Ударной волной его отбросило на нагромождение ваз и ламп, которые под весом его тела с хрустом раскрошились. Впрочем, до этого уже никому не было дела. Все вокруг заволокло черным дымом и гарью, мимо Тео бежали перепуганные люди, закрывая руками окровавленные лица, прижимая к груди плачущих детей. В невообразимом гвалте он отчетливо разобрал лишь одно слово. Уйгуры.

– Эй, вставай живее, надо уходить, если не хочешь иметь проблем с полицией, – незнакомый парень протянул Тео руку, чтобы помочь подняться.

– Спасибо, – пробормотал он. – Это какое-то недоразумение.

– Иностранец? Как ты вообще оказался здесь, на рынке? Да еще и без охраны? Ну что, очухался малость? Надо спешить, полиция будет здесь через минуту.

Тео на автомате просканировал намерения паренька: прямая угроза его жизни не считывалась, и на том спасибо.

– Я – Шнырь, кстати, – сказал паренек, увлекая его за собой.

– Лукас, – Тео и сам не знал, почему решил представиться именем брата. Просто оно первым пришло на ум.

– А ты неплохо шпаришь по-местному. Ты как вообще оказался в Нуркенте? Здесь не слишком много чужаков.

– Я здесь проездом, с отцом. Он торговый представитель крупной компании из Бауэрна. И, пока идут переговоры, один из его деловых партнеров устроил для меня экскурсию по музею истории Нуркента, – на ходу сочиняя легенду, где переплелись правда и выдумка, Тео машинально провел рукой по саднящей щеке. На грязной ладони остались следы крови. То, что ему, находясь так близко к эпицентру взрыва, удалось отделаться лишь царапинами и ссадинами, теперь представлялось настоящим чудом.

– Ручаюсь, в этом музее не было ни одного стенда, где бы рассказывалось о голодных бунтах в бедных районах. Как и о людях, которые укладывали сияющие гектары железнодорожных рельсов, а теперь доживают свой век в жалких лачугах, за гроши разбирая груды мусора на городской свалке.

Паренек свернул в один из безликих проулков. В дорожной пыли рядом с дверью, выкрашенной облупившейся зеленой краской, дремала старая патлатая собака. При виде Шныря она прижала уши и суетливо застучала по земле хвостом, но не двинулась с места.

– Как ее зовут?

– Кого? – во взгляде Шныря сквозило недоумение, как если бы Тео спросил об имени камня на обочине дороги или фонаря.

– Собаку, разумеется.

– Никак, – пожал плечами Шнырь. – Собака, и все тут. Зачем еще какое-то имя?

– Да ты славная, – Тео присел на корточки и погладил широкий лоб собаки. Та покорно прикрыла веки и замерла, только хвост еще быстрее застучал. Где-то недалеко завыли полицейские сирены.

– Ну же, идем!

Рассеянные солнечные лучи, пробивающиеся сквозь треснувшее пыльное стекло, не столько освещали помещение, сколько обозначали тусклыми бликами причудливые вещи. Стеллажи вдоль стен были заставлены пузатыми разнокалиберными банками и бутылками, излучавшими мутное зеленоватое свечение. В них, как в илистой глубине заросшего ряской пруда, угадывались очертания странных чудищ: ощерившейся кривыми клыками змеи, хитинового панциря с бесчисленным множеством лап и клешней, уродливого скрюченного эмбриона с раздутой головой. В огромных ларях и плетеных коробах были свалены обломки пожелтевших костей, узловатых корневищ растений, змеиных выползков, медвежьих лап, сушеных тушек летучих мышей и жаб, а по стенам развешаны пучки трав и кореньев, названий которых Тео не знал. На стуле в углу дремал упитанный господин с облетевшим венчиком седых волос.

– Это мастер Ху, он тут вроде аптекаря. Многие из здешних верят в силу жизненных сущностей животных и растений: что настойка на скорпионе и притирка с перемолотой берцовой костью тигра даруют им бодрость духа, ясный ум и долголетие. Ну и мужскую силу, само собой.

Тео избегал слишком уж пристально вглядываться в содержимое склянок, опасаясь, что вид свернувшейся на дне змеи накрепко запечатлится в сознании и потом еще не раз явится во снах.

– Мастер Ху сдает не одну из задних комнат и не допекает с расспросами. Главное – чтобы я каждый вторник оставлял у его двери кувшинчик с байцзю. Сомневаюсь, что он и лицо-то мое вспомнит, – Шнырь хохотнул. – Иногда меня даже одолевают сомнения, жив ли старикан еще или уже откинулся и превратился в один из своих проспиртованных экспонатов.

Шнырь провел его в захламленную темную комнату, принес таз с теплой мутноватой водой и серое полотенце.

– Вот, держи.

Тео кое-как обтер лицо. Левая щека горела и пульсировала.

– Неслабо, конечно, тебя приложило, – участливо поцокал Шнырь. – Ну да ничего, заживет.

– А это что такое? – Тео кивнул на серебристую полусферу, которая выглядела совершенно инородным предметом в обшарпанной, замусоренной комнате.

– Что? А, это? Так это ж «Сон наяву». Ты что, ни разу не пробовал? – удивился Шнырь. – Сильная вещь. Многие из местных спускают на это весь заработок. Рискнешь? Первый раз – так уж и быть, задарма.

Тео нерешительно кивнул. Шнырь усмехнулся и запер дверь. Шлем, оказавшийся совсем невесомым, плотно охватил голову, вдавился в височные кости.

– Слишком давит.

– Так и должно быть, чтобы видеть сны наяву.

– Какие, например?

– Есть разные программки, – Шнырь вытащил из-под кровати старую обувную коробку, в которой россыпью хранились разноцветные пластины размером с ноготь. – Отпадная вечеринка, свидание с голливудскими звездами, райский остров, полет птицы, гарем падишаха… Но, честно говоря, я не любитель сфабрикованных локаций, даже если компьютерная графика не подкачала. Настоящие воспоминания экстремальщиков – вот где крышесносное погружение в фуллриал. Только здесь ты не только видишь и слышишь все в стерео, но и чувствуешь запахи, прикосновения: короче, все даже реальней, чем в жизни. Это, конечно, подороже, потому что зачетные новинки сложнее выудить из потока всякого шлака. Притом не всегда и угадаешь, что хорошо зайдет: есть те, кто готов выложить заработок за три дня, чтобы в сотый раз пересмотреть прогулку по дождливому осеннему парку, а кто-то залипает на поездке в токийском метро в утренний час пик.

– Это что, реальные воспоминания людей?

– Ну да, просто кто-то продал права на ретрансляцию, чтобы чуток подзаработать. Что тут такого? – пожал плечами Шнырь. – Нормальный бизнес. Не грязнее прочих. Ну так что, определился с выбором? Вообще-то тем, кто пробует впервые, я всегда предлагаю просто довериться потоку – шлем сам выловит что-то интересненькое и неожиданное. Закоулки собственного подсознания всегда увлекательнее чужих фантазий.

Перед лицом Тео медленно опустилась тончайшая линза из углеродного наноматериала. Ионное напыление придавало всему потусторонний синеватый оттенок. В динамиках зашуршало что-то вроде белого шума. Это поначалу тревожило и раздражало, но постепенно Тео стал улавливать путанный, сбивчивый ритм. Так или иначе, все это явно не тянуло на «нечто крышесносное». Тео недоуменно улыбнулся и хотел было сдернуть шлем, но покачнулся и едва устоял на ногах: голова закружилась, и все поплыло перед глазами, как будто он оказался в эпицентре восьмибалльного землетрясения. Шнырь придержал его и усадил на пол, заплеванный, засыпанный скомканными обертками и контейнерами от уличной еды. Тео с трудом подавил брезгливость и на мгновение прикрыл глаза.

А когда открыл, захламленная комната неуловимо изменилась. Как будто кто-то смягчил краски, сгладил очертания предметов, наполнив все теплым, переливчатым, нездешним светом, как на старом фотоснимке. Тео почувствовал острый укол в сердце. Нет, он вовсе не утратил ощущения реальности и все так же ясно осознавал, что находится в нелегальном виртусалоне в компании странноватого парня по прозвищу Шнырь. Но в то же время он снова стал ребенком, который видит красоту и гармонию мира даже в самых обыденных и невзрачных вещах. И, главное, мама была здесь, где-то совсем рядом. Он не видел ее, но твердо это знал. Как и то, что она никогда не покинет его. Вот ее теплая ладонь легко провела по его порядком отросшим вихрам, слегка взлохматив их. Он услышал, как она тихонько напевает. И тревога, напряжение, от которых каменели плечи, исчезли – впервые за много месяцев. По лицу Тео текли слезы, но он улыбался.

– Вот ведь торкнуло, – пробурчал Шнырь. – Ну все, сеанс окончен. Поигрался, и хватит. Тут не Диснейленд.

Он грубо стянул с головы Тео шлем, и все вокруг снова стало беспощадно тусклым, плоским, уродливым и раздражающе реальным. Тео почувствовал, как тошнота подбирается к самому горлу, и прикрыл рот ладонью.

– Эй, даже не вздумай, – мрачно предупредил Шнырь. – Сам затирать будешь.

– Что это, черт возьми, было? – спросил Тео, безуспешно пытаясь сфокусировать взгляд и подняться на ноги.

– Да не дергайся ты, посиди чуток, пока совсем не отпустит. Если по-умному, то это электронный галлюциноген. Контактные сенсоры улавливают волны мозга, а чип преобразует и их в визуальные образы. Многие из местных подсаживаются на этот морок, потому что это помогает хоть как-то мириться с окружающим адом. Спускают все деньги и подыхают с голоду. Но ты, я гляжу, паренек с головой, аккуратный. Захочешь еще разок нырнуть – адрес знаешь. Только уже не за спасибо, ясное дело. Ну давай, бывай. И не шляйся больше по рынку в одиночку, – Шнырь чуть ли не в спину вытолкал обескураженного и оглушенного Тео на улицу. Пройдя несколько кварталов, он вызвал такси.

Глава 3

Вся территория парка, в глубине которого были надежно укрыты от любопытных глаз несколько особняков клана Ли, была в осаде полицейских машин. Весь квартал гудел: люди в форме, чьи лица появлялись из темноты, подсвеченные сигнальными огнями машин, и снова исчезали, отрывисто переговариваясь по рациям. Тео протиснулся сквозь неровные зазоры между припаркованными машинами и подошел к воротам, которые охраняли несколько вооруженных автоматами человек. Он неуверенно назвал свое имя, стараясь не замечать направленное в его сторону черное дуло. Охранник молча кивнул, разрешая пройти.

В холле его ожидал один из бесчисленных секретарей Ли Чи, с мелкими, невыразительными чертами плоского лица и большими залысинами у лба. Вместо обычной суетливой услужливости в его движениях была заметна странная скованность, точно его окружала толща воды. «Кажется, Ли Бо? – Тео мысленно напрягся, чтобы припомнить его имя. – Да, точно, вроде бы так». С непринужденной улыбкой он дружески приветствовал секретаря, втайне рассчитывая расположить секретаря этим маленьким нарушением негласного этикета.

– Ли Хой, если не ошибаюсь, ваш младший брат? Не знаете, он уже вернулся? Дело в том, что мы прогуливались на Старом рынке, но разминулись в толпе, – беспечно бросил Тео, но увидев побледневшее лицо Ли Бо, с которого разом схлынули все краски, осекся. Ли Бо развернулся и, с легким поклоном пропустив Тео вперед, последовал за ним, так и не проронив ни слова.

Тео шел сквозь парадные залы особняка, и каждый следующий шаг давался ему все с большим трудом. Он чувствовал за правым плечом раскаленный добела комок неистовой, испепеляющей ненависти, который медленно плыл в воздухе, рассыпая искры, как шаровая молния. Но когда оборачивался, натыкался лишь на вышколенную улыбку Ли Бо.

В зале для приемов у стола с закусками, уже порядком разоренного, собралось несколько мужчин, которые ожесточенно спорили о чем-то, размахивая руками и все более распаляясь. Среди них Тео узнал доверенного советника мэра Нуркента – холеного, щурившего глаза в неизменной улыбке толстяка Ли Вера, а также начальника местной полиции с бульдожьим выражением лица. Немного поодаль, обхватив руками хрупкие плечи, стояла Ли Чи, задумчиво глядя в пространство. Заметив его, все разом обернулись и замолчали.

– Прошу прощения, господа. Мне необходимо переговорить с молодым господином Вагнером наедине. Это семейное дело. Кроме того, необходимо подготовиться к траурной церемонии. Сердечно благодарю вас за содействие. Клан помнит и бесконечно ценит друзей, которые оказываются рядом в трудную минуту. Мы обсудим дальнейшие действия завтра утром, в спокойной обстановке и на холодную голову.

Когда за последним посетителем закрылась дверь, Ли Чи, в лице которой не было ни кровинки, пересекла зал стремительным шагом и влепила Тео звонкую пощечину, от которой его голова едва не взорвалась.

– Ты… Ты… Пропадаешь неизвестно где и потом заявляешься как ни в чем не бывало, когда я уже подняла на уши весь город!