– Да и нравах тоже, чего уж там, – я с недоверием принюхалась к содержимому. Пахло удивительно: ягодами, немного персиком, даже чуть клубникой.
На мой изумлённый взгляд, Анжело высокомерно приподнял смольную бровь, иронично усмехаясь.
– Это Lacrima di Morro.
Похоже – ожидаемого воодушевления с моей стороны не последовало. Я отчаянно пыталась вспомнить хоть что-нибудь отдаленно касающееся познаний в благородных напитках, но в голову ничего путного не приходило.
– Достаточно известное вино, – он опустил чуть сконфуженный взор на бокал и снова недовольно встряхнул головой. – Хотел произвести на тебя впечатление.
– Прости, – я потупилась, ощущая, как загораются щеки.
В янтарном взоре мигом закопошились озорные искры жарких, итальянских страстей, а самонадеянная усмешка стала только шире.
– Люблю, когда синьорину есть чему научить.
Я взглянула на него с вызовом, желая осадить нахала, но должного эффекта это не произвело. Валлара продолжал ухмыляться, глядя прямо в глаза даже без тени смущения.
– Так просвети.
– Название сорта переводится, как слезы красавицы.
– Не говори, что итальянки плакали под кустами, чтобы урожай винограда был лучше, – искренне рассмеялась я, отпивая не слишком приятный на вкус, кисловатый напиток.
– Нет. Когда ягоды созревают, то на них выступает сок, будто плачут.
– Ах вот как. Ну что ж, не очень-то и по вкусу мне ваша нечеловеческая драгоценность, синьор Валлара.
Он продолжал пристально смотреть на меня, стараясь поймать взгляд. От цепких оков его алчного внимания становилось жарко, хотелось разомкнуть губы, прогнуть спину.
– Ты удивительное существо, малышка, – велюровый голос вновь стал чуточку хриплым.
– Почему?
– Не разбираешься в брендах одежды и марках вин, не принимаешь моих денег, хотя я готов потратить их на тебя. Мне казалось, эксперты должны быть совсем другими.
– Ты неверно судишь обо мне и моей работе, синьор Валлара. Древности хранят оттиск жизней своих прежних владельцев, их страхи, чаяния, разочарования и увлечения. Это неимоверно интересно, и не моя вина в том, что ты смотришь на мир под другим углом.
– Похоже, что ты права, малышка. Я совсем не умею общаться с тобой.
– Люблю мужчин, которых есть чему научить.
Он искренне расхохотался, взирая на меня, как на маленького ребенка, который хочет казаться взрослым.
– Итак: кислое вино, горелые лепешки. Чем ещё ты намерен меня покорять?
Неаполитанец высокомерно усмехнулся и потянул на себя корзину, попутно разъясняя ситуацию размеренным, лекционным тоном.
– Родина пиццы – Неаполь, Паолита. Здесь ее готовят именно так, запекая края до угля, а едят складывая вдвое.
Анжело ловко подцепил одну из лепёшек, свернул пополам и протянул мне. Я попыталась взять ее из длинных пальцев, но синьор легко выхватил сомнительное угощение, не позволяя этого сделать.
– Хочу кормить тебя с рук, – низкий голос вибрировал влечением.
– Это мне в пору мечтать о подобной милости… Хотя ты наверное сразу и руку откусишь – дракон Валлара, – рассмеялась я, стараясь перевести двусмысленный намек в менее откровенную плоскость.
– В другой раз, – настаивал неаполитанец, не отводя полыхающего взгляда.
Пришлось идти на уступки. Аккуратно передвинувшись к нему ближе, я откусила меленький кусочек неаппетитного угощения. Янтарный взор вспыхнул ярче, наполняясь горячими, страстными сполохами.
– Хорошая девочка, – промурчал он, подаваясь вперёд настолько, что едва не коснулся носом моей щеки.
– Не дурно, надо признать, но думаю, все же перейду к булочкам. Говоришь – это твое любимое блюдо?
Я поспешно отстранилась и пересела поближе к корзине.
– Все дети в восторге от сладкого, – Анжело безразлично пожал плечами и, взяв свой бокал, вернулся на прежнее место.
– А сейчас?
– Сейчас я равнодушен к еде. Хотя раньше даже готовил.
– Ты – и кухня?
– Трудно представить?
– О да! – голос слегка дрогнул, сознаваясь в смятении от собственной бестактности. – И что же увлекает синьора Валлара теперь?
– Ты, – спокойно и просто произнес неаполитанец, словно ничего необычного в этом не видел.
По спине стекла горячая дрожь. Губы разомкнулись и, заметив это, он самодовольно усмехнулся.
– Флиртуешь?
– Конечно. Не должен? – синьор приподнял бровь и отпил вино, внимательно изучая мое лицо.
– Твоя прямолинейность смущает меня, Анжело.
Тихий смешок сорвался с мягких, очерченных губ мужчины.
– Это мне говорит девица, называющая себя моей содержанкой и требующая у всей Вилла Эмануэлла по такому поводу уважения к себе.
Щеки вспыхнули. Я сцепила пальцы, стараясь смотреть в сторону.
– Рудольфо был бестактен, и мне пришлось осадить его. Он сам донес тебе?
Валлара довольно кивнул.
– Правильно, малышка. Пусть знает свое место.