– Так, я сейчас немедленно возвращу эту книгу её владельцу и заодно проведу с ним серьёзный и неприятный разговор! – решительно заявил Чернобродов.
Боевик потянулся своей могучей рукой к лежавшей на столике книге, но Георгий Константинович попытался ему возразить:
– Нет, оставьте! Я сам потом верну! Я ещё не дочитал!
– И речи быть не может об этом! – отрезал повышенным тоном Чернобродов. – Вы что, совсем хотите с ума сойти от этих болотовских книжек? Я с ним ещё поговорю, будьте уверены!
Ветеран забрал со стола книгу, а Безделов не набрался смелости снова ему перечить. После того, как Чернобродов удалился, Георгий Константинович повернулся лицом к Желтковой.
– Варварочка, позови, пожалуйста, Антонину Матвеевну, будь так добра.
– Конечно, голубчик, сию минуту! – ответила Желткова. – А, вот, кажется, она уже спешит сюда!
На пороге комнаты появилась Пастухова.
– Георгий Константинович, что с вами? Почему плакали? – захлопотала Антонина Матвеевна. – Вот видите, ненадолго вас оставила, как тут же какая-то печаль приключилась!
– Тоня, помнишь, ты говорила мне, что если я попрошу пригласить ко мне жрицу любви, ты сможешь это сделать? – обратился к своей ухажёрке Безделов. – Так вот, я прошу тебя сделать это прямо сейчас. Мне так грустно и одиноко! Так хочется кого-нибудь обнять!
– Конечно, могу, Георгий Константинович! Конечно, могу! – без малейших колебаний ответила Пастухова. – Ждите, скоро всё будет.
Антонина Матвеевна с Варварой вышли из номера Безделова.
* * *
«Совесть не является палкой о двух концах. Это вполне определенное, сформировавшееся в нас в течение столетий понимание того, что хорошо и что плохо. К несчастью, по многим причинам этот орган обычно покрыт своего рода коркой.
Вопрос. Кто способен разрушить эту корку?
Ответ. Только интенсивное страдание или удар пробивают эту корку, и тогда говорит совесть; но через некоторое время человек успокаивается, и орган снова закрывается. Для того чтобы он раскрылся, необходим сильный удар.
Например, у человека умирает мать, и в нем инстинктивно начинает говорить совесть. Любить свою мать, почитать ее, заботиться о ней – это долг каждого человека; но человек редко бывает хорошим сыном. Когда его мать умирает, он вспоминает, как плохо относился к ней, – и начинает страдать от угрызений совести. Но человек – большая свинья. Очень скоро он все забывает и опять живет по-старому».
Георгий Гурджиев. «Взгляды из реального мира» [6, с. 270].
VI
За несколько лет до описываемых событий
По нашей гостинице прошёл странный слух. Говорили, что один местный предприниматель собирается выкупить нашу гостиницу. Якобы он называл её «достоянием своей семьи». Некоторые из постояльцев из-за этого сильно забеспокоились, боясь потерять своё место жительства. Ещё я узнал, что он пытался выведать координаты какого-то конкретного жильца нашей гостиницы. Кто бы это мог быть?
* * *
Настоящее время
Сонин день мало чем отличался от предыдущих, но её это вполне устраивало. В который раз она проснулась в своей постели в объятиях Змееносцева, который, проснувшись сам, даровал ей временное удовлетворение, после чего на некоторое время оставил Сладкову одну. До позднего вечера девушка не планировала принимать клиентов с улицы – это время она хотела провести с Андреем. Однако всё сложилось несколько иначе: со срочной просьбой к ней обратилась Антонина Пастухова, с которой Соня была в очень хороших отношениях. Конечно, её значимость для Сладковой была несопоставима с той, которую имел в её жизни Андрей, но бескорыстные (как Соне всегда казалось) ухаживания за ней Антонины Матвеевна она тоже очень ценила. Лишь только Сладковой хотелось какого-нибудь вкусного лакомства – и Пастухова не заставляла себя долго ждать с угощениями, беря за это сущие копейки.
«Для нас самое главное, что все вы здесь, вместе с нами», – то и дело повторяла заботливая кормилица.
Пожалуй, именно благодаря этой заботе силикон Сони всё обильнее покрывался жиром.
Ввиду этих самых хороших отношений, когда Антонина Матвеевна попросила Соню о «квалифицированной помощи», последняя решила не отказывать. Тем более, что перед выходом на шестой этаж (туда её попросила подойти Пастухова) Сладкова долго и с упоением рассматривала фотографии Змееносцева, которыми уже длительное время были обклеены стены её номера. Каждый раз его вид будто бы благословлял её на очередной «профессиональный подвиг».
* * *
Соня поднялась по лестнице на шестой этаж и постучалась в номер Безделова.
– Войдите! – раздался голос из-за двери.
Соня вошла. Перед ней на одной из двух расположенных в комнате кроватей сидел очень полный пожилой мужчина, который поспешно одевал на своё обрюзгшее тело серую олимпийку. Старик тщетно пытался застегнуть молнию на своём шарообразном животе, но, отчаявшись это сделать, бросил затею, надел тапочки и встал с кровати. Он внимательно посмотрел на Соню.
Сколько времени они молча смотрели друг на друга, не упомнит теперь никто из них. Георгию Константиновичу, безусловно, доводилось за свою долгую жизнь смотреть порно. Да чего греха таить, он периодически занимался этим и в своём номере, только фильмы этого жанра ему приносила не Антонина Матвеевна, а Змееносцев. Андрей периодически водил в номер к старику и куртизанок, когда Безделов его об этом просил. Иногда, правда, пожилой постоялец передавал свои просьбы через Пастухову, как было и в этот раз. Впрочем, озабоченным Георгий Константинович явно не был. С его плохой координацией, одышкой и вообще с постепенно увядающими половыми функциями чаще раза в месяц он проституток в свой номер не звал. Однако десять минут назад он пожаловался Антонине Матвеевне на грусть и одиночество, и вот теперь перед ним во всей своей «красе» стояла Соня.
Так вот к слову о порно. Георгий Константинович ещё не видел Сладкову после организованного ей Эдуардом Привязчиковым преображения и теперь был, мягко говоря, удивлён. Видеть подобных секс-бомб на экране ноутбука было для него привычным делом, но созерцать подобную «красоту» в метре от себя – это совсем другие впечатления. Безделову было и удивительно, и приятно, и страшновато одновременно. И от растерянности он не знал, как начать разговор.
Соня долго молчала по другой причине. Да, в самом начале её работы проституткой, ещё до отбора «избранной когорты», ей доводилось оказывать услуги пожилым мужчинам с крайне непривлекательной внешностью. Когда её голод в очередной раз хватал её за горло, она «проглатывала» и не такое. Но вскоре она приняла решение оставить только тех, на кого ей было приятно, в том числе, и просто смотреть. Половая одержимость в её случае не означала полного отсутствия вкуса в мужчинах, к тому же ей действительно было из кого выбирать. Уже потом в жизни Сладковой появился Змееносцев, который, мало того, что мог удовлетворять её, казалось, безграничные потребности, так ещё и до небес поднял планку по части физической привлекательности мужчины. А тут перед Сладковой стоял толстяк Безделов.
И пусть десятки мужчин с тех пор побывали в её постели, пусть сам Андрей Змееносцев то раздувал, то усмирял бушевавшие в ней страсти – Соня всё равно не могла забыть тот вечер, когда она с болью в сердце задумалась о своей жизни. То одновременное выражение тоски, растерянности и тревоги, которое она тогда наблюдала в зеркале в отражении своих глаз, теперь она видела в глазах робко глядящего на неё старика. На секунду Соня и вовсе позабыла, для чего она здесь.
– Соня – так ведь тебя зовут? – после долгого молчания заговорил Георгий Константинович.
– Да, я – Соня. А вы – Георгий Константинович? – стараясь не показывать своих эмоций, с видимым равнодушием ответила Сладкова.
– Сонечка, если что-то не так… Если тебе не хочется… – забормотал Безделов.
– Прекратите! – оборвала его девушка. – В душ сходили уже?
– Да вот, как раз собирался.
– Давайте, идите, я жду вас.
– Да, да! – тихо возликовал старик и отправился в душ.
Когда Безделов вернулся, полностью обнажённая Соня ждала его, сидя на краю кровати.
– Ложитесь. Я всё сделаю сама.
Георгий Константинович отдал Соне материальное вознаграждение и лёг спиною на кровать.
Несмотря на одышку, болевшие суставы и слабое мужское здоровье, у Георгия Константиновича с Соней «всё получилось». Впрочем, в прямом и переносном смысле «на высоте» была она, а он просто лежал на спине и получал удовольствие, изредка дотрагиваясь до «пластмассовых игрушек». В конце он заметно устал, но, судя по лицу, заметно повеселел.
А вот Соня чувствовала себя иначе. Физической усталости она никакой не испытывала (и не через такое проходила), но психологически ощущала себя странно. Никакого удовлетворения она не получила – доставлять его было уделом одного только Змееносцева и никого больше. Странность для неё заключалась в другом. Обычно, когда она отдавалась мужчинам, а в особенности Андрею, на её сознание словно опускалась некая пелена, когда всё вокруг меркло и оставалось лишь неистовое животное желание, постоянно подпитываемое буйными грёзами. Когда же Сладкова была с Безделовым, то не было ни удовольствия, ни грёз. И вообще её половая одержимость вдруг на время куда-то ушла, и Соня, словно протрезвев, стала обращать внимание на вещи, которых раньше не замечала вовсе. Например, сидя на Безделове во время самого процесса, глядя сверху на его довольное, с закрытыми глазами, лицо, она вдруг начала чувствовать по отношению к нему какое-то подобие жалости.
«До чего же ты запустил себя, дружочек… – с каким-то нежным, но в то же время горьким чувством подумала Соня. – Вряд ли кто-то согласится подарить тебе ласку от чистого сердца – настолько ты отталкиваешь всем своим видом. Когда же ты стал таким? Кто убил в тебе веру, что ты можешь быть лучше? Когда ты уверился в собственном ничтожестве и бессилии?»
Подумав об этом, Соня сама удивилась ходу своих мыслей. Она уже давно не рассуждала о чувствах, давно никому не сочувствовала, давно не пыталась поставить себя на место другого. Вместо этого лишь секс, потом мысли о сексе, потом снова секс… Да, временами Андрей, ублажив её, ненадолго снимал эту застилающую сознание пелену, и Соня думала о чем-то другом. Но продолжалось это обычно недолго, ведь вскоре, пуская в ход свой колдовской шарм, Змееносцев снова помещал Соню в замкнутый круг безудержной страсти. И вновь Сладкова оставалась слепа ко всему, исключая предмет своего вожделения. И вот сегодня, оставшись наедине с этим физически неприятным ей толстяком, она смогла думать не о сексе (вот парадокс!), а о чувствах и человеческой судьбе.
После того, как всё закончилось и участники действа по очереди посетили душ, некоторое время они, укутавшись в полотенца, сидели рядышком на кровати. Им обоим хотелось поговорить, но они оба не знали, о чём. К тому же Соня, вспоминая растерянные и слегка печальные глазах Безделова, которыми он смотрел на неё, как только она вошла в его номер, боялась нечаянно задеть его в разговоре. Спустя некоторое время старик обратился к ней сам: