– Это не мне надо, товарищ капитан. Это для гостей надо. Ведь я не прошу себе продлённое увольнение, товарищ капитан.
– Всё равно.
И вот, наконец, четвёртого декабря состоялся заветный разговор. Именно в этот день при снежном буране три раза сверкнула молния и прогрохотал гром. Зимой я такого не наблюдал. Привожу дословно наш разговор:
– Товарищ майор, ко мне приедет жена.
– Когда?
– Скоро. На сколько меня отпустят? Она будет дней десять.
– Ну, на десять дней мы тебя не отпустим,
– Знаю.
Майор: – Ты её устрой, подготовь место, где можно встретиться.
– Я думаю, в гостинице.
– В гостинице дорого.
– Ну и что же?
– Зачем в гостинице?
– А где ещё?
– Есть одна особа.
– Можно, на худой конец.
– Зачем на «худой»?..
И он позвонил, разыскал эту особу и договорился.
…Удача улыбнулась мне. Накануне приезда жены пришло извещение о переводе на сумму 500 рублей из экспедиции, где я работал до армии. Это была премия за месторождение подземных вод, в разработке которого я принимал участие. Даже странно, каким образом у геологов оказался адрес моей воинской части. Но факт есть факт. Я заказал номер в гостинице. И вот иду к поезду для встречи своей любимой. Сегодня 23 декабря. Ровно неделя до Нового года.
Майор, мой непосредственный штабной шеф, сказал: «Пусть твоя жена живёт, сколько хочет в гостинице, если ты решил поселить её там. Ты будешь на ночь ходить к ней». Но кроме шефа есть ещё старшина, есть другие командиры, и есть ещё солдаты, у которых сейчас «карантин». Никому нет увольнения. Не положено. Перед ними-то мне и было неловко, стыдно. Может, не было бы стыдно, если бы к другому солдату не приехала жена. Ведь его-то отпустили всего на трое суток, положенных в таких случаях.
Но, как я упоминал выше, судьба улыбнулась мне. И вот я иду по улице, вначале широкой, а потом зауженной: с одной стороны парком, а с другой – временной загородкой под «ярмарку». Времени до прихода поезда ещё много. На западе, хотя и было темно, но почему-то ещё светлело сквозь воздушный серовато-сизый мрак оранжево-сиреневое закатное явление. Кругом стояли дома с уже кое-где освещёнными окнами. Но мысли мои почему-то были в степи, где после захода солнца вот также становится одиноко и даже страшновато. «Один в степи», – именно такие ассоциации навевают на меня сумерки. Наверное, потому что именно там, находясь в одиночестве, я когда-то смог наиболее ярко прочувствовать и осознать состояние послезакатного момента в природе. Хотя сейчас я уж никак не одинок. Вокруг меня город. И я иду на встречу поезда, в котором прибывает любимая жена. Но почему-то, опять же вопреки всему, вспомнилась первая школьная любовь, которая проявлялась под звуки «Брызг шампанского», слетавших с пластинки, которую мы крутили при встречах у неё дома и страстно целовались… и только. На то она и школьная любовь. Вот ведь какая неуправляемая человеческая мысль. Она появляется неожиданно и совершенно не поддаётся логике. Иду встречать жену, а вспоминаю «цыганочку» – свою школьную пассию, которая влепила мне однажды пощечину, и я шёл домой, от обиды рыдая так, как никогда уже потом не рыдал в своей жизни из-за женщины.
…Я встретил её, жену мою, схватил прямо с подножки поезда на руки и понёс. Она показалась мне лёгкой, хотя была в зимнем пальто. Я опускал её с рук только для того, чтобы ещё и ещё раз взглянуть в глаза и расцеловать. И снова нёс по тёмной привокзальной улице в направлении гостиницы. Наконец-то она была рядом со мной – любимая, родная, единственная. «Я так много о тебе думал, милая, что даже не верю, что мы вместе», – говорил я. «Но теперь я перед тобой», – отвечала она. Мы шли и целовались.
…Потом, когда мы оставались в своём номере одни, то говорили друг другу такие глупости, которые свойственны только влюблённым, и если бы их услышал кто посторонний, удивился бы – настолько они бывают никчемны и бессодержательны. Таков язык любви, соловьиная песня.
– Знаешь, – как-то сказал я, – не могу отойти от вынужденного паралича.
– О чём ты, милый? – удивилась она.
– О том, – рассмеялся я, – что за время нашей разлуки разучился даже целоваться с девушками.
– Ничего. Мы исправим этот «недуг», – успокоила она меня.
– Родная моя, ты такая сладкая. Ну, прямо возьму, да и съем тебя.
– Всю не съешь.
– Это почему?
– Потому что любишь.
– А за что ты любишь меня? – спросил я.
– Не знаю. Разве можно на это ответить? Просто я люблю тебя всякого, вот и всё, – был её ответ.
– А я люблю тебя за то, что ты постоянно меня побуждаешь к совершенству. Заставляешь работать над собой, расти духовно и быть лучше.
– Ты очень изменился за этот год.
– Да, я это чувствую сам.
– Сейчас ты мне нравишься больше. Ты стал серьёзней.
– Что ж, женщины любят серьёзных мужчин.
– Ты стал собранней.
– Да, – согласился я.
– И как мужчина ты изменился.
– Я старался тебе нравиться.
– Знай, ты мне всегда люб.
– Я работал над собой, чтобы всегда тебе нравиться.
– Но ты и ещё изменился.
– Как это?
– Когда мы среди людей, ты ведёшь себя скованно. Вот вчера, например, в ресторане. Раньше ты был не таким.
– Это плохо?
– Ты словно боишься людей.
– Это заметно?