Оценить:
 Рейтинг: 0

Дневник школьника 56—57 года

Год написания книги
2020
<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
5 из 6
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

13 июня. В школе парты красил, полы мыл, таскал доски и т.п., поцапался с историней [Александра Николаевна Тимофеева, молодая, стройная, невысокая, второй, кажется всего год в школе, недурная бы даже лицом хорошего овала и с нежной кожей, если бы его не портил несколько навислый носик, да некоторая пучеглазость. Как и у братца ее Валентина, стройного щуплого паренька нашего возраста, но лучшего в школе бегуна. Да, они приехали года за два [до 1956], а лет ей было 28. Основная, как оказалось, моя гонительница в 10 классе, и теперь понятно почему, в конце 10-го недоумевал, так как не перечитывал сей дневник], она в амбицию вломилась и не пустила девочек из 8-а в райком. Никогда такого не бывало, чтобы учителя ставили мне палки в колеса комсомольской работы! [Я забыл тогда, ту «поцапку», много подобных было, а она, понятно, не забыла]

Видел сегодня девочек из 10-а класса, но без нее [без Ольги Шапоткиной]

14 июня. Проснулся еще в 3 часа, это слишком рано, снова лег и час проспал, встал в 5.20. За 4 часа пробежал наперед чуть не половину математики за 10 кл., все понятно. Потом в райком с Засориным. Затем в санветпункте нас проинструктировали, как проверять исполнение решения райисполкома о борьбе за сангигиену. Дали удостоверения уполномоченных. Завтра мне нужно отрядить туда еще 10—15 комсомольцев-добровольцев.

Пол затем красили в школе, это уж конец, наконец, ремонта

К 17 пошел в лакобанку [на месте нынешнего дворца спорта радиозавода стучала автоматическими станками, когда проходишь мимо], хотел поработать на погрузке, однако работы не было, но завтра, сказали, много, с 17 аж до утра. Почти все ребята наши походники, Засорин и я бригадирами, за день стали мы с ним и уполномоченными и бригадирами

15 июня. Утром разжевал тригонометрию за 10 класс, кроме симметрий высшего порядка, ходил в школу, двинул с директором все что нужно по отправке 250 старшеклассников в колхозы

С 17 и до 8 утра грузили ящики с баночкой, подавали хорошо и выработка, как будто, неплохая. Утром к 10-ти мне опять нужно было в школу по отправке в колхозы, с 12 до 14 спал, а затем сонный ездил в Дом пионеров на встречу с Ефр. Гавр.. Встретила нас Мария Ивановна, директор ДП, вскоре пришел и Ляшок, предложил идти аж до Хабаровска, причем самой тайгой, через верховья Уссури и Имана, с заходом на высшую точку Приморья г. Облачную и ещё вершины на 3! К моему удивлению М.И. сразу согласилась, дает 3000 рублей, рюкзаки, палатки, посуду.

Под конец пришла Ант. Ив., поделилась со мной своим огорчением, сын её получил годовую «четверку» за поведение, хотя по предметам лучший из всех 9-х классов. Пишу уже в ночь на 16-е. Ночь не спал, в 20 мы снова заступили на работу до 7-ми, когда начался дождь. Сначала, как и вчера, шли легкие ящики с баночкой, а последние часа полтора пошли тяжеленные с крышечкой, килограмм под 40, на них и вымотались мы как следует

17 июня. В половине 8-го пришел домой и сразу залег спать за обе ночи – аж до 17-ти! Затем на свежую голову взялся за бином Ньютона, ничего страшного, меньше чем за час разжевал, суть только понять и все просто

18 июня. С утра повторил еще бином и соединения, бегло уже прочел остальные три главы, элементарка по алгебре и геометрии закончена, остаются только тригонометрические уравнения и аркфункции

Днем приготовили 80 повесток в колхоз, до 16. В 13 уже приходили туристы, поговорили насчет снаряжения и обязанностей в походе.

После 17 ходил с Гопонюком стрелять из двустволки, которую нам дает его отец. Завтра начну писать характеристики десятиклассникам [комсомольцам, а это почти все, около сотни]. Ох, много их, и надо чтоб не под одну гребенку

21 июня. Из библиотеки зашел в ДП, сразу же за мной Ефрем Г., Марья Ивановна накинула нам еще тысячу, с школьными уже больше пяти, пошли за тем же – побираться – в Краевую детскую турстанцию (ДЭТС) Она возле 13 школы, вверх от вокзала на сопке, рядом впритык через узкий щебнистый проулок, внизу близок залив. Пришли туда и почему-то Ефрем осторожно так, что мы от 27 школы, а не от ДП, …а о маршруте ничего. Обещали, однако, помочь, Е.Г. надеется содрать с них тысчонки две

На обратном пути снова зашел в школу, имел там долгий разговор о том и о сем с Ал-ой Павл-ой. По пути зашел на лакобанку, вручил отношение директору на изготовление жестяных ведер, он молча написал: «Изготовить». Вечером ездил в рыбпорт, поговорил с ребятами [взрослыми – хотел бы знать сейчас о чем, видимо, по райкомовскому поручению, и еще больше, о чем могла долго говорить со мной директриса школы]

20-го, сходив в школу, засел за характеристики, за 6 часов кряду накатал для 10-а и 10—6. Читал немного из «Молодой гвардии»

Сегодня, написав еще 15 характеристик для 10-в, отнес двум первым [классам]. В кабинете директора было полно учителей; когда все разошлись по классам, поставил на характеристики школьную печать и пошел раздавать

Сразу же был осажден ребятами, вроде бы довольны, но пеняли на плохой почерк. Кто ко мне поближе [жаловались], конечно, из 10-а Света Билько*, она всегда прямо говорит. Осталось еще 12 характеристик и гуляй.

*Она в сент. 54-го предложила на общешкольном комс. собрании меня в комитет – тем самым решив мою судьбу

Юрий же оказался менее удачлив, столяр в отпуске, поэтому отказался делать ручки к топорам, придется мне, я уж делал. [Одна из них потом так восхитила удэгейца, встретившегося на Имане, что попросил обменяться топорами и в придачу много свежей рыбы. Теперь давно такие фигурные и вычурные не делаю, просто подходящую ровную заготовку из крепкого дерева подходящей толщины прогоняю через обух до комелька, много быстрее и никогда не соскочит]

22 июня. Дописал характеристики, отнес, отдал комсоргам. Имел с директором Ал-ой Павл-ой длинный разговор о том и о сем, о чем писать не стоит* [сейчас бы прочесть!*Было время, очевидно, у ней, – а выспрашивала, наверное, чтобы понять, как это я в 8-м классе – какими свойствами характера! – в двухтысячной школе создал энтузиазм…]

Уколы от энцефалита сегодня не делали, наш врач отсутствовала, санэпидстанция дает вакцину. Спросил у А.П., кто представлен к медали в этом году, сказала, что Ермаченко Вера и чтобы я сам непременно «тянул» на медаль, если не на золотую, то на серебряную. На золотую мне ни за что аккуратности и прилежания, главное, угождения не хватит

Чувствую, изрядно охладел к О.Ш. [Ольге Шапоткиной]. Видно, ощущение реальности возросло. Довольно раздерганную жизнь сейчас веду. Между прочим, думал, что математика 10 кл. трудна, а одолел между делом за 4 дня, часа по два в каждом. И какое-то даже пренебрежение чувствую к ней, вроде как к шахматам, из-за простоты

И что же мне делать после этого в школе битый год еще?!

23 июня. В 14 переехал бухту, поднялся к ДП. Там ждали уже нас фотограф ТАСС и корреспондент. Поговорили с нами, расспросили. Корреспондент – молодой, лет 26—30, человек, курчавый, волосы назад, лицо треугольное, большой лоб, смотрит через круглые очки пытливо, говорит четко, негромко. Фотограф уже пожилой, худой, с маленькой головой. Пришел он в фетровой зеленой шляпе, подняв воротник плаща. Он раскланялся с нами, приподняв шляпу, чем рассмешил ребят. Сделал снимков с 5.

Возник сегодня ряд вопросов, но нет времени записать. И желания, главное

24 июня. С 5.30 прочитал текст по английскому, в половине 7-го подался за хлебом. В рыбкоопе [Диомид] очередища была человек с 200! Пришлось переезжать на Мальцевскую [на ту сторону!], вернулся к 10-ти, итого больше 3-х часов! Переправившись на катере назад на Чуркин, встретил Ермаченко Веру и Шапоткину Олю. Поздоровались, разошлись. Как будто ничего не было. Хорошие мы с ней конспираторы

Вечером вчера часов в 9, выходя из оврага к дороге, увидел впереди девушку в красном платье. Уже темнело, потому что Ольгу никогда не видел в красном, узнал лишь догнав ее. Она улыбнулась мне, я ей – и по инерции устремился дальше, спросив лишь: «Не замерзла?» – и не услышал ответ, был уже далеко. Нет, чтобы остановиться, подождать! [Такое неумение использовать момент именно в отношении женского пола преследовало меня потом всю жизнь, за исключением, последних лет, когда возможности почти исчезли. Потому, конечно, что эта тема всю молодость, да и всю жизнь, как оказывается, не была для меня на первом плане]. Утешил себя тем, что зайду на обратном пути и возьму у ней тетради за 10 кл. по математике, которые она пообещала отдать мне еще 21-го, но в ее окне в сумерки не было света.

Позавчера тоже не мог – она готовилась к выпускному балу, было не до меня, тайного ее поклонника. И вчера не зашел, поразмыслив – вспомнил, что она ведь всю ночь не спала, да и стемнело, неприлично стучать к девушке, да и вообще надо стараться всё делать при свете дня. Но сегодня пресек все колебания. На кухне у них, за которой её комната, был свет, но не было никого из малышей, чтобы позвать её. [У неё был, помню, брат старше ее, никак не малыш, стало быть еще не меньше двух, т.е. не меньше четырех детей, как и у нас, и она, похоже, старшая, как и я], на стук никто не выходил. Я оказался в глупом положении: никто не выходит, а отступить в третий уж раз было не в моих правилах. Калитка или, вернее, воротца открывались наружу, я поднялся по трем каменным ступеням па крыльцо, на которое попадаешь сразу с улицы. [Широкой тропы у ручья Дом Шапоткиных был не меньше нашего, но, помнится, «засыпуха», небольшой огород теснился на узкой полоске между ручьем и скальным выходом, останцем, выше их огородика на косогоре; совсем рядом со скальными выходами было плоское возвышение, на котором какие-то загороженные склады. Мощные бульдозеры потом сокрушили скальные останцы, теперь там многоэтажки, но домик, возможно и уцелел до сих пор, только еще круче стал косогор, по которому взбегал их огород. На мать Ольга не походила, та была некрасива и как будто даже кривонога, отец был тоже темный шатен, худой какой-то, сутулый. Узколицы оба ее родителя, темнолицы, с острыми подбородками, не взглянут даже, когда идешь мимо, затурканные какие-то. Ольга же была почти блондинка, синеглазая белоруска, с идеально правильными чертами лицо, с белой, даже розоватой кожей, очень соразмерного роста и сложения. Она была легка характером, в меру весела, осторожна, ее оба года моего секретарства выбирали в учком, училась средне, говорить мне с ней было затруднительно, совершенно не находилось, кроме погоды, каких-либо общих тем.] Входная дверь в дом была далеко – за крыльцом довольно длинная веранда, постучал еще раза три. Никто не вышел. Постучал громче и прошел ближе к двери, постучал и там. Через окна в сенях видна была переборка, делившая дом пополам, а эти половины еще на неравные части, прихожую, с ней дверь прямо в комнату Ольги, с окнами на ручей, и вправо на кухню, к склону, дальше от ручья, откуда, видимо, была дверь в спальню родителей. Потом в коридоре стало светлее, и я увидел её через наружные и внутренние рамы сеней в том же красном платье, что и вчера. Она же не могла меня видеть, с моей стороны были уже плотные сумерки, подать голос не догадался, она и вернулась назад в кухню. Тогда я снова постучал еще раза три почаще и погромче, и она вышла, улыбаясь.

– Ну и долго к тебе достукиваться!

– А я услышала, вышла, но не увидела. Ты за тетрадами? А я не могу их отдать, брат попросил за 9 и 10-й в тот же день.

Говорила она легко, свободно и без малейшего смущения, ну и понятно – родственникам, прежде всего. И хотя такого оборота я не ожидал, но быстро сообразил, как еще уцепиться:

– Мне, собственно, не сами тетради нужны, мне не нужны решения задач, а лишь номера их. Я теорию на днях разобрал, надо закрепить задачками, не весь же задачник Ларина решать.

– У меня мало этих номеров, у меня в тетрадях такой беспорядок.

– Ну ладно, извини, не беспокойся, спрошу еще у кого-нибудь, просто ты ближе всех живешь.

– Я спрошу у Вали, может она даст.

– Да ладно, не беспокойся, черт с ними, с этими задачками, не так-то мне они нужны.

Она тоже это понимала, улыбалась, мне же было не до улыбок.

– Значит все, – сказал я.

– Все, – ответила она -До свид. -До свид., Юра

А что, собственно, «все»?

Для меня эго был конец надежд, а для нее просто разговора. [Хотя она не могла не догадываться о моем неравнодушии в школе к ней, вряд ли могла представить глубину обуявших меня чувств и их силу. Ведь к ней, как самой симпатичной, неравнодушен был не один я, и постарше поклонники уже были, и не один, а она, похоже, ни к кому не испытывала особых чувств – даже и за всю жизнь, как это нередко бывает с красавицами. Во всяком случае, ее последующий (после завода, вуза) избранник не блистал ни красотой, ни статью – краснолицый, кажется, и с ранним брюшком, зато был наверняка покладист и обеспечивал. Она просто выбрала наилучший вариант, или уж больно настойчив оказался. Этот прагматизм я увидел в ней уже через год после первой встречи в колхозе летом 54 года, и вполне в конце [своего] 8-го класса, стало быть, уже год чувствовал, что лелею необоснованные надежды.

Уже тогда понимал ясно все природное неравенство 17-летней девушки с ее ровесниками, а я двумя-тремя месяцами даже был моложе – ей вот-вот выполнять природное предназначение, а какой я помощник и обеспечиватель? И смутно хотя, ощущал уже я, свою непрактичность, в помощники в этом хотя и необходимом, – но по мне слишком банальном.

А для меня было еще далеко не «все», всю остроту неразделенного чувства мне пришлось ощутить сразу же. А в тот вечер я немедленно засел за самые первые свои мемуары, поняв, что только так смогу овладеть собой. Привожу их без всякой правки, разве если бы внес ее сразу и тогда.]

[Первая попытка воспоминаний в 1956-го года мае]

Как всё это начиналось? В 1954 году попал в колхоз. Случайно, просто зашел в школу, а там полно старшеклассников – завтра их отправляют в колхоз. Тогда я сообразил быстро и записался, хотя старшеклассником не был, только закончил 7-й класс Но был даже крупнее многих закончивших 8-й, [да и разница с некоторыми была всего 1—2 месяца, брали в 1-й класс если не хватало не больше полумесяца, а мне почти полтора. Этот пустяк, случайность рождения 12 октября, оказался судьбоносным, как и тогдашняя поездка в колхоз, которой прошедшим летом было ровно полвека] …В колхозе я впервые в настоящем коллективе оказался …Я был тогда наивен, прост, самолюбив, хвастлив немного. Не столько хвастлив, сколько хотел поделиться имевшимся у меня, на мой тогдашний взгляд, хорошим, дать пример. Поэтому я говорил девочкам из 9-а класса [в следующем уч. году], державшимся своей стайкой и какая-то из них пригласила меня на первую же прогулку в «село», школа была на краю [ближе к полям Приханкайской полосы с востока, село Чкаловское], – как много читаю (они, правда, сами расспрашивали), как быстро хожу – тоже в ответ на вопрос, гуляю ли, я и говорю, что стараюсь обогнать и обгоняю всех, или, забежав вперед, извинялся, что, дескать, ваш темп не для меня

…Прогулки эти – неделе следовали вечером у костра сидения и пению-слушанью песен, – меня, младшего из всех, -одна из двух будущих десятиклассниц, Ольга Макарова, -избрала для тех посиделок …что и тогда мне было лестно …но вспоминается с тоской и нежностью …и недостаток, который она наверняка не замечала, легко устранимый – меркнет: – из-под мышек показывались пучочки светло-рыжеватых волос, это меня тогда как-то даже отталкнуло …но запомнилось. Ген такой разборчивости несу, да и не один, видимо, по этой-то линии и произошёл, видимо, отбор]

Повезло мне в колхозе и с руководителем, Григорием Петровичем Рыбалко, инструктором райкома партии (а райком тогда был ого-го-го). Школьников тогда отправляли в колхозы впервые и не доверили руководство отрядом просто учителю. [Как же поразительно было всего лишь через год на его месте оказаться мне, только лишь после 8-го класса! Трудненько после такого аванса честолюбию заставить себя подчиняться, да вряд ли возможно, как показала последующая жизнь. Многое в жизни определяется опытом ранней юности в общественном поведении, как и младенчества в индивидуальном]. Григорий Петрович Рыбалко совсем был прост, на одной ноге с нами, особенно со мной: в прошлом армейский капитан [но разительно отличался мягкостью обращения от отца, в армии лишь лейтенанта], не раз мне говорил, что очень доволен отправкой с нами в колхоз, зарплата в райкоме идет и командировочные, к тому же и питается с нами. А кормили нас отменно: всегда молоко, сметана, творог и мясо-рыба каждый день. [То ж еще 1954 год шёл! Сталинский дух ещё держался, за воровство тогда отсылали, куда и Макар телят не гонял. Уже через год, в мое руководство колхозным отрядом этот дух держался, а ещё через четыре, когда я прошёлся по многим сёлам – совсем не то уже было, стремительно выветривался этот бодрый дух, что я ощутил на самом себе ещё в «нежном возрасте». Но опережаю дневник.]

Из ребят в отряде мне знаком был лишь председатель совета пионерской дружины комсомолец Шевченко Юра, он классом старше шел или даже двумя, хорошо рисовал стенгазеты, кучерявый смуглый красивый рослый брюнет. Но не к нему почему-то благоволил Григорий Петрович, а ко мне. И вскоре я услышал от Юры, моего тезки (наши постели на полу в ребячьем классе были близко) негромкий мат, созвучный с моей фамилией. Я проглотил, конечно, боевое моё лето 53-го отошло год назад, но глянул так, что больше от него (а он и сказал мат тихо, – чувствовал, видимо, что если бы сказал громче, то я мог врезать кулаком по его холёной барской морде – кстати, по случаю он матерился, не часто), – больше от него ничего подобного не слышал, и вообще он к концу стал как-то стушевываться, а потом, когда начались занятия и я вдруг возвысился, и совсем сник. [Его манеру говорить, подшучивать, иронизировать я усёк вскоре в секретарях горкома комсомола, особенно втором, Дульцеве – то были самые первые признаки разложения комсомольской элиты, в которой по прошествии времени после чистки 30-х годов всплывали люди по природе грубые, гедонисты и циники. Они как-то сразу, опережая, улавливали опасное для них несходство и старались подавить заранее подрастающего, но пока мне предстояло резкое всплытие. Повторяю, год шел еще только 54-й]

Из девочек я знал только Свету Билько, тоже из совета дружины, в основном были тоже восьмиклассники, окончившие то есть 8 класс; две будущие десятиклассницы, Валя Безручко [ах да, её-то я тоже знал, ещё бы: она была «комсомольская богиня»], секретарь комитета комсомола школы, но явно слишком простая и скромная для такой высоты, что было очень заметно прошедшим учебным годом. А до неё помню из секретарей Зотова, тот вальяжен был, потом Абруцевич секретарил в год смерти Сталина и приём массовый в комсомол организовывал …но он, как и Зотов, был десятиклассник… Потом помнили учителя ещё дольше – лет 10 только меня… И где-то уже за горизонтом моего восприятия были совсем уж легендарные секретари, из которых помнится лишь о Александре Ткачёве, старшем брате Льва Ткачёва, потом народного артиста России и главы акционерного общества примтеле-радио, которого-то я знал хорошо, он был в десятом, когда я начал главенствовать в школе в 8-м, – а о Валентине, старшем из братьев Ткачёвых, напомнил мне один из деятелей тогдашних туризма в крае Левицкий в 1956-м, как об организовавшем 1-ый школьный туристический лагерь еще в 1950-м…

В остальном комсомольские дела были до меня незаметны как-то, но, несмотря на это некоторая аура, точнее нимб избранности, как бы сиял вокруг головы каждого из секретарей, в том числе и совсем непритязательной Безручко Вали. Кстати, первой из «комсомольских богинь», – а то всё «боги» были.]
<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
5 из 6