– Однажды одна из них укусила меня в ногу, и нашему корабельному врачу пришлось спешно отсасывать яд, а то бы я отдал концы. Когда очутились на мысе Балеабат, проклятое место на Япе, нас атаковали несколько сот лучников. Мы попали под град стрел. Хорошо, что у нас имелась пушка. Несколько её залпов усмирили дикарей. Да и потом произошло много всякого. Вот после всех этих приключений мне и пришлось делать гробы. Половину команды схоронили на Япе. Среди них и корабельного врача, который спас мне жизнь. Ремесло гробовщика мне было не в новинку. На весь Абердин мой дед и отец имели славу классных мастеров по этой части и обслуживали чуть ли не полгорода. Самые знатные семейства обращались к нам. Иногда мне приходилось помогать им. Гробы у нас получались удобные для покойников. Правильно, каждый человек имеет право на последний приют, где бы ему было хорошо. Отец мечтал, что когда-нибудь я наследую фамильное дело. Только я ненавидел гробы, а любил море. Но поскольку мог работать с деревом, стал корабельным плотником. Когда, там на Япе, подвернулся случай вспомнил семейное ремесло. Так что каждый умерший там на острове от ядовитых тварей, заразы и кровожадных дикарей, моими руками обрёл свой последний уютный деревянный домик.
– А мне ты сделаешь красивый гроб? – спросила Джинти.
– Ты слишком молода, да и не хочу я больше этим заниматься. Хватит с меня этого, – отмахнулся Том. – Давай, лучше что-нибудь другое для тебя сделаю. Красивый стул или лавку? Любой узор вырежу. У меня они хорошо получаются. Маори могут позавидовать, куда им с их тотемами! А ты будешь сидеть на моих стульях как самая настоящая королева на троне!
– Спасибо, Том, ты – отличный парень. Только мне этого не надо.
– Вот держи! – Том что-то всунул ей в руку.
– Надо же, ложка! Деревянная. Неужели сейчас сделал?
– А ты думала, когда?! Пока рассказывал. Просто не заметила. В своё время меня этому один русский научил. Мы плавали вместе. Они там в своей Сибири тоже умеют с деревом работать. Хороший этот парень, русский… Впрочем, с кем я только не плавал. В нашей команде были даже чернокожие. Ещё китайцы. Их баркас затонул в районе Парасельских островов во время шторма. После мы их, оголодавших, подобрали с необитаемого атолла. И никто в команде никого не обижал. В нашем кубрике место находилось всем, ели из одних мисок. Такое вот морское братство сложилось в команде капитана Найта.
–Давай я приведу тебя в порядок, – предложила Джинти,– Ты, вон, грязный, и весь зарос, джунгли на голове. Выглядишь как какой-то дикий зверь. Испугаться можно! А на самом деле – добрый и красивый!
– Да ладно, нашла красавца! Вечером на улице попадёшься – сама испугаешься!
– Такого испугаюсь, а подстригу и отмою, превратишься в лучшего жениха на весь Окленд. Все местные дамы твоими будут. Жениться сможешь!
– Скажешь тоже! Если только на жабе какой жениться, но и та откажется!
– Ты на себя наговариваешь. Я как тебя увидела, сразу поняла, что ты хороший.
Этим внезапным отношениям Джилл не переставал удивляться. Его нерадивая работница обстирала постояльца и даже аккуратно заштопала дырки на его одежде. После расчесала и красиво подстригла его волосы. И вдобавок ко всему, под воротник его шотландской рубахи повязала свой платок.
– Не надо, Джинти. Он тебе самой очень идёт, – пытался возражать старый Том, – Ты с этим платком такая симпатичная.
– Ничего-ничего. У меня ещё есть один. Он даже лучше. Неужели думаешь, что я тебе последний отдала?
– Все ты врёшь, Джинти. Нет у тебя никакого другого платка.
– Нет, есть! Ну, Томми…, – жалобно попросила женщина.
– Хорошо, пусть будет, как ты хочешь. Только можно я тебе куплю новый?
– Ладно, ловлю тебя на слове! Ты мне подаришь красивых обнов. В серебряной клетке семь певунов! (Перефразировано Хайнд Хорн в переводе Г.Ефремова) – на распев произнесла Джинти и как-то по-детски, быстро и смешно, поцеловала старого моряка в щёку.
Когда после этого старина Том появился в трактире, все поразились переменам в его облике.
– Выглядишь молодцом. Точно жених! – усмехнулся Джилл, – и помолодел лет на сто!
– А ты что думаешь, и у меня должны быть какие-то радости! – весело ответил корабельный плотник.
Джинти тут же подскочила к старому моряку и демонстративно взяла его под руку. Глядя на эту пару, присутствующие в трактире заулыбались. Как будто бы увидели маленький спектакль. Том и Джинти даже изобразили что-то вроде танца. Получилось смешно.
– Уж не замуж ли она за него собралась? – подумал про себя Джилл, – А что, этот моряк ладный и добрый. И видно, что детей любит. Может действительно у них что-то получится?
6.
Первые дни после своего появления на постоялом дворе у Джилла, корабельный плотник большую часть времени проводил в своей крошечной чуланной комнатке, лишь изредка покидая её, чтобы сходить в порт. Все догадывались, что он пытается найти место на одном из кораблей. Благо из-за непогоды их в оклендской гавани собралось много. Но работы для моряка не находилось. Может, в силу его возраста или по какой-то другой причине. Каждый раз из порта судовой плотник возвращался ни с чем, и сидел грустный за своим столиком в трактире, ни с кем не разговаривая.
– Я мог бы сейчас не работать, поскольку имею средства. Как у нас говорят, боеприпасы в рундуке, – в один из дней неожиданно заговорил он с Джиллом, достав из-под рубахи большой медный ключ, который носил на груди на крепкой металлической цепочке. – Знаешь, приятель, я всю жизнь много трудился и откладывал средства на чёрный день, зная, что когда-нибудь он для меня настанет. Наверное, я даже мог бы купить такой же трактир, как у тебя, а может даже и лучше. Или открыть какое-то другое необременительное дело. И хотя я, как истинный шотландец, жалую виски и джин, но знаю меру. Я всю жизнь прожил скромно и не хочу умереть нищим в какой-нибудь канаве.
– Может, тебе поискать работу в городе? В Окленде хорошие мастера на вес золота, и ты не останешься без дела. Если надо, я помогу рекомендацией, – попытался утешить его Джилл.
– Премного благодарен, приятель. Конечно, я могу устроиться здесь на суше и без твоих хлопот. Сейчас многие строятся, и спрос на плотников большой. Или гробики делать. Только мне нельзя жить без моря. Я всю взрослую жизнь провёл на кораблях. И почти совсем не помню, как жил до этого. По земле ходить не умею. Иду по улице, а меня качает из стороны в сторону, словно я на палубе корабля в болтанку – в открытом и неспокойном море. И заснуть не могу если меня не качает и моря не слышу, плеска набегающих волн!
– С этим здесь всё нормально. Разве из твоего чуланчика не слышно моря?
– Ложусь на кровать, закрываю глаза, вслушиваюсь… Нет, ничего не слышу. Разве ты понимаешь?
Джилл покачал головой. Он тоже всё это испытал и оказался в Окленде, здесь на краю света, по воле случая. Трагического и счастливого. И хотя трактирщик считал, что уже привык жить в городе, который по-своему полюбил, но точно также каждую ночь ему снилось море – бескрайнее и лазуревое. Иногда ночью Джилл выходил во двор и мог долго-долго смотреть на звёздное небо. Ему нравился Южный Крест. И он был совершенно убеждён, что звёзды намного красивее, если смотреть на них с палубы корабля! Джилл хорошо помнил, как ему первое время тяжело переживал без лазуревого моря и этих ярких звёзд на небе.
В трактире корабельный плотник предпочитал одиночество. В обеденном зале садился в угол и чаще всего сидел молча, ни с кем не заговаривая. Его считали нелюдимым и мрачным, хотя в действительности он таким не был. Достаточно было заглянуть ему в глаза. Но посетители заведения, зная его привычки, старались не беспокоить старого моряка. Однажды один из посетителей окликнул его, назвав «гробовщиком». Старый Том посмотрел словно сквозь моряка, будто того вообще в трактире не было. А потом и вовсе отвернулся, не проронив ни слова. И стал ещё более хмурым и нелюдимым, чем обычно.
Из всех обитателей заведения с Томом подружились лишь Джинти и её дети. Поначалу Джилл не мог понять, что могло сблизить этих настолько разных людей. Служанка обслуживала старого моряка лучше остальных, никогда при нём не грубила и следила, чтобы никто к нему не приставал. На кухне женщина выбирала самые лучшие куски мяса и говорила: «Это для Томми». Ни к кому раньше она не проявляла такой заботы. К тому же, стала опрятней одеваться и меньше тиранила Раиту.
Том и Джинти могли подолгу разговаривать в чуланной комнатке или сидя на скамейке во внутреннем дворике, что позади трактира. Иногда они говорили на шотландском, который оба порядочно забыли, и вместе мысленно возвращались во времена юности. Только каждый – своей. И в этом времени они пребывали на далёкой родине, в Шотландии: гуляли по вересковым лугам, поднимались в горы и смотрели на бескрайнее Северное море. Они бродили по тихим кривым улочкам Абердина. Гулять по их любимому городу можно было бесконечно, ведь Абердин, как уверяла Джинти, такой большой, не то, что Окленд! У каждого из этих странных мечтателей имелась своя жизнь, пока по воле случая они не оказались выброшенными на далёкий новозеландский берег. И теперь оба чувствовали себя здесь неуютно и одиноко. Том рассказывал Джинти о море, а она вспоминала свою мать.
Джилл однажды услышал их разговор и был немало удивился. Он никогда не слышал, чтобы его служанка говорила на шотландском. Поначалу даже голоса её не узнал. Вся резкость из него ушла и звучал он как-то необычайно нежно и негромко, как будто маленькая дочка делится чем-то сокровенным со отцом. Трактирщик сам был наполовину шотландцем. Джилл стоял и вслушивался в почти совершенно забытые им звуки, пробиравшиеся из далёкого времени, и понимал лишь отдельные слова.
Шотландкой была мать Джилла. Когда-то вместе с родителями жила в Данди. Отец её рыбачил. В голодный год семья перебралась в Америку. Обосновались в Бостоне, на восточном побережье. Здесь родители отдали дочь замуж, породнившись с семьёй переселенцев из Греции. Так на свет появился Джилл. Дедушек и бабушек Джилл не помнил. Братьев и сестёр родители ему не подарили. Может поэтому, детство его оказалось ничем ни примечательным, а возможно Джилл его просто не помнил. Но эти тихие осторожные звуки, что сейчас доносились до него из комнаты Тома! Они звучали из тех шотландских историй, которые он в детстве слышал от матери…
Юношей Джилл записался в армию, где его отправили во флот. А там он быстро обрёл своё место на камбузе, хотя до этого никто его поварскому делу не обучал. Пока Джилл находился в одном из своих первых плаваний, его родители как-то быстро покинули этот мир. Капитала сыну они не оставили, так что возвращаться было некуда и не за чем. Иногда Джилл задумывался о том, кто он? На грека он совсем не походил. Светлокожий и румяный как свежеиспеченный пирожок, какой он грек?! Может американец, шотландец или новозеландец? Возможно, не находя ответа, он и к маори относился спокойно. Никогда их не обижал и в своём заведении обслуживал наравне с европейцами, правда захаживали они к нему не часто. И всё же шотландцев он любил больше всего, хотя сам на родине предков никогда не бывал. Даже когда объездил полмира коком на разных кораблях.
Однажды, проходя мимо чуланчика Тома, Джилл услышал губную гармошку. Он остановился. Старый Том играл шотландскую мелодию. Какую-то очень грустную, протяжную, напоминающую гул ветра в камине. И тут неожиданно для трактирщика Джинти запела:
О, Робин-моряк! Ты уплыл далеко
Ты уплыл далеко от любимой своей
Ты проститься с любимой своей не успел
И уже никогда не вернёшься назад
О, Робин-моряк! Ты прощай навсегда
Ты прощай навсегда и меня позабудь
Лишь одно у тебя я хочу попросить
Чтобы сердце моё ты назад возвратил…
Прежде Джилл никогда не слышал пения служанки, он даже не догадывался о том, что Джинти умеет петь. К его изумлению, голос у женщины оказался высоким и проникновенным. Трактирщик остановился у двери и слушал их песню, тихо, затаив дыхание, боясь прерывать чудесный концерт…
Джилл удивлялся дружбе служанки с новым постояльцем, но решил, что, возможно, это к лучшему. Может, Джинти возьмётся за ум и не будет больше водить компанию с Кларком и его дружками. Уже хорошо, что прекратились её ночные похождения. Еще бы детьми занялась. Одежда на мальчишках совсем обтрепалась… И всё же, поразмыслив о происходящем, Джилл решил предупредить старого моряка.
Возможность для этого представилась день спустя, когда ближе к полудню старый моряк вышел завтракать. В трактире кроме них никого не было и Джилл решил не упускать случая, чтобы поговорить со своим постояльцем. Он принёс омлет с беконом и сел рядом.