Краповые погоны

То же самое повторилось и во время съёма. Вышедшие из объекта в хорошем расположении духа осуждённые стали вновь подшучивать над Задоевым. Я зашёл в караульное помещение забрать караульные  принадлежности в чемоданчике и сказать находившемуся там солдату с рацией, чтобы выходил тоже. Вдруг я услышал душещипательные крики; кричали все, кто стоял в первых шеренгах, и не только они. Доносились испуганные возгласы:

-А-а-а! Начальник! Ты что, командир?! Ты что?! Сержант!

-Я выбежал из караулки и увидел людей, находившихся в абсолютной панике.

Напротив них стоял Задоев с направленным на них автоматом, с искаженной от гнева гримасой на лице и вытаращенными глазами:

-Перестреляю всех… Ложись! Пристрелю!

Я понял, в чём дело. Он дослал патрон в патронник и держал палец на спусковом крючке, готовый в любую секунду дать очередь.  Быстрым шагом я подошёл к нему, отстегнул магазин от автомата, передёрнул затвор, патрон выскочил из патронника. Ещё немного, и он мог  нажать на спуск.

Ему я не сказал ни слова, хотя знал, что за насечку на патроне придётся писать объяснение. Легко отделались.

-Начальник, убери его отсюда!

-Сами виноваты. Чтобы я больше не слышал ваших приколов.

Меня удивило то, как сильно испугались осуждённые, какой ужас был в их глазах. Мне они даже показались трусами, хотя среди них все были рецидивисты со стажем: грабители, разбойники, убийцы, насильники, которые  имели за плечами и вооруженные нападения на простых беззащитных граждан. Хотя, что удивляться, Задоев не шутил, это уж точно. После этого случая, я не помню, чтобы хоть кто-то из жуликов бросил в его адрес хотя бы безобидную шутку.

Возвратившись в роту, после доклада ротному о несении службы в карауле, чистки оружия, я решил позаниматься на турнике. Ко мне подошёл Резунков, он тоже только что вернулся из караула, где был помощником, а начальником был сержант, прослуживший полтора года, дед.  Когда мы пришли в роту, деды-сержанты оказали нам поддержку. Так было заведено в ВВ. Сержант должен командовать, даже  если молодой. Но мы чувствовали, что ещё зависим от них.

-Сегодня ночью будет весело,– сказал Резунков.

-А что случилось? Праздник?

-Мы из караула привезли семь бутылок самогонки. Хлебанов заказывал водилам, чтобы  в Ангарке купили. У него День рождения. Деды гулять будут.

-А кому весело будет, им или нам?

-Всем.

Дежурным по роте заступил сержант Березин, прослуживший год, «помозок». Дежурным по батальону-капитан Сергеев, командир первой роты. После команды отбой я не стал пить крепкий чай, который зэки называли купцом, а мы чифиром. Чифирь настоящий намного крепче. Пить чифир была традиция: после отбоя сержанты и  те деды, что поблатнее, «шерстяные», пили чай, очень крепкий, почти чифирь, двумя –тремя группами в кружочек, кто во взводах, кто где-нибудь в каптёрке.

Уставший за день, я сразу уснул. Проснулся ночью от непонятного шума, беготни и криков: «Тревога что ли? В чём дело?»-не понял я. Я приподнялся на кровати и увидел бегущего по коридору сержанта Галиулина, заместителя командира первого взвода. За ним проскочили ещё два сержанта, Рыбкин и Кравцов (Кравт). Все трое прослужили уже по полтора года, деды. Услышал какие-то крики в конце коридора, приближающийся топот. Вдруг Галиулин вбежал в наш кубрик, за ним вломился Кравцов, сбил его с ног  и начал бить руками и ногами:

-Сволочь, стукач…

-За что?-кричал плаксиво Галиулин, пытаясь увернуться. Лицо его было разбито до крови, губы распухли, под правым глазом здоровенный синяк. Быстро отделали. Он вдруг увернулся от ударов Кравцова, оттолкнул его и, резко поднявшись, побежал к лестничному проходу, чтобы выскочить из казармы.

-Ах, ты!..,– выкрикнул Кравцов,-Рыба, надо его догнать!

Он был пьян, его слегка шатало.

-Да пошёл он,-отмахнулся Рыбин,-сам прибежит.

К нашему кубрику подошли человек пять подвыпивших дедов. Рядовой Обухов подошёл к кровати Вильнова, сержанта моего призыва:

-Подъём, форма раз!

Вильнов спрыгнул с кровати.

-Отбой!

Вильнов – в кровать.

-Подъём!

-Отбой!

-Подъём!

-Отбой! Молодец, уважаешь дедов.

Обухов направился ко мне.

-Подъём , форма раз!

Я лежал, глядя ему в глаза, давая понять, что подниматься не собираюсь. Я достаточно много перенёс унижений в сержантской школе от сержантов. Это мучило моё самолюбие. Но, там ничего поделать было нельзя, надо было подчиняться командирам, оканчивать учебку, невзирая на её гнилую систему. Но, я никогда не терпел каких-либо проявлений наглости по отношению к себе со стороны однопризывников или таких, как этот рядовой, который старше меня по призыву на год, но младше по званию.

Обухов был крепкого телосложения, но пожиже меня, меньше ростом, к тому же простоват, прихвостень сержантский.

-Подъём, я сказал!

Я молча лежал.

-Ты что не понял? Подъём, я сказал! Витёк! Он вообще оборзел. Я же говорил, что он не встанет,-обратился он к Кравцову.

-Ладно, оставь его…

Кравт подошёл ко мне и сел на мою кровать (все сержанты спали только на нижнем ярусе). Я тоже присел. Он приобнял меня за плечи, посмотрел на меня пьяными глазами:

-Ну ты что, Белый? Своё отделение не гоняешь. Твои деды вообще припеваюче живут.

-Витя, я же ко всем одинаково отношусь,..-начал было я. Вдруг Кравт обнявшей мои плечи рукой как-то неожиданно снизу ударил меня по подбородку, вроде бы и не сильно, но как-то резко и угрожающе. Я осёкся, замолчал.

-Ты что думаешь,-продолжал он,– мы для себя стараемся? Мы роту держим…

Я вспомнил, как впервые вошёл во вторую роту. Это было вечером. Вся рота лежала, приняв упор лёжа. И деды, и молодые. Стояли только сержанты и несколько человек "шерстяных". Остальные отжимались по команде. Такая картина в линейном подразделении меня, надо сказать, удивила. Еще подумал тогда: "Неужели и здесь то же самое, что и в учебке? Куда я опять попал?"

-Мы вам не случайно поддержку дали,– продолжал Кравцов,– сержант в ВВ-это командир, которого все подчинённые должны слушаться. Мы каждый день службу с боевыми патронами несём.

Я молча слушал.

-Ты хороший мужик,-сказал он,– не стукач, но вяло командуешь, не гоняешь дедов из своего отделения. А мы хотим, чтобы ты приподнялся, стал замкомвзводом. После нас кто будет командовать? Вильнов, твой однопризывник, сдал уже тебя лейтенанту, когда его прижали, мне Резунков рассказывал.

-Да, сдал,-слегка удивляясь, ответил я. А сам подумал: «Ну, Реза, уже успел нашептать».

На Вильнова я действительно был злой. Он ударил солдата, а его взводный увидел. Завёл его в канцелярию и начал пугать, что сорвёт лычки. Вильнов размяк.