Будто само время застыло в ожидании.
Что же сделает это дитя после такого чудовищного миротрясения? Помчится жаловаться городской охране, пойдет в храм насылать проклятия на обидчика, убежит на край света, прыгнет со скалы, уйдет в себя, замкнется, останется морально искалеченной на всю жизнь?
«Ну, уж нет!» – если бы кто-то увидел в этот момент хищную улыбку девушки во тьме, то содрогнулся от ужаса. Казалось, сама Немезида[5 - Немезида – древнегреческая богиня возмездия (прим. автора).] скалилась в ночи.
Без единого движения, как камень, готовый вылететь из пращи, она лежала и ждала, когда ее враг заснет, крепко, надежно. Замерла тихо, терпеливо, затаившись, словно болотная гадюка, выжидающая зазевавшегося лягушонка.
Время текло, сочилось, словно капли крови порушенной девственности. Пятнистое лицо луны, будто насытившись увиденной трагедией, медленно уползло из потолочного проема.
Все. Ужас позади. Элао не из тех, кого ломает беда, даже такая. Кончено! Можно забыть. Она снова контролирует происходящее, как и всегда. То, что случилось – ее единственное поражение в жизни. Девчонка не смогла дать отпор только потому, что находилась в полусне (иначе этому хряку ничего не перепало бы, это уж точно), хитрое провидение застигло ее нежданно. Урок усвоен, она приносит клятву Наннару[6 - Наннар – шумерский бог луны (прим. автора).], ставшему свидетелем случившегося, что больше не совершит подобной ошибки, не позволит застать себя врасплох. Никогда!
«Не на ту напал, урод».
Она всегда была другая. С самого детства повелось так, что не рок довлел над этим ребенком, наоборот – она была хозяйкой своей жизни. «Девочка-кремень» – так называли ее окружающие и непонятно, чего было больше в этих словах: уважения или подспудного опасения. «Никогда не сдавайся, бейся до конца» – с этим девизом шла она по тяжкой дороге, предназначенной судьбой. Быть слабой – позор! Прирожденный лидер, она никогда не уступала другим (дерзила даже старшим, за что частенько получала), не отводила глаз, не сдавалась в спорах, дралась, как бешеная, не склонялась, наоборот, сама умела подчинять. К 14 годам ее боялась вся округа, даже старшие мальчишки обходили стороной, а в 16 лет Элао стала главным авторитетом молодежи всего Э-Ана[7 - Э-Ан – один из трех главных районов древнего города Урук (прим. автора).].
И вот, в 18 – такое…
Пора…
Девушка вздрогнула от омерзения и мягко, по-кошачьи, встала с постели.
Ее обидчик уже храпел вовсю. Щурясь во мраке, она бросила взгляд на пухлое лицо распростертого гиганта и тут же узнала его. Ка-Ахор – помощник главного писца храма Ану, большой человек, уважаемый. Она вдруг вспомнила их недавнюю встречу на городском рынке. Девица отвлекала разговором торговку дарами реки, пока ее подруга пыталась стянуть рыбину покрупнее, как вдруг проходивший мимо роскошно разодетый толстяк замер, пожирая глазами юную красотку. Да, похоже тогда он на нее и запал.
Только вот не знал этот чинуша, с кем связался. Подобные ему напоминают петуха в своем курятнике, эти люди уверены, что они – хозяева мира, все остальные – их потенциальные жертвы.
«Не так все просто в этой жизни, дядя».
Огромный глупый кабан может, походя наступить копытом на спящую юную рысь, только вот чем закончится эта встреча?
Все, пора.
Час настал, змея выпустила жало.
В голове ледяное спокойствие, сознание чисто, как горный хрусталь, в груди ни капли возбуждения, эмоции – прочь!
Скользнув к сброшенному кучей одеянию храмового служителя, она без труда нашла искомое – богато украшенный самоцветами ритуальный кинжал с обоюдоострым бронзовым лезвием. Ох, а заточен как!
Зажав в руке убийственный предмет, Элао замерла на миг. Что делать с этой мразью? Зарезать, как свинью?
Нет. Такого блага он не заслужил.
Решение пришло мгновенно.
«Да! Это именно то, что надо».
В душе ни намека на сострадание, терзания совести. С малых лет она усвоила: воздаяние должно быть адекватно содеянному.
Мстительница шагнула к распростертому, оглушенному винными парами, полностью обнаженному человеку и буднично, будто шинкует кровяную колбасу, одним ловким движением отсекла вялый детородный орган вместе с мошонкой.
Девушка не впервые использовала оружие, но на этот раз результат превзошел всякие ее ожидания. Быть может она задела ненароком крупную артерию в паху, но из куцего обрубка ярко-алой струей (цвет которой был хорошо различим даже во тьме) упругими толчками обильно хлынула влага жизни, заливая постель и все вокруг, оттеняя темные пятна уже свернувшейся крови ее потерянной девственности.
Разбуженный сильной болью мужчина заорал раньше, чем пришел в себя. Озираясь, ничего не помня (видно много он принял накануне), не понимая, где находится, почтенный Ка-Ахор вопил благим матом, инстинктивно прижимая ладони к промежности. Меж толстыми сардельками пальцев бурным фонтаном била густая красная жижа.
Через мгновение покалеченный окончательно пришел в себя. Опалив яростным взором хрупкую деву, мигом все вспомнив, он прорычал:
– Т-ты!
Тут его взгляд метнулся к ее левой руке, с зажатым в ней причинным органом. В секунду поняв всю трагичность произошедшего, сраженный «Голиаф» простонал:
– Гадина, что ты сделала?
– Что заслужил, ублюдок, – ее голос был холоден и ровен.
– Удавлю! – тучный мужчина попытался встать, но тут же пошатнулся и вновь упал на широкий зад, стремительно бледнея. Жизнь уходила из его тела вместе с фонтанирующей струей. Осознав вдруг серьезность положения, он прошептал:
– Лекаря.
Элао шагнула к нему, склонилась, глядя в расширившиеся зрачки агонизирующего:
– Уже поздно. Не поможет тебе целитель. Ты стоишь пред ликом самого Нергала[8 - Нергал, Неригал (ь) – шумерский бог подземного царства (прим. автора).]. Знаешь, что в такой момент нельзя лгать? Скажи, сколько ты заплатил моему отчиму?
– Два…
– Громче!
– Двадцать пять сиклей[9 - Сикль – чеканная серебряная монета, главная денежная единица древнего Шумера, по версии историков – прообраз еврейского шекеля (прим. автора).], – он протянул трясущуюся руку к девушке, – я боюсь.
– Время бояться прошло. Умри, как мужчина. Тебя уже ждут внизу.
Словно влекомая чем-то, в комнату мягко скользнула соседская серая кошка и, слегка напрягшись, не обращая никакого внимания на хозяйку, уставилась на умирающего, будто ловя момент отделения души от плотской оболочки.
Глаза служителя храма Ану стремительно мутнели.
Убийца вдруг встряхнулась:
«Что это я? Он голосил так, что слышали все в округе. Сюда скоро прибегут».
Увидев, что до сих пор держит в руке обрубок мужской плоти, с омерзением отшвырнула его прочь.
Голова по-прежнему чистая, не замутненная эмоциями. Она соображала быстро и четко. Что взять с собой? Несмотря на жару, надела длинный хитон-накидку из тонкой шерсти, скрывающий все тело и голову (ее не должны узнать на улице), легкие сандалии. В тряпичную котомку сунула пару ячменных лепешек и, слегка поколебавшись – окровавленный стилет.
Уже направившись к двери, юная преступница вдруг решительно шагнула к вещам убитого и извлекла оттуда небольшой мешочек монет. Да, пожалуй, это сверхцинично, но по сравнению с уже совершенным, подобное – пустяк, а ей, судя по всему, предстоят черные дни и толика серебра лишней не будет.
Урук. Главный оплот Шумера – колыбели, где зародилась человеческая цивилизация. Самый первый город на планете[10 - Именно Урук стал первым пунктом, вокруг которого была возведена стена, что свидетельствовало о том, что Урук стал городом, а не просто поселением (прим. автора).], под гегемонией которого склонились остальные поселения «черноголовых»[11 - Черноголовые (шумер. «санг-нгига») – самоназвание шумеров (прим. автора).].
Элао шла быстрым шагом (бежать – привлекать внимание) по узким пыльным улочкам спящего селения, минуя скопища кирпичных одноэтажных домишек с узкими горизонтальными оконными проемами (будто щурящиеся глаза), она быстро удалялась от центра. Вот и крепостная стена. Благо, проход открыт. Городские ворота закрывали только во время войн, которых, слава богам, давно уже не было, да и не предвиделось.
Выйдя за пределы города, она почувствовала себя мухой, вырвавшейся из паучьих тенет.