– Пошёл я на, … а ты за мной! – закричал «Беспалый» и тут же стал вспоминать «мать, лядь» и других ближайших родственников и знакомых Блюмкера, используя при этом термины, не вошедшие в словарь «Даля». Он «художественно» (от слова худо) переходил с белого мат стиха на «материзованный двустопный ямб» и хорей, а затем обратно. Но его насыщенная не стандартная и страстная речь не возымела должного действия, так как «беспалый» не знал, что Блюмкер, став начальником, тут же стал глух к «гласу народа».
– Можешь лаяться сколько угодно, я всё равно «непокабелим». – сообщил ему главный завхоз Рашпиля.
После ещё двухчасовой «творческой» работы ломами и интенсивного потоотделения на новом поприще стена льда стала почти отвесной.
В это время снова появился Блюмкер в блестящих, светло-коричневых сандалиях на босу ногу и стал бегать перед ледяной стеной, давая свои «бесценные» указания:
– Подровняй здесь! Ударь там!
Беспалый не выдержал и обратился с яркой и пламенной речью с пятиметровой ледяной «трибуны» к «ледяному бугру»:
– Слушай, мать твою! В хвост тебя и в гриву! Ты своими баретками нас ослепил! И вообще, у нас от тебя, пряха муха, в глазах рябит! Тебя что, пальцем делали, и не учили соблюдать технику безопасности или ты, пидермэн, о ней, не слыхал…?
И так минут на двадцать… Блюмкер спокойно выслушал эту яркую и страстную речь, и в ответ только произнёс:
– Слушай, ну что же у тебя в разговоре мат через каждую секунду?
– А у меня чаще не получается!
– Ну, всё равно! Я начальник, ты – дурак!
– Ну, смотри хрен отмороженный! Сорвется лом «и падёшь ты …чудак (на другую букву), дрючком припэртый»! – неожиданно Беспалый озвучил свои познания в Украинской поэзии.
– Нэ, … мимо пришпандорит вин! – как бы дразня, отозвался, гурман чистого льда, Блюмкер.
Но «ледяной бугор», как его окрестил Беспалый, не унимался со своими «ценными» указаниями, продолжая бегать вдоль ледяной сверкающий стены. Вдруг, после очередного удара Оскара, глыба отвалилась, и специальный для колки льда лом с острым наконечником стремительно полетел вниз. В руке, у изумлённого этим обстоятельством, Оскара остался только резиновый набалдашник. Отрекошетив от образовавшегося выступа, лом, стремительно устремился вниз, и, пронзив, блестящий сандаль «Бугра», вошёл почти на половину своей длины в землю.
– Ага! Свершилось! Я же говорил, что будешь ты дрючком припэртый! —
радостно закричал, махая руками и обливаясь потом, Беспалый.
Бледный Блюмкер, лежал на земле, с поднятым как безымянный памятник коленом, раскинув руки и почему-то не возражал.
Уже через несколько дней, следователь констатировал отсутствие состава преступления. И всё же Блюмкеру крупно повезло, так как, полученные по распределительным спискам профсоюза, сандалии на несколько размеров превосходили ногу главного завхоза Рашпиля, поэтому в итоге сильно пострадавшим остался только сандаль. Блюмкеру «поставили на вид», а Оскару предложили, завершить вечернюю школу при Рашпиле, с гарантией направления его вне конкурса на факультет журналистики при знаменитом Университете. Но поскольку Оскара больше тянуло к технике, то он отказался.
– Всё-таки, – размышлял вслух Иванов, выйдя на улицу, – летние курсы «бери больше, кидай дальше» существенно пополнили мой жизненный опыт: – во-первых, курсы способствовали укреплению молодой души и тела; – во-вторых, я приобрёл профессиональные навыки переноски тяжёлых ящиков (узкой стороной к спине), а полу тонные бумажные рулоны научился играючи поворачивать на деревянной щепке в любом направлении; – в-третьих, я уяснил, что «салом» у грузчиков называется не только то, что съедобно, но и любой цветной металл. Узнал, как этот товар под мусором, с лёгкостью фокусника, грузчики умудряются вывозить с охраняемой территории Рашпиля и реализовывать его, имея при этом приличный дополнительный «навар» к зарплате. Да, однажды грузчики даже умудрились реализовать бронзового коня килограмм на триста, изготовленного по спецзаказу, который, правда, после грандиозного скандала грузчикам пришлось тайком вернуть, утащив его обратно с приёмного пункта утильсырья. Приработок, полученный, таким образом противозаконен и, пожалуй, для использования в жизни рекомендован быть не должен; – в-четвертых, узнал, как при «творческом» подходе к спидометру грузовой машины и с учётом её загрузки избыточным весом «меловой» бумагой, можно не отъезжая с места, увеличить количество ездок от Рашпиля до Южного порта с шести до восьми. Так грузчики, без обильного потоотделения, могли на одну треть увеличить свою сдельную зарплату; – в-пятых, я убедился, что баранка грузового авто для «водили измученного нарзаном», как спасательный круг: – пока держится за неё, – почти трезвый, а как только отпустил, всё… – упал! – в итоге осознал: «жизнь не шахматы, … здесь одного мата мало!» А главное, после различных упражнений с тяжестями, меня теперь неудержимо потянуло к умственному труду.
* * *
Как стало известно от предков и учёных – труд вообще, а умственный, в частности, преобразил обезьяну в человека, но так как с незапамятных времён человечество стремилось облегчить свой труд и обеспечить себе наилучшее существование, то следует признать, что всего за несколько тысяч лет человечеству, это удалось. Так в начале своего пути оно из подручных средств соорудило топор, молоток и прочие необходимые орудия труда, для производства средств – производства и нападения. Но уже в более осознанные периоды своего существования, человечество с успехом разрабатывало, на базе новейших комплектующих, более совершенные механизмы, для создания средств защиты и самоуничтожения.
* * *
Руководствуясь этими историческими фактами и своим душевным порывом, Оскар переместился из плазывого отделения в отдел автоматизации. В отделе автоматизации, работая над глобальным проектом «автоматические склады», Оскар во всей красе начал познавать науку инженерно-технического работника. Над этими и другими многочисленными вопросами автоматизации на уважаемом предприятии города «Н», вместе с ним в поте лица своего, трудился многочисленный молодой коллектив во главе с руководителем генерального проекта автоматизации предприятия Осланом Ослановичем Козёловым. Коллектив под его руководством регулярно брал соцобязательства по завершению проекта, но с такой же регулярностью не выполнял их. Корнем зла такого положения, по мнению Ослана Ослановича, являлась регулярность поступлений в его подразделение новых комплектующих, стимулирующих его творческую мысль. А коллектив, как не странно, придерживался противоположного мнения, считая, что основной виной тому являлось навязчивое стремление «Козла», как величали его коллеги, угнаться за своей, постоянно ускользающей, творческой мыслью стремясь к бесконечному усовершенствованию уже отработанных узлов. Остановиться на каком-либо варианте он не мог, да и не желал. И поскольку в каждый новый вариант он вкладывал всю свою душу, то все варианты ему были дороги, как дети, то ни от одного из них он отказываться не планировал! А посему, на вопрос большого начальства…
– Почему не выполняется план?
Он неизменно отвечал:
– Нас мучат варианты!
И только на двух направлениях этого большого проекта наблюдалась устойчивая тенденция к завершению: это автоматические склады и автоматизация фрезерных станков (копиров). Над первым проектом трудился Оскар, а над вторым колдовал молодой, кудрявый, но уже с талантливо лысеющими задатками правильного черепа и просветом на макушке, Витоха, – инженер «механизмов и человеческих душ». Что же касается человеческих душ, в частности женских, на чьих подушках и оставались «умные волосы» специалиста, то свои «профессиональные» навыки в этом направлении он оттачивал на многочисленных пляжах и водных просторах Клязменского и Пироговского водохранилищ. Кстати, там же он дополнительно подрабатывал, т.е. «халтурил», в выходные дни по совместительству, спасателем.
Сегодня Витоха «идеологически» обрабатывал на водных просторах какую-то новую блондинку, уговорив Оскара, в случае чего подстраховать его на работе. И вот Оскар сегодня, вместо Витохи, в качестве «скорой помощи» был вызван в цех для приведения «в чувство» автоматического фрезерного копира по изготовлению магниевых крыльев. Открыв дверь в цех, он сразу окунулся в знакомый мир шумов. Цех был огромный, а шум как на аэродроме, радовал душу рабочего подростка. Одна четвёртая этой «музыки» была наполнена шумами клепальщиков, на другие две четверти шумов претендовали токарные станки больших диаметров, а оставшуюся часть заполняли различные сверлильные и фрезерные станочки. Лавируя между станками и шумами, Оскар продвигался к намеченной цели. Неожиданно перед ним у огромного токарного станка нарисовался Моня Мулерманов. Моня был скромный, теплолюбивый и любви обильный человек, как говорят – «метр с кепкой», но очень обожающий высоких женщин (иногда согревающих его в холодную погоду) и славу, но ещё лучше его трепетную душу согревали деньги.
– Ти далеко двигаешь? – прокричал Моня, при этом подпрыгнув, чтобы направить звук в ухо Оскару.
– Да надо один автоматик на путь истинный направить!
– И эта пгоцедуга надолго?
– Пока не знаю. Но может и надолго. А что?
– Если надолго, тогда хо-го-шо!
– Что же в этом хорошего?
– В этом случае ти смогишь помочь трудолюбивому габочему классу и его многочисленной семье!
– Чувствую, что ты какую-нибудь девицу надумал охмурить!
– Вегно! А как ти догадался?
– Да по твоим хитро-мудрым глазам!
– Тогда вигучай! Незаметно посмотги на втогой этажик, что за моей спиной. Видишь, там навегху под часиками стоит подгуга – ногмиговщица этого милого цеха. Сейчас, она ногмигует мою габоту. Поэтому, чтоби не сгезали газценочки, я делаю всё по технологии, то есть вигавниваю неговние кгая этих пгелестних магниевих отсеков. Стачиваю, их я по технологии, как учили, медленно, по микгонам, чтоби магний не загогелся. А так, сам понимаешь, много не загаботаешь! Если сгежут, … загоботка даге детишкам на молочишко не хватит. Часики сзади меня видишь, но обогачиваться и смотгеть на них я не имею пгава. Газоблочат и тогда кгишка! Плакали мои денежки! Я тебя пгошу, от имени моей большой и дгужной семьи, каждие полчасика пгоходить в пгеделах видимости пегед моим станочком. Сейчас сколько натискало? Двенадцать?! Уже четиге часа тгужусь! Значит, если она не уйдёт, с этим отсеком пгедстаит ещё два с половиной часика попагиться! А как она уйдёт, то я своим методом «научного втика» в несколько секунд обгаботаю дгугой кгай отсека. Ну, как Оскаг, добго?
– Гадидзе! Поможем, чем можем раб классу!
И Оскар продолжил путь к своей цели. Уже издали он увидел, как у одного из обычных копиров марки «нажал на кнопку – спина вспотела», трудился в поте лица Альхен Балаболов. С ним он познакомился ещё на втором курсе вечернего института. Со спины Балаболов напоминал жонглёра – многостаночника, который все свои оставшиеся силы напрягал для выполнения плана. Мотая головой во все стороны, он обильно орошал влагой ближайшие «окрестности», но при этом, непрерывно крутя ручки станка часто меняя их направления, и в то же время умудрялся воздействовать ногами на боковые рычаги станка, меняющих высоту фрезы. Наконец Балаболов закончил «жонглировать» и стал вытирать рукавом трудовую влагу с измученного «нарзаном» лица, видимо ничего не замечая вокруг.
– Привет виртуоз! Как дела? – вернув его в реальность Оскар.
– Дела идут, контора пишет! Ну, в общем, сам видишь.
– Да! Тебе бы с этим номером да в цирке выступать! Слава быстрей бы пришла, а заодно и зарплата намного больше нарисовалась!
– Слава, как поет Володя Высоцкий, это хорошо, если сил невпроворот! А насчёт «фантиков» я и здесь рублю не плохо, если хорошо покрутиться. Сам знаешь, работа сдельная.
– А ты, что так сегодня взмок? Раньше я за тобой этого не замечал. Видимо на ком-то силы свои оставил?
– Да, ты угадал! Это после вчерашнего мирного слияния нашего мальчишника, с каким-то девичником, «ой, где был я вчера, не пойму хоть убей!». Но как говорят «почти трезвые» участники этого мероприятия, до битья посуды дело не дошло. Так как я вовремя кончил пить, потому – что устал! И … отключился!
– Ладно, с тобой всё ясно! Лучше подскажи мне, какой здесь автоматик барахлит?
– Да, вон тот – серенький! – указал Балаболов на автоматический станок с многочисленными пневмоприсосками.
– Слушай Оскар, а здорово эти автоматы работают! Я, вот, сколько не стараюсь, а догнать их не могу.