Самострел. Роман

Просыпался Игорь, что называется, по «биологическим часам». Почти как Штирлиц в кинофильме «Семнадцать мгновений весны». В какое надо время, в такое и открывал глаза. На охоте в тайге просыпался рано. За оконцем таёжного зимовья ещё чернело. Открыв глаза, пару минут лежал неподвижно. До рассвета оставалось около часа. Зимовьё за ночь заметно выстудилась. Надо растопить печь Она ещё не остывшая, но и тепла осталось в каменных её боках совсем чуть-чуть. С вечера заготовлены дрова. Охапка лиственничных поленьев, нащиплена сосновая лучина для растопки.

Стены зимовья надо бы летом вновь проконопатить. Пазы меж брёвен ссохлись. В стужу, когда тайга затянута морозным туманом градусов под пятьдесят, выхолаживается быстро. Приходится в сутки протапливать два раза. С утра, до выхода на промысел. И вечером, по возвращению с маршрута. С вечера печь топится подольше. Пока Игорь не заснёт, натолкав перед этим полную печь поленьев. Трещат они, накаляя дикий камень, из которого сложена печь. С печью не страшно даже в студёные дни, когда от морозов лопается лёд на реке.

Игорь поднялся. Накинул полушубок. Толкнул дверь. Резко вскочил на лапы дремавший у порожка Вулкан и выбежал вперёд хозяина на улицу. Игорь зачерпнул пригоршню хрусткого снега. Протёр лицо, прогоняя остатки сна. Небо звёздное. Ветра нет. За неровную кромку дальней сопки цепляется уходящая с небосклона луна. А в противоположной части неба над сопкой едва угадывается светлое пятнышко. Ощущение скорого рассвета придаёт силы. Сегодня предстоит обход дальнего урочища. Там поставлены плашки на колонков. Пора их проверить. В тайге у промысловика всё расписано как бы заранее. Каким маршрутом идти, известно и расстояние, пусть не в километрах, но во времени. Когда возвращаться, тоже должно быть чётко определено ещё с утра. С того момента, когда готовится завтрак, надо знать, какой будет ужин…

Вулкана приобрёл два года назад. За это время щенок вырос, став матёрым породистым псом. В нём течёт кровь сибирской лайки. Его прежняя собака Чара в ту пору пропала в городе. Игорь уезжал в служебную командировку. Всё было в порядке. Вернулся, Чары уже не было. Жена объяснила, что выпустила побегать вечером. Игорь, конечно, сокрушался, переживал. Чара в возрасте, но ещё в силе и ловкости собачьей ей было не занимать. Ладно бы город большой, да в городе-то собаку одну не отпустили гулять. Районный центр – большая деревня. Игорь надеялся, что вернётся, прибежит. Не вернулась, не прибежала. Сослуживцы, кому доводилось нюхать тайгу, охоту, узнали о случившемся, сочувствовали. Знакомый старший лейтенант посоветовал съездить к своему соседу-геологу. У того недавно ощенилась лайка.

– Собака породистая. Тебе это и надо ведь по охотничьей части?

– Так, – согласно кивал головой Игорь.

– Цена, сам знаешь, чисто символическая. Железная денежка. Монетка! Это комнатных болонок продают, да за серьёзные суммы, а здесь охотничья собака. Геолог сейчас в экспедиции, перед отъездом попросил меня, может, кто на ум упадёт, чтобы подсказал. Вот я тебе и подсказываю.

– Понятно, спасибо!

– Ну что? Хозяйке подсказать, что покупатель, так сказать, нашёлся, то есть желающий выбрать одного из щенков.

– А сколько их всего? Сколько принесла лайка?

– Помёт добрый. Штук пять, кажется. Нескольких, точно знаю, уже разобрали. Так что поспешай.

– Так, сегодня я в наряд заступаю. Завтра сменюсь, послезавтра постараюсь.

– Добро! Так и передам.

– Передай.

– А не передумаешь?

– Ну что ты, какой вопрос?

Собака и правда оказалась породистой. В этом Игорь толк знал. Из оставшихся двух щенков выбрал одного с дымчатым окрасом и тёмной спинкой. Шустрый щенок и глаза умные. Мальчик. Хозяйка с радостью распрощалась, как она выразилась, с предпоследним из волчьей стаи, несколько раз повторив, что щенки отчасти уже порядком достали. Подросли, визжат, лезут во все углы. Простор им нужен, а муж, будто специально в командировку улизнул. Ухаживай тут теперь за многочисленным потомством, как будто других дел нет.

«Не шибко обожает собак-то», – подумал Игорь о хозяйке, с которой только что расплатился десятирублёвой монеткой. Протягивая монетку, Игорь вдруг почувствовал, что женщина, будто другого ожидала. Она как-то странно и растерянно посмотрела на символическую денежку у себя на ладони, перевела взгляд на посетителя…

«Надо было, наверное, предложить денег?» – размышлял Игорь, спускаясь по лестнице с четвёртого этажа, прижав к груди пакет, из которого, поскуливая, выглядывала щенячья мордочка. Пёсик перебирал в тесном пакете лапками, стараясь выбраться на свободу. – Потерпи, дружок! – сказал ему Игорь. – Скоро дома будем. Как раз к обеду.

Так появился у Игоря вместо привычной прежней Чары Вулкан.

…Освежившись свежим утренним снегом, охотник вернулся в зимовьё. Сунул в остывшую за ночь печку загодя заготовленной бересты и лучинку, поднёс спичку. Береста ярко запылала, забралась огнём лучинка, пламя облизнуло поленья, особенно охотно поедая смоляные места на лиственничных боках дров. Вскоре благодатное тепло от раскалившейся плиты потянулось по зимовью, отогревая дальние промерзшие за ночь углы.

Обработанную тушку зайца Игорь сунул в кастрюльку, пододвинул её на середину плиты. Это блюдо будет на ужин. Вечером добавит немного картошки, и суп можно подавать на стол. Вечером обязательно надо что-то похлебать питательное. А сейчас можно обойтись гречневой кашей и горячим чаем.

К завтраку оконце посветлело. За стёклышками проглядывали силуэты деревьев. Но до восхода солнца ещё время есть. Выходить на маршрут надо, не дожидаясь восхода. Когда первые лучики солнца брызнут из-за сопок, охотник должен быть уже на приличном расстоянии от зимовья. Игорь оглядел ружьё, припасы, поговорил с Вулканом. Проверил, надёжно ли прикрыта печная дверка, чтобы не выпал или не выкатился случайный уголёк.

– Пора, Вулкан, двигаться! – сказал собаке. – Путь сегодня предстоит неблизкий. Будем проверять дальние капканы и петли. Что? Готов? – спросил пса.

Тот завилял хвостом, приподымаясь на задние лапки, будто желая обнять хозяина.

– Ладно, пошли, Вулкан…

На востоке ширится светлая полоска. Близится восход солнца. Отошли от зимовья несколько десятков шагов. Вулкан вдруг резко встрепенулся и залаял в сторону ближних лиственниц. Их громадные кроны, казалось, упирались в слабо белеющее, прогоняющее черноту ночи, небо, на котором гасли последние утренние звёзды.

– Что? Что такое? Чего заволновался? – Игорь остановился, вглядываясь в чащу тайги. В той стороне начинался бурелом – одно сплошное тёмное пятно. – Ничего там и никого, так что успокойся, – сказал собаке, потрепав её рукавицей по холке. – Давай настраивайся на серьёзный лад…

Вулкан будто понял слова хозяина, перестал лаять, деловито побежал впереди по снежной тропке, протоптанной от зимовья к замёрзшему ключу, на котором Игорь колол лёд для чая и варева. Иногда Вулкан останавливался и оборачивался, глядя на хозяина.

– Знаю, знаю, что ты у меня сообразительный, – подметил Игорь, следуя за Вулканом.

За время отпускных скитаний по тайге, он привык разговаривать с собакой, даже советоваться в иных исключительно непростых ситуациях. Не дожидаясь ответа, даже рассказывал о своих мыслях, делился радостью или тревогой. Словом, Вулкан для него во время охоты оставался отдушиной для общения, для души. В таких случаях Игорь часто вспоминал своего любимого литературного героя Дерсу Узала из книги тоже любимого писателя Арсеньева. Правда, удивлялся одной особенности таёжного аборигена, не находя ответа на вопрос: как Дерсу обходился в тайге без собаки? Хотя духовное общение, как пишет Арсеньев, тому заменяли неодушевлённые предметы или явления природы: костёр, вода. Разговаривал с птицами, животными. Перед смертью, например, разговаривал с вороной. Всю жизнь провёл Дерсу в тайге, а погиб так нелепо. Сонным его убили грабители, позарившись на его винтовку. Верно говорят, что в лесу не так страшен зверь, как человек…

Каждый год Игорь уезжал на время отпуска в тайгу. А куда ещё? Родительский дом его пуст. Да, собственно, родительского дома, как и родителей не имелось. Рос и воспитывался у дядьки, который и к охотничьему промыслу приучил с детских лет. оформляя в штабе отпускные документы, Игорь всякий раз слышал один и тот же, ставший дежурным, вопрос:

– Ну, что? Как обычно?

– Как обычно.

– На севера в тайгу?

– В неё, родимую.

Жена Раиса привыкла. Поначалу замужества обижалась, что все нормальные мужья военные везут своих жён на юга, на моря. Но когда это было? Это было раньше. По воспоминаниям тех жён, знакомых Раисы. Смутное время. Распад страны. Невыплата зарплат. Какие юга? Какие моря? На какие, грубо говоря, шиши? Словом, привыкла Раиса и помогала тщательно, по-женски, готовиться мужу к очередному выходу в тайгу.

Охотиться Игорь учился под руководством или под влиянием дяди Гены. Тот обучал премудростям и хитростям таёжного промысла. Сколько помнил Игорь, дядя или собирался в тайгу, или возвращался из неё. Прокопчённый дымом костров, задубевшей кожей лица и рук, часто слегка обмороженным кончиком носа, отчего тот всегда у него был красный. Человек незнающий мог подумать на известную причину, хотя дядя спиртным не увлекался. В тайге соблюдал сухой закон. Фляжка со спиртом запасалась на всякий случай. Дядя не говорил – охотиться, он говорил – промышлять…

Как отзывались знакомые охотники, добрым промысловиком был дядя, настоящим, без браконьерского оттенка. Сам по себе, вроде, не богатырской фигуры, как принято говорить о сибирских таёжниках. Тут опять падал на ум Дерсу Узала из романа Арсеньева или Улукиткан из книги Федосеева. Оба эти книжные персонажи схожи и по внешнему облику, и по сути. Оба не косая сажень в плечах, но оба непревзойдённые следопыты и зверобои!

На срочной службе Игорь тосковал по дому. Часто вспоминались охотничьи собаки, облаивающие загнанную на дерево белку. Игорь будто слышал скрип свежего снега под ногами, стон дерева в морозную ночь и присвист ветра в узком каменистом распадке, словно в ущелье меж тесных скал. В таком месте надо пробираться с осторожностью, неровен час – скатится сверху валун. И под ногами сплошь острые камни. Этот проход можно назвать «каменной рекой». Легко не то что ногу подвернуть, но и сломать. Тогда «амба», как говаривал дядя, каюк по-русски, или кирдык и капец, поскольку до первого населённого пункта, до людей – не один десяток километров таёжной глуши: распадков, падей, болотных марей с мохнатыми травяными кочками в полметра, каменных россыпей, непролазной чащи и буреломов. Осторожность и предельная внимательность – непременные условия, которых придерживается настоящий промысловик. Так говорил, наставляя таёжным премудростям, дядя. Об этом всегда помнил Игорь, помнил и знал, что тайга не прощает глупостей. Любая мелочь имеет подлинный смысл, о котором горожанину даже и в голову не приходит. Да он, горожанин, и не знает об этих вещах, и зачем ему, горожанину, знать? Например, набредя на таёжное зимовьё, всегда можно найти в нём запас продуктов, пусть скудный – горстку крупы да хлебный сухарь, полуистёртый коробок и спичками, завёрнутый от сырости в целлофан. Но это позволит одинокому лесному путнику, может быть, даже и выжить. Это смотря какая ситуация сложилась. Или, уходя, покидая чужое зимовьё, следует непременно, по возможности, оставить немного тоже продуктов и сухих дров возле печурки, сложенной из дикого камня. Возможно, горожанина это дело никогда за его городскую и цивилизованную жизнь и не коснётся.

Снились сны о таёжном бытие на срочной службе. Бывало, проснётся посреди ночи после такого сна и не сразу поймёт, где находится. То ли в зимовье на сколоченных из досок нарах, то ли на втором ярусе солдатской кровати в казарме.

…Когда уходил на дембель, старшина роты – прапорщик – сказал: «Не заладится на гражданке, возвращайся обратно…»

У Игоря на погонах желтели широкие лычки старшего сержанта. Словам старшины значения не придал. Сердце рвалось домой. К дяде Гене и тёте Нюре. В деревню. Пока служил, колхоз приказал долго жить. Вернее, это был уже не колхоз, а так называемое товарищество, предварительно непродолжительное время побывав сельхозкооперативом. Смена вывесок не спасла некогда крепкое хозяйство, в котором работали. Имелись даже орденоносцы – кавалеры орденов Трудового Красного Знамени и Знак Почёта. Всё распалось и разворовалось. В селе разруха и безработица. Выручали огороды и домашний скот. Полное безденежье и тоска в глазах селян. Утрата веры в завтрашний день, абсолютная социальная незащищённость. Как выразился дядя, одни сплошные минусы и ни одного хотя бы маломальского плюса… Тут и вспомнились слова старшины… Обратился в военкомат. Там похлопотали. Вернулся в часть. Окончил школу прапорщиков. Надел портупею…

* * *

Выйдя из строевой части штаба, Игорь решил забежать в роту. Командира в канцелярии не оказалось, но шинель висела на вешалке. Дневальный сообщил, что ротный у комбата. Игорь вернулся в канцелярию. Задержался взглядом на листке нарядов под плексигласом на стене. Увидел длинный прочерк напротив своей фамилии. Наряды в качестве дежурного по КПП, по кухне, по парку на сорок пять суток должны пройти без него. Он уходит в отпуск.

– Рота, смирно! – кричит на тумбочке дневальный. Через пару секунд: – Вольно!

– Ну, что? Собрался? – спросил озябший ротный, положив шапку на сейф. Причесав волосы, сел на своё место. Глянул на подчинённого. Стукнул костяшками пальцев по столу. – Да ты садись, отпускник.

– Так точно, – ответил Игорь, присаживаясь на скрипучий стул.

– Где отдыхать-то собрался?

– Там же, товарищ капитан.