Стих и проза в культуре Серебряного века

В «Глоссолалии» (поэме о звуке) делается попытка наделить каждый звук спектром смыслов.

Наконец, в «Истории самосознающей души» Белый предельно генерализует – целиком в духе учения Штайнера – понятие ритма, под которым понимает теперь любую упорядоченность явлений и событий.

Это, разумеется, ни в коей мере не ставит под сомнение плодотворность творческих находок, сделанных в «Символизме» – первой действительно русской научной книге, посвященной «эстетике как строгой науке».

– III –

Поиски и находки поэтов Серебряного века

– 3.1 –

Механизмы «поэтизации» прозы в цикле стихотворений в прозе И. Анненского «Аutopsia»

Прозаические миниатюры И. Ф. Анненского, условно названные (по наименованию архивной папки) «“Autopsia” и другие стихотворения в прозе» впервые были введены в научный оборот в 1987 г., когда часть из них была опубликована А. Федоровым в составе академического переиздания «Книг отражений»[170 - Анненский И. Ф. Книги отражений. М.: Наука, 1979. С. 433–437.]; здесь они были ошибочно атрибутированы как оригинальные произведения русского поэта. При этом публикатор возводит их к жанровой традиции «Стихотворений в прозе» И. Тургенева[171 - Там же. С. 646.].

Вскоре недоразумение выяснилось, и в своей монографии об Анненском 1984 г. известный ученый, узнав о подлинном авторстве «Autopsia», уже отзывается об этих произведениях достаточно пренебрежительно; соответственно, в подготовленный им том сочинений поэта для «Большой серии» «Библиотеки поэта» 1990 г. лишь семь из них попадает в раздел переводов под именем Ады Негри. В комментарии к ним, соответственно, сказано: «Переводы выполнены ритмизованной прозой, как большей частью принято было переводить стихи А. Негри, написанные, впрочем, в обычной для итальянской поэзии силлабической форме и с рифмами»[172 - Анненский И. Ф. Стихотворения и трагедии. Л.: Сов. писатель, 1990. С. 595.].

Это неверно: все известные нами переводы Негри рубежа веков переведены не «ритмизованной прозой», а стихами, обыкновенной рифмованной силлаботоникой (с очень небольшими отступлениями в сторону дольника), то есть оказываются в этом смысле гораздо строже по форме, чем стихи самой итальянской поэтессы. Нам удалось обнаружить три книги Негри, вышедшие в России до 1917 г.: Стихотворения: С портр. Ады Негри и предисл. пер. Вып. 1 / пер. с итал. [и предисл.] В. Шулятикова. М.: Изд. П. С. Когана, 1900; Стихотворения / пер. А. М. Федорова. СПб.: Маг. «Книжные новости», 1901; Стихотворения: С портр. Ады Негри и крат. биогр. очерком / пер. Ф. С. Шкулева. М.: Отд. т-ва типо-лит. И. М. Машистова, 1904. И тут важно отметить как минимум два важных обстоятельства: во-первых, все три переводчика, а не только однофамилец Федорова, которого вспоминает современный исследователь, принадлежат к числу достаточно известных в свое время авторов и поэтому должны были упомянуты; во-вторых, все эти переводы появились позднее опытов Анненского, что тоже имеет принципиальное значение (хотя бы потому, что лишается смысла выражение «большей частью принято было переводить»).

В 2008 г. появляется еще одна публикация цикла, которую тоже нельзя назвать удачной – ее осуществила в рамках подготовки кандидатской диссертации по лингвистике С. Косихина[173 - Косихина С. Неизданные переводы И. Ф. Анненского: цикл стихов в прозе «Autopsia» // Вестник православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Сер. 3. Филология. 2008. Вып. 3. С. 40–71.]: кроме вынесенного в заглавие статьи бессмысленного словосочетания «стихи в прозе» (вместо устоявшегося, хотя тоже метафорически неточного, «стихотворения в прозе»), в этой публикации расшифрованы не все слова (некоторые, очевидно, оказались для начинающего ученого чересчур сложными – «зыбка» (колыбель), «Эол» и т. п.), но главное – текст в публикации записан построчно, что, с одной стороны, неизбежно создает иллюзию стихотворной формы, а с другой – затемняет авторские границы прозаических строф, что очень важно для понимания природы этого оригинального в ритмическом смысле текста.

К сожалению, из статьи Косихиной, носящей безусловно подготовительный, «цеховой» характер, новая «версия» цикла Анненского перекочевала в интернет, на сайт М. Ваграненко, где они незаслуженно занимают место текстологически верных вариантов Федорова[174 - URL: http://annensky.lib.ru/trans/trans24.htm].

Существует и еще одна дефектная публикация цикла – в массовой библиотеке издательства «Рипол классик»[175 - Анненский И. Стихотворения. Трагедии. М.: РИПОЛ КЛАССИК, 1998. (Бессмертная библиотека. Русские классики.)], на недостатки которой справедливо указывает в своей статье и С. Косихина.

В основе большинства перечисленных недоразумений лежит непонимание природы анализируемого цикла и особенностей его построения, а также сложившегося в русской литературе к началу ХХ в. исторического контекста.

Прежде всего, это касается природы и генезиса стихотворений в прозе (точнее было бы называть их прозаическими миниатюрами), которую у нас традиционно возводят к И. Тургеневу. Напомню, что Федоров тоже в первой публикации возводил цикл Анненского к этому источнику; важно, что и сам Анненский восторженно упоминает их в своем недавно опубликованном позднем докладе («Стихотворения в прозе с их розами из табачной лавочки и воздухом, который напоминает парное молоко. Ах, господа! Я пережил все это… я так глубоко пережил…»)[176 - Анненский И. Ф. Поэтические формы современной чувствительности // Из неопубликованных материалов архива И. Ф. Анненского: предсмертные публичные выступления / подгот. текста, вступит. ст. и примеч. Г. В. Петровой. Известия РАН: Сер. литературы и языка. 2009. Т. 68. № 4. С. 51.]. Однако в русской словесности традиция этой формы существовала с XVIII в., с журнальных лирических миниатюр. В 1826 г. появляется книга Федора Глинки «Опыты аллегорий в стихах и прозе», многие из которых можно рассматривать как непосредственный источник некоторых тургеневских миниатюр. Затем к этой форме обращаются Станкевич, Гаршин, Полонский, Щедрин, Голенищев-Кутузов, Льдов, Бальмонт, Белый[177 - История прозаической миниатюры рассмотрена в нашей книге: Орлицкий Ю. Стих и проза в русской литературе. М., 2002. С. 220–280.].

Кроме того, тоже вопреки сложившемуся мнению, в русской словесности всегда существовала практика перевода многих (особенно больших) стихотворных произведений прозой. Среди переводчиков стихов прозой были такие поэты, как Тредиаковский, Державин («Читалагайские оды»), Шишков (сонеты Петрарки), Вяземский («Сонеты Мицкевича»).

В 1830 г. Катенин в размышлении «О поэзии итальянской» помещает три собственных перевода сонетов Петрарки; Аполлон Григорьев в статье «Русская изящная словесность в 1852 году» приводит целиком или в больших отрывках 12 стихотворений Гейне в своих прозаических переводах. Наконец, в 1894 г. появляется русский прозаический перевод полного собрания сочинений Байрона, выдержавший два издания.

Нетрудно заметить, что опыт Анненского вполне вписывается в оба этих исторических контекста.

Теперь, чтобы дать представление о том, какой образ поэтессы складывался у русского читателя той поры, приведем начало стихотворения «Ночь» в двух стихотворных переводах.

В. Шулятиков предлагает такое прочтение:

К саду очарованном
Разлит аромат.
Ночные лобзания
Спустились на сад.

Но странное грезится
Глухой тишине.
И ветер колеблется
В безрадостном сне[178 - Негри А. Стихотворения. Вып. 1. М., 1900. С. 5.].

А. Федоров переводит так:

Роз дыханье живое
По аллеям струится…
Ласка тени таится
В покое.

Но покой необъятный
Полон мысли, значенья…
В нем восторг вдохновенья
Невнятный[179 - Негри А. Стихотворения. СПб., 1901. С. 6.].

В оригинале читаем:

Sul giardino fantastico
Profumato di rosa
La carezza dell’ombra
Posa.

Pure ha un pensiero e un palpito
La qu?ete suprema;
l’aria, come per brivido,
Trema[180 - Все стихотворение А. Негри цитируются по изданию: Negri Ada. Fatalita. Milano, 1910.].

А вот перевод Анненского:

НОЧИ

Волшебный сад прокурен благовоньем розы, тень ласково покоится над ним.

Нет, право, есть и мысль, и трепет жизни в покое царственном.

Как будто содроганье по воздуху вдруг пробежит.

Печальный мрак, ты не о смерти ли гардениям заснувшим шепчешь?

Должно быть, потому, что сладкая роса дождей сквозь лепестки сомкнутые струится.

О, это слезы ночи над тайной нищетой, над призрачным похмельем страсти, над сном немым и муками немыми над мимолетной радостью, которую прервал рассудок плачем мой[181 - «Стихотворения в прозе» Анненского цитируются по: РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. Ед. хр. 57.].

Как видим, здесь перед нами безусловно прозаический текст, причем разделенный на абзацы-строфы, не совпадающие с делением стихотворного текста-источника. Текст метрически организован (все его слоговые группы не противоречат интерпретации в качестве ямбических), однако это вольный метр, то есть все условные строки, которые можно выделить в этом тексте, имеют разную слоговую длину:

Волшебный сад прокурен благовоньем розы,
тень ласково покоится над ним.
Нет, право, есть и мысль, и трепет жизни
в покое царственном. Как будто содроганье
по воздуху вдруг пробежит. Печальный мрак,
ты не о смерти ли гардениям заснувшим шепчешь?
Должно быть, потому, что сладкая роса
дождей сквозь лепестки сомкнутые струится.