Неизъяснимая прелесть первоисточника

…точнее, чем в цитате, не скажешь:

«У нас не совпадают взгляды на горшки с мясом. Я ей так сказал: быть рабом, лакеем, жополизом только чтобы кормить деликатесами собственную жопу – я не намерен!»

«Шибко нервных на зоне, прости за выражение, в ж -у е – т! Без спроса и любви. Шокотерапия народная, но, увы, излечивает. Раз и навсегда»

При всей жесткости, при всей тягостности (для неискушенного) прозы… – он пишет прежде всего о любви. О любви к женщине. …Безо всяких выкрутасов и цирлих-манирлих. И его опусы не вызывают тошноты.

Выше Миша представил себя публике как лингвиста, в семье которого из поколения в поколение русская речь передавалась в качестве профессионального инструмента. Некоторые примеры использования критиком профессионального инструмента нам уже известны. Но русская речь уникальной семьи настолько хороша, что хочется слушать (читать) ее еще и еще.

Цитировать прозу… нет смысла – ни стилевыми достоинствами, ни умопомрачающими выводами она не обладает.

В брошюре дилетантского изготовления – «Родной речи» – на титульном листе обозначены (с портретами) четыре автора альманаха – Мух, Святой Егорий, Осс и Владимир Магарик. Похоже, лишь последний пользуется именем-фамилией, а не употребляет безвкусное погоняло.

Право Миши Пундика насмехаться над псевдонимами вполне обосновано и родилось не вчера. Красивая фамилия гордого, древнего, литературного рода встречается в летописях со времени Владимира Красное Сормово. На пленарных заседаниях Думы (не нынешней, боярской) Пундики сидели значительно выше Шеиных и Долгоруких, которых заслуженно презирали за худородство. Не говоря уже о выскочках Романовых.

ЛЕПО ЛИ СЛОВА ЛЕПИТЬ?

«Пришли иные времена.» По сравнению с Пундиком критики последующего периода относятся к разбираемым произведениям и их авторам значительно более доброжелательно. С другой стороны читатели, пытаясь разобраться в приводимых далее цитатах, с тоской вспоминают Мишино изложение, доступное, ясное и четкое. Судите сами.

Большая же и настоящая литература, не шучу, силы Генри Миллера московского розлива, шибает из интереснейших пассажей об общественного – маргинальной, затейливо – вагинальной жизни героини. Вагон и маленькая тележка – о душе и теле, мать вашу, о земном и непорочном, о душе и траханье…Раз сама Алисав десять футов – по Кэрроллу, рок -н -ролла, – то размер имеет значение! Сказ, миф о громовержце свирепом и нимфе свирельной!

А паром, апропо, он, братан, в законе, по планктонным понятиям – часть суши, со всех сторон окруженная суками. На деле, конечно, галера, но вохра давно смылась, охра с плакатов слиняла, а никто и не заметил… … Паромская обитель! Куды ж нам плыть, тудыть… Дрейфует, собирается, сосредотачивается… Ползет на Ахерон на всех парах, чего же вотще лежать под паром плоскомирно…, барометр сулит нам крах и швах, и мор, и глад, вброд покоренье тонкошеих перешейков – пророк – поэт и сам не рад…

Я кубооптимист, знаете ли, – засахаренные кры… лья! И наука умеет много гитик, мистик, эзотерик – пропасть интересного впереди! Сего ж эона итог логичен: с расколотого двойными молниями неба спускается из преисподней страшный домик – завод – факела – быдло, руны – нары, грохот – вагнер, зигфридрихард, лающие майна – вира, дымы – пожарища, штурм унд дранг, нахостен – костохрустен – валгалище! И Даня, хлопнув пару стаканов (судьба сверхчеловека), преодолев горячку и аврал, уходит в метель, в покойное никуда с ангельским братцем Алешенькой…

Лепо ли слова лепить без ритма и метра… «Стаканчики граненыя» – безусловно, ведущая мелодия, гран – ария трилогии. Без нее никуда! Экая октава! Но негоже забывать также, что в текст вложена еще и оратория (позовите Генделя, старенького Генделя) – «Блудный сын». Вот, например, как общедоступная «Ариадна на Наксосе» (слышите подмигивающее «на – на – на) – оперка внутри оперы, спектакль – матрешка, так и у (имя автора) евангельская притча от Луки подвигает «полузабытого немецкого композитора восемнадцатого века Маркуса Свена Вебера» сочинить себе либретто и оснастить музчасть. (Имя автора) лукаво и вдохновенно описывает свой апокриф – мистификацию, изобретательно изображает композитора – Вебера, да не того (как Берлиоз у нас не тот), несет благую весть от Маркуса, да и вообще в имени Свена Вебера мне слышится, буберится «Ребе с Вены».

Из рецензии, цитированной последней, воспроизведено всего лишь несколько процентов текста. Пусть те, у кого терпения больше. цитируют дольше. Оценить степень насыщенности отрывка именами собственными мы не решаемся.

Любопытно, что создатель этих фрагментов предъявляет претензии читающей публике, ссылаясь при этом на весьма высокий авторитет.

…По мнению Дмитрия Быкова, у нынешнего читателя просто отсутствует орган восприятия сложных текстов – как отрезало!

Если говорить о текстах ТАКОГО уровня сложности, то надо признать: критик абсолютно прав.

Щ у к а р и

Прибауточный, шутовской стиль, избранный русскоязычными журналистами для повествования о заметных фигурах политбомонда, литературоведы осторожно определяют как странный.

Исходя из показателей лексики и многословия, основоположником стиля можно считать всемирно известного Щукаря. Если бы дедка обучили началам грамоты и переправили с берегов Дона на берега Иордана, он вполне мог бы создать следующие очаровательные зарисовки.

О премьер-министре

Любо-дорого поглядеть, просто гордость национальная одолевает, как в начале этой неделе Эхуд Срульевич «нагида» назначил. «Нагид» – это должность такая, председатель Госбанка Израиля, если по-русски выражаться…

…Эхуд Срульевич не привык отступать. Генерал же все-таки. В смысле, солдат номер раз. Уж коли решил сегодня малыша Кляйна утвердить, стало быть – вперед, в атаку, на врага, сомкнуть строй!

Полунормативное имя отчество, вне всякого сомнения, является высшим достижением публицистического остроумия. Удачная находка была мгновенно растиражирована. Наши журналисты обзывали так премьер-министра не реже, чем в свое время советские коллеги называли Сталина Иосифом Виссарионовичем. Причем, если в СССР отдельные смельчаки позволяли себе сокращать до И.В., то здесь подобные вольности не допускаются.

О депутатах парламента

Шла недавно по коридорам кнессета наша Мариночка…. Не то, чтобы по делам куда-то. Ну, в общем, шла. А навстречу ей Ивет…

…остановились наши парламентарии поболтать. А Ивет – невеселый. Можно даже сказать, опечаленный.

– Что ты, брат Ивет, невесел? Что головушку повесил? – спросила Мариночка, которая всегда воспринимает близко к сердцу проблемы других людей.

– Да все этот госконтролер! – в сердцах ответствовал Ивет.

О замминистра

…посреди одной такой речи Марине понадобилось выйти. Может, в туалет, а может, извините по какой другой женской надобности – кто ее знает. Маничка… …бочком —бочком вышла с президиума…

…И вот через пять минут она опять бочком возвращается, поднимается в президиум, смотрит – а стульчика-то ее мягкого, для нее предназначенного, на месте нет. Начинает искать, а найти не может.

…наша Маша стоит посреди президиума, как не будем говорить что. Хотя некоторые подумали, что это она ту самую прачку символизирует и своей фигурой воплощает культуру израильского быта. Ну и спрашивает шопотом, а где же ее стульчик-то? И тут ей отвечают, что как только она вышла, министр абсорбции… велела стульчик убрать, потому что ей рядом с Мариной сидеть неприятно…

А кто знает – может, ей и вправду неприятно, потому что от Марины пахнет. Русским духом.

Щукарь, безусловно, тоже предпочел бы вариант «вышла с президиума».

О министрессе

…зачем, скажем, министресса абсорбции Юли Тамир поехала в Москву и Новосибирск? Налаживать связи с евреями? Ха-ха, как бы не так. Она туда поехала встречаться либо с Гусинским, либо с Арафатом. Вот задача для детей – кто из них двоих еврей. В смысле – потенциальный репатриант, а не по крови.

И под самой Спасской башней позирует перед фотокамерами наша самая фотогеничная министресса (абсорбции) Юли Тамир, румяная и от мороза чуть пьяная. В роскошном меховом малахае, да и вообще, утепленная со всех сторон.

(В т. ч. с внутренней? Как журналист это установил?)

Да-а-а… Для того, чтобы сделать этот снимок, нашим папарацци пришлось ох как попотеть. Подумайте сами, ведь в Москве подобраться близко к министру (пусть даже израильскому) не так-то просто. Эфэсбэшники вить на каждом углу. Тем более у Спасской башни. На которой бьют часы. Двенадцать раз.

Давала наша Юли интервью… И все там так плавненько, так ладненько. Про новых репатриантов, впрочем, почти ни слова. Но зато о высоких материях – ско-ка хошь! Тут тебе и философия, и политология, и литература, и история. Да к тому же так вычурно, ажурно… Ну, не министр, а просто прелесть.

О другом замминистра

Э. и его свита решили остановиться у какого-то кафе, чтобы перекусить и сходить в туалет. Точнее, в туалет первым отправился Э.

Но пока он проходил через весь зал кафе к заветной двери, его заметили стоявшие у стойки «русские» девушки. И с криком «Ой, живой Э. приехал!» – оставили стойку и побежали в туалет, видимо, желая немедленно с замминистра познакомиться и пожать ему руку.

Девочки, дайте человеку пописать! – громко сказал советник Э. … – А потом, когда он выйдет, вы пожмете ему все, что захотите!

О президенте

«Наш дедушка-президент Вейцман заявил недавно, что ни в какой отпуск не пойдет. Народ в волнении: почему не пойдет, да как же так? А Вейцман им на это: «Президент в отпуске – все равно президент». Умно сказано, кстати.

Но злые языки все равно не перестают спрашивать, почему Эзерка все-таки в отпуск не пошел. И даже ответ свой на этот вопрос предлагают. Потому, говорят, что он еще не успел подписать указ о помиловании гражданина Эзера Вейцмана…

…Если б Бург в отпуск ушел в след за Эзеркой, у нас появилась бы первая в истории женщина-президент… А если б и она отдохнуть решила, у нас бы впервые в истории президентами побывали и араб, и даже новый репатриант. Таким образом полный разгул демократии в еврейском государстве бы получился…»